Глядя куда-то ему в шею, Мия кивнула. Бакстер напряженно закрыл глаза. Ощущение собственной несостоятельности было почти невыносимым.

Глава 3
Прошлое – под замок

Мия уснула на диване. Бакстер прошел в кабинет и попытался отвлечься работой. Минут сорок разгребал непрочитанные электронные сообщения. Часть задач он перекинул подчиненным, остальные распределил в порядке значимости. До недавних пор Бакстер считал себя гением многозадачности. До Софии, конечно, ему далеко, но он с легкостью управлялся с полусотней проектов одновременно. Проблемы с Мией, однако, выбили его из колеи, ситуация вышла из-под контроля, и вопросы порой приходилось решать в авральном режиме.

В конце концов, по-настоящему Бакстера волновало лишь благополучие собственной дочери. Внутри у него все кипело, когда ему говорили, что дети легко приспосабливаются к новым обстоятельствам. Он должен сделать все возможное, чтобы сама необходимость приспосабливаться в жизни дочери не возникала. И если он не найдет решение в ближайшее время, эта внутренняя буря, вероятно, доведет его до сердечного приступа, признаки которого в виде жжения в грудной клетке он ощущал с некоторых пор.

Закончив с делами, Бакстер вбил в поисковую строку словосочетание «тревожное расстройство», и на него обрушилась бездна информации. Все источники сходились во мнении, что тревожное состояние – нормальная реакция организма на стресс. Этого добра в его жизни хоть отбавляй. В поисках лекарства от напасти он сразу отмел предложение обратиться к врачу и сосредоточился на советах, в основе которых лежал более комплексный подход: больше ходить пешком, проводить время на природе, чаще смотреть на небо, медитировать.

Потом Бакстер прочел статью о том, что сокращение рабочего дня повышает эффективность труда. Он уже приготовился выбросить свой ноутбук куда подальше, как вдруг в углу экрана всплыло уведомление о новом сообщении. Сообщение пришло от «23эндМи», компании по генетическому тестированию. Речь шла о проблеме с паролем – его, кажется, взломали.

Бакстер снова окунулся в пучину болезненных воспоминаний. София решилась на тестирование незадолго до смерти. За день до их знакомства она узнала от матери, что является неродным ребенком в семье. Приемные родители забрали ее из женского монастыря под Мадридом – отец занимал дипломатическую должность в американском посольстве в Испании.

Затея найти биологических родственников была обречена на провал. Сначала София связалась через переводчика с монастырем. Помочь там ничем не смогли, ссылаясь на тайну усыновления. Потом София и Бакстер зарегистрировались через его ящик на сайте и сдали тесты. Анализ ДНК Бакстера выявил английские и ирландские корни, что, впрочем, было вполне ожидаемо. У него даже нашлась парочка дальних родственников, которые тоже прошли тестирование. Опасаясь, что предрасположенность к алкоголизму, наркомании и насилию передается с генами всем членам семьи, он решил не искать с ними встречи.

У Софии преобладали иберийские гены, то есть гены выходцев из Испании и Португалии, что вполне вписывалось в историю ее удочерения. Однако никаких родственников не обнаружилось, семейное древо не дало ни одной веточки. Несмотря на все старания, отыскать ее биологических родителей не удалось. Она ничего не знала о своих корнях, и для нее это была больная тема.

Наверное, такой же потерянной чувствовала себя сейчас Мия.

Бакстер пошатнулся от наплыва чувств. Ему представилось лицо Софии, и сердце затопила нестерпимая боль. Нет, нужно взять себя в руки. Забот и так хватает. Он решил не откладывать вопрос с паролем в долгий ящик и, зайдя на сайт, сразу попал на страницу Софии, о чем свидетельствовала надпись в верхнем правом углу экрана: «София Шоу». Бакстеру стало интересно, появились ли новые иконки на ее семейном древе, хотя и понимал, что дорога воспоминаний – путь в никуда.

Он уже решил закрыть ее аккаунт, когда его внимание привлекло уведомление: «У вас новое сообщение от родственника».

