– Давно ли ты, сестрица, слышала, как воют волки?

Его вопрос заставил ее легкость и беззаботность вмиг улетучиться.

Красивое лицо нахмурилось и ожесточилось.

– Недавно слышала.

Ее очи загорелись лиловым магическим огнем, подобно тому, как ранее ультрамариновым зажглись глаза Яна. И взор Валентины сейчас запылал ненавистью.

– Поганые волколаки, – внезапно выругалась она.

Я подметила чрезмерную жесткость ее суждения. Такая злость по отношению к ним свойственна немногим. Вряд ли у Гая она была столь же яркой. Эмоции Валентины к волколакам казались личными. Как у любого цмока, согласно преданиям.

Всматриваясь в фиолетовые мерцающие крапинки ее радужек, я приходила к выводу, что ошиблась. Вероятно, Валентина и Ян находились в более близком родстве, чем мне подумалось ранее, а рыжий цвет ее прядей, совпадающий с оттенком волос Гая, – просто-напросто совпадение.

Валентина – не дочь Велеса. Она – цмок. А лиловые глаза… Готова поспорить, что цвет ее драконьего обличья будет точно таким же. Кстати, они сами выбирали оттенки? Значило ли это, что Константин – тот, кого люди называли Кощеем – предпочел красные глаза?

Встрепенувшись, Валентина помотала головой, потушила фиолетовое пламя и проронила безмятежным тоном, вероятно, наигравшись в капризную обиженную девчонку:

– Надеюсь, тебе есть что рассказать по поводу волков. – И начала спускаться по ступеням.

Подошла к брату и потянулась к нему навстречу. Они обнялись быстро, но крепко. Таким же образом Валентина поприветствовала и Гая, а я услышала, как она шепнула ему на ухо, что к нему конкретно: «Никаких претензий нет».

Гай весело рассмеялся. Наверное, с Гаем, который жил в нави, они виделись чаще, и он иногда ее навещал.

Отступив на шаг, она остановила взгляд на мне. Валентина впервые обратила на меня внимание, как будто я только что здесь появилась.

– А это кто? – звонко прощебетала она. – Мой извинительный подарок? Что мне с ней делать – играть, переодевать?

Я искренне не понимала, шутит она или говорит серьезно, но она весьма воодушевленно изучала меня с головы до пят, похоже, не упуская ни единой детали моего грязного, измученного и потрепанного облика.

– Она человек, а не игрушка, – строго заметил Ян. – Ее зовут Ава, и она мой друг.

Когда речь зашла обо мне, Ян сразу же стал собранным, его голос сделался повелительным, и я уловила в нем возникшую тревогу – классические симптомы проявления привычной чрезмерной опеки надо мной.

– Какая-то она совсем некрасивая, – нахмурившись, сморщив на секунду аккуратный носик, бросила Валентина.

По моему телу мгновенно пробежал жар – меня сковала неловкость.

– Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась, – продолжил Ян. – Прямо сейчас. Найди, во что ей переодеться и отведи в ванную. И проследи, чтобы никто из твоих нечаянно затерявшихся в коридорах гостей ее не съел. – Он сурово посмотрел на сестру в упор и добавил, вложив в сказанное властные нотки и тем самым демонстрируя свою значимость: – Ава очень важна для меня. Ты поняла?

Как ни странно, но Валентина покорно кивнула. Не отшучиваясь, не вздумав язвить.

В их пристальных взглядах я увидела нечто… непостижимое. Но вскоре я нашла ответ. Ян и Валентина все время поддевали друг друга, но я понимала: их братско-сестринская привязанность – гораздо крепче, чем в принципе могло показаться.

Они относились друг к другу с большей серьезностью, чем можно было предположить. Возможно, у них имеются разногласия. Но они… между ними есть прочная, хоть и замысловатая связь.

Неожиданно Валентина потянулась ко мне и коснувшись меховой накидки, взяла под руку и вывела из ступора. А после принялась подниматься по ступенькам крыльца, увлекая меня за собой.

– Кто-то уже пытался тебя съесть? – вопросила она тихим и веселым голосом, не сбавляя шага.

Я не успела ничего ответить, оборачиваясь, осознавая, что Кинли остался рядом с Гаем. Мой маленький дракон устал, как и я, и наверняка давно проголодался.

Гай кивнул мне на прощание, словно читая мысли. Повернулся к Яну, и они продолжили разговор, которого я уже не слышала.

