Ян, прищурившись, смотрит на меня с подозрением. А потом начинает громко смеяться.

– Что?

– Да ты на хуй издеваешься.

– Что?

– Юрий был прав. Ты хотел ее трахнуть.

– Она красивая, было бы странно не хотеть. Но я не дрочил на ее образ, если ты об этом.

– А что сейчас изменилось?

– То, что она в плену у меня в квартире.

– Больше возможностей.

– Нет, – отвечаю четко. – Ничего такого. Она информатор, не более того.

– Тебе же лучше, если будет так. Потому что, Ринат, она должна сказать нам все что знает.

– И она скажет.

– Хорошо.

– Я об этом и хотел спросить. Что мне делать?

– Не ходи голым по квартире.

– Ян, – он смеется. – У тебя хорошее настроение?

– Охуенное. Просто оставь ее у себя. Я дождусь ответа Ризы, а потом по ситуации. Скорее всего, он нападет на границы, а потом соберет всех глав. Там мы и выступим. Точнее, ты и твоя актриска.

– И?

– Он будет требовать возмещения уважения и ущерба. Скажет, что мы насильно удерживаем дочь.

– А она скажет, что это ложь. Думаешь, ей поверят?

– Нет. Поэтому вы поженитесь.

Улыбаюсь, потому что он улыбается тоже.

– Ага…

– Что? Я серьезно.

– Ты серьезно? Что за бред?

– У Ризы есть все основания напасть на меня. Вспомни, когда убили на моих мать и отца? Я пришел на собрание глав и потребовал войны. А потом я потребовал территорию этого ублюдка. Кто-нибудь сказал мне хоть слово против? Нет, блядь. Может, Риза клал на законы о неприкосновенности семей вне бизнеса, но, если этот закон идет ему на руку, поверь, он о нем вспомнит.

– Не знаю, – устремляю взгляд в окно.

– Ты сказал, что она торопилась, выбирая квартиру, будто пыталась спрятаться. Выясни у нее все. Женщины на эмоциях болтливы.

– Я думаю, что вопрос в другом.

– В чем? – усмехается Мор.

– Ты сказал женимся?

– Ну?

– Она меня кастрирует скорее, чем сделает это.

– Мне жаль твои яйца, Ринат. Но у тебя сплошные козыри на руках. Уговоришь.

– Какие козыри?

– Мы ее спасли от участи похуже, чем выйти за тебя замуж. Тем более, это не продлится долго. Действуй.

– Надо было отправить ее к Юрию, – бормочу, встав с кресла.

– Неа. У тебя преимущество в том, что ты с ней уже знаком.

– Да ладно?

– Ага. Юрия она бы просто трахнула, а он был бы и рад.

– А меня она захочет убить, а не трахнуть.

– Вот видишь, мне даже не пришлось тебе ничего объяснять.

– Ладно, я поехал. Пусть док будет готов приехать.

– Хорошо. У нас лазарет пустой.

– Мда, оставалось бы так всегда, – выдаю, задумавшись неосуществимое.

– Так никогда не будет, Ринат, – отвечает Ян. – Не при такой жизни, как у нас.

– Знаю.

По дороге домой я встаю в утреннюю пробку и проклинаю все на свете.

– Откуда вы беретесь все в утро воскресенья? – бью по рулю, не двигаясь уже больше десяти минут.

Оказываюсь в квартире еще через час, по пути зайдя в кафе, где обычно беру завтрак. На этот раз я беру два.

Черт знает, что она там ест. Хотя сомневаюсь, что девушка проснется так рано.

Войдя в свой дом, он почему-то уже показался мне не таким, как вчера.

Здесь не было чужого запаха, здесь не было даже обуви на пороге, потому что Алсу была босиком, когда мы ее спасали. Возможно, все дело в том, что я знал о ней… А может, это воздух сотрясался от ее дыхания там, за стеной.

Поставив пакеты у самого входа, я снял обувь и прошел в гостевую комнату, где была девушка.

Я не стал закрывать ее, это неразумно. А сейф она вряд ли найдет, как и пароль к нему. Приоткрыв дверь, я не разглядел ее в темноте, и мне пришлось позволить полоске света скользнуть внутрь. Она лежала, скрутившись в клубок ровно в центре кровати.