Как бы Бакстер ни сопротивлялся в тот момент, любопытство взяло верх. Уж очень велик был соблазн довести до конца поиски, которые они затеяли много лет назад, и, наконец, узнать тайну происхождения Софии, даже если ей уже не суждено было ощутить вкус этой победы. Все равно теперь уже не выбросить увиденное сообщение из головы. Игнорируя возражения внутреннего голоса, он его открыл.

Письмо написала некая Эстер Арройо.

Бакстер оторвал взгляд от монитора и посмотрел на стену. Еще не поздно закрыть компьютер и уйти. Потом вернуться, на холодную голову удалить аккаунт и жить дальше.

Но более мощная сила – возможно, любопытство или даже надежда – толкала его в другом направлении. Бакстер еще не решил, как быть, а взгляд уже скользил по строкам письма: «Добрый день, София! Меня зовут Эстер Арройо. Я получила сообщение о том, что мы являемся родственниками. Я ищу свою дочь, которую отдала на удочерение в Мадриде в 1982 году. Кажется, это вы».

У Бакстера перехватило дыхание. Мадрид. Его первым порывом было позвонить Дотти. Может быть, совместными усилиями они смогли бы приблизиться к разгадке тайны. Но Дотти скрыла факт удочерения от Софии, и эта тема по-прежнему оставалась для нее болезненной. Приемная мать Софии вынуждена была во всем признаться только после того, как узнала о планах Софии пройти тест ДНК для выявления возможных родственников. Ничего хорошего возвращение к этой теме не сулило. Более того, Дотти и так не особо интересовалась жизнью Мии, а после звонка Бакстера могла отстраниться окончательно.

Дотти вышла замуж в четвертый раз, переехала в Санта Йнез Вэлли и, подобно матери Бакстера, потеряла всякий интерес к реалиям внешней жизни. Да, она приехала на похороны и даже жила с ними одну неделю, но потом уехала на Запад и постепенно отдалилась от них. Хорошо, если не забывала прислать Мии подарки два раза в год – на день рождения и на Рождество.

Собравшись с духом, Бакстер открыл личную страницу Эстер и вздрогнул, словно от удара молнии. Тоска по любимой женщине, которую он потерял, вырвалась наружу. Это было равносильно тому, как если бы у водолаза-любителя неожиданно закончился в баллоне воздух и он пулей вылетел на поверхность.

Прямо на него смотрела смуглая женщина с черными с проседью волосами, чьи карие глаза взирали на него каждый день с лица Мии, и каждую ночь во сне – с лица Софии.

– Ничего себе! – удивилась Мия. – Кто это? Вылитая мама.

Бакстер застыл от неожиданности.

Мия подкралась незаметно и села рядом с ним.

Прежде чем закрыть ноутбук, Бакстер успел прочитать текст под фото женщины: «Ищу свою дочь. Она родилась 3 ноября 1982 года. В тот же день я отдала ее на удочерение в монастырь Санта Мария».

Мия положила руку ему на плечо.

– Пап, кто это?

– Да так, никто, – быстро ответил он. У Бакстера было чувство, что его застали за перемалыванием праха Софии. Он закрыл ноутбук. – Ты ее не знаешь.

– А почему она похожа на маму?

– Не особенно-то и похожа, – сердце грозило выпрыгнуть из груди. Во рту пересохло. Бакстер не хотел снова обманывать дочь, особенно после всего, что случилось сегодня. Но вряд ли он найдет нужные слова, чтобы рассказать эту историю Мии.

– А я говорю, похожа. Смотри. – Мия подцепила пальчиком крышку ноутбука.

– Не открывай! – резко одернул ее Бакстер

– Да я просто хотела на фотку глянуть…

Собственный тон подействовал на него отрезвляюще. Нельзя ничего от нее скрывать. Просто на сегодня, наверное, секретов достаточно…

Бакстер взял дочку за руки и, посмотрев прямо в глаза, промолвил:

– Это мои дела и мой компьютер. Ясно? Так, что у нас на ужин сегодня?

Ответ отца Мию не устроил, но упорствовать она не стала.

Спустя некоторое время Мия зашла на кухню.

– Пап, у меня не выходит из головы фотография той женщины.

