От судьбы нашего бизнеса зависит судьба нашей семьи – так уж у ирландской мафии повелось.

Дин что-то знает о криминальных связях Гриффинов – сложно не знать, когда наша семья уже двести лет возглавляет ирландскую мафию в Чикаго.

Но он не понимает, что это значит на самом деле. Для Дина это какая-то занимательная семейная история, вроде того как люди рассказывают, что они потомки Генриха VIII. Он понятия не имеет, насколько велики масштабы организованной преступности в Чикаго.

В этом и проблема устройства моей личной жизни. Хочу ли я, чтобы мой парень пребывал в полном неведении относительно изнаночной стороны этого города и ничего не знал о том, какую важную роль играю я в защите интересов моей семьи? Или я хочу встречаться с кем-то «изнутри», кто работает на моего отца, сносит бошки и закапывает тела? С кровью под ногтями и пистолетом наготове?

На самом деле я не хочу ни того, ни другого.

И не только поэтому.

Я не верю в любовь.

Я не отрицаю ее существование – я видела, как она случалась с другими. Просто я не верю, что она когда-нибудь случится со мной.

Моя любовь к семье – как корни дуба, часть дерева, необходимая для жизни. Она всегда была, есть и будет.

Но любовь романтическая? Я никогда ее не испытывала. Возможно, я просто слишком эгоистична для этого. Я не могу представить себе любить кого-то больше, чем собственный комфорт и устроенный быт.

Подчиняться кому-то, делать что-то для его удобства в ущерб своему… нет уж, спасибо. Я едва могу допустить такое даже по отношению к членам моей семьи, так с чего бы мне делать какого-то мужчину центром своей вселенной?

Я собираю портфель. Перед уходом я пробираюсь в грязный, захламленный кабинет Джоша и забираю с его стола договоры купли-продажи. Я начала работу над ними и собираюсь ее закончить, что бы там ни говорил дядя Оран. Он даже не заметит – я разберусь с документами раньше, чем Джош вообще до них добрался бы. Ощущая приятную тяжесть в портфеле, я покидаю офисное здание на Ист-Уокер-драйв и иду домой пешком, ведь мой жилой комплекс всего в четырех кварталах отсюда.

Этим летом я купила квартиру в новехоньком здании с великолепным фитнес-центром и бассейном. Еще там есть консьерж, а из окна моей гостиной открывается восхитительный вид с высоты двадцать восьмого этажа.

Раньше я жила в особняке моих родителей в Голд-Косте. Их дом такой огромный, что там всем хватало места, и причин съезжать просто не было. К тому же было удобно жить в одном доме, чтобы в любой момент обсудить вопросы, связанные с семейным бизнесом.

Но затем Кэл женился, и они с Аидой переехали в собственное жилье. Несса тоже поселилась у Миколая, и я осталась один на один с родителями и горьким чувством, что мои брат и сестра меня бросили.

В отличие от них, я не собираюсь связывать себя узами брака, но переехать мне ничто не мешало.

Именно так я и поступила, купив квартиру в жилом комплексе. И я ее обожаю. Я обожаю тишину и простор, окружающие меня. Впервые в жизни я сама по себе, и мне это нравится.

Я машу Рональду, консьержу, и поднимаюсь на лифте в свою квартиру. Там я снимаю пиджак, блузку и брюки-слаксы и переодеваюсь в слитный купальник. Затем беру водонепроницаемые наушники и отправляюсь к бассейну.

Бассейн находится на крыше здания.

Летом атриум над головой открыт, чтобы можно было купаться под звездами. Зимой он закрыт от непогоды, хотя через стекло все равно видно небо.

Мне нравится лежать на спине и плавать туда-сюда, глядя вверх.

Обычно я единственная, кто плавает в бассейне в такое время. Вот и сегодня здесь тихо и сумрачно, и единственный звук, который можно услышать, – это плеск воды о бортик бассейна.

Тут пахнет хлоркой и кондиционером для белья от стопок свежих полотенец, разложенных на шезлонгах. Включив плейлист для плавания, я кладу телефон на один из стульев.

Я уже собираюсь нырнуть, когда понимаю, что забыла убрать волосы. Обычно я заплетаю косу и прячу ее под шапочку для плавания, чтобы не пересушить хлоркой. Рыжие волосы требуют особого ухода.