Спустя несколько секунд я очутилась в просторном холле. Полумрак рассеивало пламя настенных факелов, и мне тотчас бросилась в глаза диковинная люстра в форме крупной металлической птицы с зажженными свечами и лестница, устланная мягким ковром, подножие которой наполовину скрывали плотные бархатные шторы.

Два камина стояли друг напротив друга, а рядом располагалось несколько запертых дверей. Я обратила внимание на подсвечники, расставленные повсюду. Они были сделаны в виде животного, изображенного на гербе у самой крыши замка. Теперь, вблизи, я различила, что существо – не дракон, а обычный черный орел, как ни парадоксально.

– Дай подумаю, кто хотел тобой полакомиться, – тараторила Валентина, невзирая на то, что я не ответила ей ранее. – Дай-ка минутку… Считай до трех, а я угадаю, о ком речь. Раз, два, три – Константин, верно? Ты что, уже знакома с ним?

У нее была нетривиальная манера общения. Возможно, ей нужен не собеседник. А лишь тот, кто будет ее слушать. И это довольно удобно, ведь никакой энергии для поддержания светской беседы у меня не осталось. В лучшие дни я бы с радостью сама заболтала кого-нибудь до смерти.

– Да, – только и выдавила я в ответ. – Познакомились.

Мы шли по лестницам и коридорам, и я с трудом запоминала путь.

– Знаешь, он более безобидный, чем кажется. Депрессивный? Да. Мрачный? Вынуждено. Видок у него тот еще, конечно!

Я мимолетно задумалась о Константине. Любопытно, где же он? Не угодил ли в беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками?

Хотя и он, образно говоря, сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне – он же пытался меня обидеть, навредить. Правда, спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у болота, но ранее похитил, собирался лишить жизни и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный таинственными видениями и фантазиями о некоей человеческой девушке.

– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в комнату. – Баба-яга.

– О-о-о!.. – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.

Комната представляла собой проходную: кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две картины, здесь ничего не было.

Валентина направилась дальше и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я наконец-то смогу отдохнуть.

Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, достигающих потолка, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с зеркалом, мягкие кресла у камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему, и комод, на котором горели свечи, – тоже небесно-голубого оттенка.

Одним резким мановением руки в сторону очага Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – не возникало.

Глаза уперлись в двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами. Стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованые грифоны. Стрелки застыли, никуда не двигаясь.

Но, не давая мне здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я кинулась за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.

Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином. Справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате имелась и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу.

А еще я заметила две двери, ведущие в какие-то дополнительные помещения, и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.

Дракониха принялась стремительно открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно, вернулась и положила на кровать, вероятно, рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму грязную одежду и вымою перепачканное тело.

Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белым воротником-стойкой, обрамляющим плечи. Рукава едва доставали до локтей.

Между тем Валентина разместила на кровати второе одеяние – напоминающее нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я живо вообразила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.

– Я не уверена, – пробормотала я нерешительно.

– Тебе не нравится? – вопросила она.

Я была вынуждена признаться:

– Как-то уж слишком.

– Это – мое лучшее платье. Надевай… или я обижусь. – Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, Валентина заявила без малейшего намека на доброжелательный тон: – Со мной лучше дружить.

Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием время от времени полунамеком напоминала всякому. И я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Чувствовалось в ней нечто противоречивое.

Возражать теперь я не собиралась, поэтому промолчала и позволила ей пропасть в соседнем помещении, вероятно, в ванной комнате.

Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая мигом почти закипела: вот что мне было нужно.

Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго. Когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удививши себя, схватила ее за руку.

– Та девушка, – начала я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.

Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.

– Роксолана?

Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в доме.

– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила глухим голосом: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно, в ситуациях, которые для него важны.

Валентина явно растревожилась. Эта взбалмошная и вроде бы легкомысленная девушка оказалась весьма уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона для нее ценна? Либо волновалась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, а в его душе царил покой, будто ничего не случилось.

Валентина знала брата несравнимо дольше, чем я, но и мне отлично известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь запертой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, однако о некоторых вещах никогда и никому не собирался говорить.

Или не решался – слишком долго.

Он вечно отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или приобретенным воспитанием?

– Он любил ее, – шепнула я.

– Любил? Ян? – недоуменно встрепенулась Валентина. Будто «любовь» – в принципе не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна для него. Как и для всех остальных. Полудракон являлась одной из нас.