Алсу зашевелилась, будто снова зная, что за ней наблюдают, и я тут же поспешил выйти оттуда.

Съев свой завтрак, так как я был все еще голоден и, выпив вторую порцию кофе за это утро, я отправился в свою спальню.

Переоделся в плавки, свободные трико и майку. Затем на всякий случай написал записку, что я на фитнес-этаже, и ушел.

Встав у бассейна, я надел шапочку для плавания и нырнул.

Мои легкие будто расширились. Мышцы расслабились, затем напряглись. Я сделал короткий вдох и оттолкнулся от стены.

Я был в своей стихии.

Ничего так сильно я не любил, как плавание.

Уложившись в тридцать минут до того момента, как мои мышцы стали слегка подрагивать, я вылез и пошел в душ. Одевшись, я оказался на предпоследнем этаже, так как самый верхний шел с выходом на крышу, а я этого не любил.

В квартире было по-прежнему тихо.

Я прилег на диван и включил телевизор, затем вырубился.

Часы показывали двенадцать. Я не воспринимал такой сон хорошо. Если проснулся утром, то проведи этот день с пользой. Сегодня все шло к черту. И я не хотел, чтобы так было каждый день, пока она тут.

Завтрак на столе в кухне стал ледяным. Но у меня есть микроволновка. Однако есть круассаны в обед? Не уж, увольте.

Сделав двойной заказ в ресторане, я пошел в комнату к моей внезапной гостье. Плотные черные шторы не пропускали ни капли света.

И я поступил как этим утром.

Алсу лежала в другой позе, на подушке, а не в центре кровати.

– Я же сказала, чтобы ты не пялился на меня, когда я сплю, – прохрипела девушка и я выдохнул.

Глава 8

Алсу

Когда ты живешь с отцом тираном, абьюзером и просто ублюдком, твой сон сам по себе становится чутким. У меня был такой.

Мама старалась кричать не очень громко, когда у него было «настроение» почесать кулаки о ее тело.

Это были страшные дни.

В основном это заранее чувствовалось за ужином. Напряжение. Взгляды. Даже воздух пропитывался ее страхом, а следом и моим.

От отца веяло агрессией в такие вечера.

После ужина я старалась быстро утомить себя и лечь спать. Мама входила и стояла на пороге моей спальни, отчего я просыпалась как-то автоматически, предчувствуя беду.

Потом она закрывала меня на ключ и прятала его в цветочном горшке и уходила в их спальню.

Когда у меня появился плеер, а потом и телефон, я выжимала максимальную громкость. Не потому, что слушать было невозможно, хотя отчасти это было еще одной причиной. Было невозможно слушать и не сметь помочь.

Когда ее тело достаточно выздоравливало, он делал это снова.

Я представляла, как пускаю пулю ему в голову из его хваленого револьвера каких-то там годов.

Он вытаскивал его, когда отчитывал за что-то и постоянно говорил: «Если бы ты была сыном, я прострелил бы твою ногу или руку из этой пушки. Но ты нужна для бизнеса. Люди не будут желать иметь покалеченную дрянь».

Иногда в своих мыслях я толкала его с края террасы нашей высотки и смотрела вниз. Пока его проклятое тело не столкнется с землей и не расшибется в фарш, пролетев двадцать этажей.

Я ненавидела своего отца. А он ненавидел меня. По правде, он ненавидел всех.

Когда я спросила у мамы, почему она смотрит на меня спящую. Ответ был прост.

«Каждый раз, когда я иду туда, я боюсь, а может быть надеюсь, что это будет моя последняя ночь. И если это так, то я хочу умирать и видеть тебя перед глазами, а не его лицо».

В ту ее последнюю ночь так и получилось.

Мама вошла ко мне. Долго смотрела на меня. Дольше обычного. Закрыла дверь. А утром меня никто не отпер. Я знала причину, поэтому не стучала и не просила, чтобы меня выпустили.

Я не люблю, когда на меня смотрят, как это делает сейчас он.

Подняв голову, я посмотрела на мужчину в дверях и снова легла.

– Который час?

– Уже обед.

– У меня болит голова, – я перекатилась, чтобы быть немного выше и наблюдать в поле зрения Рината.

– Док уже в пути.

– Мне нужно в нормальную больницу, а не твой «док».