Но после работы я не распустила волосы, и они по-прежнему собраны в шиньон и заколоты шпилькой.

Мне не очень хочется тащиться обратно в квартиру. От одного купания без шапочки ничего не случится.

Я вытягиваю руки над головой и вхожу в воду изящным прыжком. Я плаваю в бассейне туда-сюда, слушая в наушниках «California Dreamin’».

На мне очки для плавания, так что я смотрю сквозь ярко-голубую воду, подсвеченную снизу лампочками. Я замечаю в углу бассейна какие-то темные очертания – должно быть, кто-то уронил туда спортивную сумку или сумку с полотенцами.

Перевернувшись, я ложусь на спину и смотрю на стеклянный потолок. Он напоминает мне викторианскую оранжерею – стекло разделено пополам металлической решеткой. За стеклом я вижу черное небо и бледный мерцающий диск почти полной луны.

Пока я смотрю наверх, что-то сжимается вокруг моего горла и утаскивает меня под воду.

Тяжелым якорем меня неумолимо тянет вниз, на самое дно.

От изумления я вскрикнула, и теперь в моих легких почти не осталось воздуха. Я брыкаюсь и сопротивляюсь этому нечто, схватившему меня. Вцепившись в то, что сжимает мое горло, я ощущаю пористую «кожу» поверх твердой плоти.

Мои легкие горят от нехватки воздуха, они кажутся плоскими и спущенными. Тяжесть воды в бассейне давит мне на барабанные перепонки и на грудь. Я слегка оборачиваюсь и вижу черные ласты, болтающиеся у моих ног, и две руки в гидрокостюме, крепко обхватывающие меня.

Над правым ухом я слышу дыхание респиратора. Это дайвер. Меня пытается утопить человек в водолазном костюме.

Я пытаюсь пнуть или стукнуть его, но незнакомец держит меня обеими руками, сжимая, как анаконда. Вода ослабляет силу любого моего удара, который я направляю на противника.

Перед глазами начинают плясать черные точки, воздух в груди заканчивается. Мне отчаянно хочется вздохнуть, но я знаю, что мое горло наполнится лишь хлорированной водой.

Я тянусь за спину и хватаюсь, как я надеюсь, за респиратор. Дернув изо всех сил, я вытаскиваю его изо рта незнакомца. Мимо меня понимается вверх струйка пузырьков. Я надеялась, что это заставит дайвера меня отпустить, но он даже не пытается вставить респиратор обратно. Он знает, что у него в легких куда больше воздуха, и будет держать меня, пока я не утону.

Я чувствую, как моя грудь тяжелеет, а тело пытается сделать вдох, хочу я того или нет.

Последним отчаянным движением я выдергиваю заколку из своей прически. Перевернув ее, я втыкаю шпильку в горло незнакомцу, прямо туда, где шея переходит в плечо.

Сквозь маску дайвера я вижу темные глаза, наполненные яростью.

И я чувствую, как ослабевает хватка, лишь на секунду, когда незнакомец вздрагивает от шока и боли.

Прижав колени к груди, я изо всех сил пинаю его тело, вырываюсь из хватки, отталкиваюсь от дайвера и пулей выплываю на поверхность.

Высунув лицо из воды, я делаю глубокий отчаянный вдох, и он кажется мне самым восхитительным в жизни. Я вдыхаю воздух до боли.

Гребя изо всех сил, я плыву к краю бассейна, молясь не почувствовать его ладонь вокруг лодыжки, вновь утягивающую меня вниз.

Схватившись за бортик, я подтягиваюсь и, не останавливаясь, чтобы схватить телефон, не тратя времени даже на то, чтобы обернуться, несусь по скользким плитам к выходу.

Спуститься с крыши можно двумя способами: на лифте и по лестнице. Я выбираю второй, не желая рисковать тем, что одетая в черное рука просунется между дверями лифта как раз в тот момент, когда они вот-вот закроются. Вместо этого я сбегаю на два лестничных пролета вниз, а затем выскакиваю в покрытый ковром коридор и стучусь в двери квартир, пока одна из них не открывается.