Бастер стоял у стола и нарезал ломтиками купленный накануне запеченный окорок. Этот продукт стал для него открытием – палочкой-выручалочкой и неизменным ингредиентом многих блюд. Он добавлял его в супы, сэндвичи, жаркое, в мясные запеканки с овощами. Сегодня он решил приготовить панини с белым чеддером и любимым хлебом Мии из «Публикса».

С момента, когда Мия увидела фото, прошло не больше часа, но мысль о том, что просто так она теперь не отступится, кольнула Бакстера уже несколько раз. Он даже придумал, как утолить ее любопытство. Надо сказать, что на фото бабушка Софии, мать Дотти. Просто покажет ей фото еще раз, если дочка попросит, и аккуратно закроет тему.

Бакстер вдруг вспомнил, что таким же вечером три года назад ему удалось найти способ жить дальше. На ужин они ели очередное блюдо с запеченным окороком, которым был забит холодильник. Есть у южан такая традиция: когда они хотят поддержать человека и выразить свое сочувствие, они приносят не только запеканку, но и копченый окорок. Как раз тем вечером окорок первый раз принес сосед. Бакстер приготовил его с макаронами, сыром и брокколи. Со смерти Стефани прошло три недели. Бакстер похудел на десять килограмм и почти ничего не ел, не считая случайных перекусов в те моменты, когда боль в желудке становилась невыносимой.

Мия без умолку говорила о маме и вдруг спросила Бакстера, как ей живется на небесах. Он резко встал из-за стола и побежал в свою комнату, а там, бросившись на пол, зарыдал. Через несколько минут дверь отворилась. На пороге стояла Мия. Бакстер забыл повернуть защелку.

Этот момент навсегда запечатлелся в его памяти. Скрип дверных петель – и Мия заходит в комнату. Когда он увидел, как дочь смотрит на него – на человека, который должен был стать ее щитом и каменной стеной, – внутри что-то щелкнуло. Он сразу вспомнил себя в ее возрасте, как он стоял и смотрел на своих пребывающих в вечной отключке родителей, пока те валялись на диване с остекленевшими от употребления травы и пива глазами. Бакстер как никто другой знал значение слов «не на кого положиться». В тот вечер он поклялся себе, что это был первый и последний раз, когда Мия увидела его в таком состоянии.

Когда он поднялся с пола, у него уже был план действий.

Прежде всего больше никаких слез. Они перестанут говорить о Софии и начнут жизнь с чистого листа. Продадут этот проклятый дом, избавятся от ее личных вещей – от «Хонды», одежды, досок для серфинга и компьютера – и уберутся из Чарльстона. Мия больше никогда не увидит отца со слезами на глазах. Он просто не имеет права падать духом.

И вот спустя почти три года Бакстер, так и не оправившись от потери Софии, по-прежнему нарезает окорок и думает, как бы вырваться из плена болезненных воспоминаний.

Бакстер положил нож, помыл руки и вытер их кухонным полотенцем.

– Ты просто так не сдашься? Я правильно понял?

– Тебе жалко рассказать, что ли? – Сейчас с ее стороны он никакой отстраненности не чувствовал. Скорее, наоборот. Мия была исполнена решимости.

Бакстера терзало чувство вины. И даже не из-за того, что он скрыл правду в самом начале – Мии было лишь пять и она нуждалась в защите, – а потому что ждал подходящего момента так долго. Следовало продолжить занятия с доктором Карр и найти способ рассказать ребенку правду о трагедии. Тогда не было бы этого всего – истории с одноклассником, кошмаров…

– Иди сюда, сядь, – подозвал ее Бакстер. Найти нужные слова оказалось не так просто. Особенно когда стояла задача открыть правду, но пресечь дальнейшие расспросы.

Они сели на диван в полуметре друг от друга. Мия подогнула под себя ноги. Бакстер сложил руки на коленях и обратился к ней:

– Ты же знаешь, что такое семейное древо? Вы в школе такое задание делали. Ты в самом низу. Выше на одной половине листа я, надо мной Касси и дед, а над ними их родители. На второй ветке мама.

Мия сидела, прижав подбородок к груди. Скользящим движением пальца она чертила на ноге беспорядочные линии. Эта навязчивая привычка появилась приблизительно в одно время с привычкой напевать себе под нос.