– Он работает в больнице.

– О, а может, его руки делают рентген?

– Может, мне у него спросить?

Я посмотрела на этого идиота и фыркнула, когда он подходил к окну и отдергивал одну из штор в сторону и позволял свету заполнить комнату.

– Вижу, тебе уже лучше.

– Мне лучше, когда я одна.

– Мило. Я заказал обед.

– Приятного аппетита.

– Нам двоим, – сказал он так просто, направляясь к двери.

– Если я делю трапезу с мужчиной, то это потому, что он мне нравится, а может, потому, что я планирую с ним переспать или вообще люблю, – он широко улыбнулся, повернув голову. – Принеси обед мне в комнату.

– Как знать, может, ты захочешь со мной переспать, – после этого Ринат вышел из комнаты.

– Придурок, – крикнула уже в закрытую дверь.

Поразительно каким профессиональным он казался, когда делал вид, что подбирает мне квартиру.

Я пролежала в одиночестве еще минут двадцать.

В основном думала о том, что меня ждет. Какой смысл думать о том, что было там, в гостиничном комплексе?

Как ни крути, для каких бы целей ни спасли меня Мор и команда – они меня спасли.

Получить пулю и умереть – одно дело. Умирать от насилия другое.

Так как доктор все не ехал, я встала с кровати, ощутив головокружение, и поняла, как сильно голодна.

Сходив в туалет и на всякий случай посмотрев в зеркало, я поняла, что мне не стоит туда смотреться еще недели две.

У меня был огромный синяк на пол лица, опухшая нижняя губа и отекшая щека. В довершение лохматые волосы в засохшей крови.

– Класс, – показала себе в отражении большой палец и затолкав боль поглубже пошла на выход.

Я не люблю себя жалеть. И сейчас не буду этого делать.

Я вышла в небольшой, но темный коридор и направилась к свету, исходившему из гостиной. Что это была она, я поняла, как только оказалась там.

Великолепная комната.

Темная мебель. Темные обои.

Интересно, почему зеленый и черный?

Преодолев гостиную, я завернула за угол и попала на кухню, в центре которой была стойка для завтраков, объединенная с кухонным гарнитуром.

Ринат стоял там и разбирал пакеты с едой, вытаскивая контейнеры с маркировкой ресторана.

– О, ты уже решила насчет меня? – отвлек меня мужской голос от голодных взглядов на суп, мясо и салат.

– Насчет тебя? Ты о чем?

– Я тебе нравлюсь или ты хочешь со мной переспать? Боюсь, что для любви, ты меня еще плохо знаешь. Я даже поспорил сам с собой, теперь думаю, какая версия в итоге победит.

Ах вот что. Он, оказывается, шутник.

Отлично.

– Я подумала и пришла к такому выводу. Люди питаются на помойках. Доедают остатки продуктов и при этом им плевать, кто сидит напротив: кот-голодранец или такой же голодный, как он, кто оказался на улице по только ему известной причине. В итоге решила потерпеть.

Ринат замер и посмотрел на меня странным взглядом. У него были узкие глаза, но он не азиат, это ясно. И они не совсем раскосые. Скорее маленькие и… да, узковатые. Возможно, он, как и я татарин. Но сейчас эти глаза стали шире, а губы растянулись в его причудливой ухмылке.

Это выглядело тоже странно. Весь он, в домашних штанах и майке, а не в костюме, котором я видела его при каждой нашей встрече. Сейчас его волосы были в полном беспорядке, а не аккуратно зачесаны подстать костюму от Армани или Гуччи. И я не знаю, почему меня это сбивает с толку.

– Как видишь, тебе повезло, Алсу.

– Это чем же, – подошла ближе и села на барный стул, не переставая следить за его руками и тем, как его длинные пальцы открывают крышки, выпуская дивные ароматы пищи.

– Перед тобой сижу я, а не бродячий кот или бомж.

– Ну это, как посмотреть, – пожала плечами, потому что спор совершенно дурацкий выходил. – Можно уже поесть?

Он кивнул, даже не огрызнувшись в ответ, и просто поставил передо мной суп, а рядом положил ложку.

– Приятного… аппетита, – проговорил он, когда я уже принялась за еду.

– Прости, я ужасно голодна.