Я вваливаюсь в незнакомую квартиру, захлопываю за собой дверь и закрываю ее на замок.

– Эй, какого черта?! – кричит хозяин.

Это полный мужчина лет шестидесяти, в очках и офисном костюме, уже успевший сменить туфли на пушистые тапочки.

Он не сводит глаз с моего купальника и воды, стекающей на его ковер, слишком обескураженный, чтобы сказать хоть слово.

Переведя взгляд на диван в гостиной, я вижу женщину примерно того же возраста. Своим вторжением я застала ее посреди поедания миски с мороженным, ложка замерла у ее рта. В телевизоре хнычет какая-то блондинка, не зная, получит ли она розу или отправится домой.

– Что… что происходит? – запинаясь, спрашивает мужчина. Он больше не злится, осознав, что что-то не так. – Нам вызвать полицию?

– Нет, – на автомате отвечаю я.

Гриффины не втягивают полицию в свои проблемы. Более того, мы делаем все возможное, чтобы избежать общения.

Я жду с колотящимся сердцем, слишком напуганная, чтобы даже выглянуть в глазок – вдруг дайвер последовал за мной и только и ждет за дверью, когда мой глаз покажется в глазке, чтобы выстрелить прямо в него?

– Если можно воспользоваться вашим телефоном, я бы позвонила своему брату, – говорю я.

Рейлан

Я лежу неподвижно в потайном дне воза и чувствую, как он подпрыгивает на грунтовой дороге, а затем останавливается у ворот огороженной территории «Боко Харам»^[5].

Повстанцы скрываются здесь уже неделю, с тех пор как взяли под контроль этот участок земли недалеко от озера Чад. У нас есть информация, что Юсуф Нур въехал на территорию лагеря прошлой ночью. Он пробудет здесь всего двенадцать часов, а потом снова отправится в путь.

Я слышу, как Камбар начинает спорить с охранниками из-за повозки с рисом, который он привез, торгуясь и требуя, чтобы ему выплатили все обещанные шестьдесят шесть тысяч найр, и ни кобо^[6] меньше.

Мне хочется придушить его за то, что он мелочится, но я понимаю, что было бы более подозрительно, если бы мужчина не стал торговаться. Однако по мере развития спора Камбар начинает угрожать, что сейчас развернется и уедет со своим басмати^[7] домой, и я едва сдерживаюсь, чтобы не постучать в доски над головой и напомнить ему, что попасть на территорию нам важнее, чем заработать деньги.

Наконец охранники соглашаются на цену немногим ниже, чем хотел Камбар, и я чувствую, как повозка кренится, когда мы въезжаем на территорию повстанцев.

Лежать здесь – настоящая мука: тут жарче, чем в аду, и я чувствую себя уязвимым, хоть мы с Бомбистом и вооружены до зубов. Кто угодно может облить воз бензином и поджечь его прежде, чем мы смогли бы вырваться наружу. Если Камбар нас предаст.

Мы работаем с ним уже два года, обращаясь периодически за помощью, так что мне хочется думать, что я могу доверять этому парню. Но я также знаю, что Камбар способен на многое, стоит лишь назвать нужную цену. Я и сам платил ему за многое.

К счастью, на территорию повстанцев мы въезжаем без проблем. Камбар подъезжает к баракам, которые, по всей видимости, представляют собой кухню, и начинает выгружать рис.

– Надеюсь, это воняет корова, а не ты, – шепчет мне Бомбист.

Мы уже три часа лежим тут в тесноте, словно двое влюбленных в одном гробу, и это определенно не та степень близости с Бомбистом, на которую я когда-либо рассчитывал.

Он неплохой парень – не слишком, правда, умен, отвратительно рассказывает анекдоты и к тому же сексист, но настоящий работяга, и я могу положиться на него, когда дело доходит до следования плану.

Нас наняли, чтобы убить Нура, главу местной группировки «Боко Харам», который свирепствует на северо-востоке Нигерии, пытаясь воспрепятствовать демократическим выборам и установить собственное теократическое государство. С собой во главе, разумеется.

Нур берет сотни заложников и убивает их, если города отказываются открыть ему ворота или выплатить неслыханные суммы выкупа, которые требуют террористы.