– Хорошо, Виктор. Вы мой испытатель, вам куда лучше знать, как мне следует себя вести. Если вы считаете, что мне недостает человечности в поступках, то я учту ваши слова, я же самообучающаяся машина, в конце-то концов.

От таких речей напарницы я тут же напрягся, сразу поняв, что здесь что-то не так. Впрочем, от дальнейшего разговора нас отвлек шеф, начавший читать новый отрывок мемуаров, и беседа в салоне локомобиля потекла совсем в другом русле.

Прошло еще полчаса поездки. Реденькая пелена дыма за окном сгустилась и почернела – мы наконец прибыли в Петрополис.

Как и всегда по весне, столица империи тонула в зелени. Стоящие на стремянках рабочие развешивали на мертвые, черные от копоти скелеты деревьев нарядные изумрудные флажки. На темных от угольной пыли фасадах домов трудились маляры, крася лепнину нарядной ярь-медянкой. Сирень и тюльпаны, нарциссы и незабудки, жасмин и ландыши заполнили своими изображениями побитые кислотными дождями свинцовые рекламные щиты. Прожекторы, освещавшие путь людям в фабричном дыму, были забраны цветными стеклами, крася чугунные тротуары в приятный травянистый цвет. В общем, весна окончательно захватила наш город.

Наш локомобиль меж тем въехал на набережную Екатерининского канала, чьи переливающиеся радугой масляные воды уже освободились от грязного черного льда. Вскоре машина завернула на тупиковый путь, встав возле краснокирпичной громады сыскного отделения.

Распахнув бронированную дверь, я вышел на мощенный железными плитами тротуар и с наслаждением втянул в себя густой столичный воздух. Закашлялся и улыбнулся – дым отечества, как и всегда, был сладок и приятен. Впрочем, стоило нам сделать лишь пару шагов к сыскному отделению, как улыбка на моем лице истаяла так же, как и сошедший с тротуаров черный снег.

Возле входа в здание на тупиковом пути виднелся дорогой локомобиль. Непомерно длинный, сверкающий хромом, украшенный перламутровыми и костяными вставками, выкрашенный в нежнейше-розовый цвет, он гордо нес на дверях огромный герб в виде двух золоченых механических кротов, держащих в лапах гигантскую зубчатую шестерню.

Парослав Симеонович за моей спиной мученически простонал. Промышленница Кротовихина сумела стать сущим кошмаром для моего шефа. По степени губительного воздействия на человеческий мозг она превосходила даже мрачных жрецов Тараканьего бога, а по упертости легко могла сравниться с живущими в Сибири однорогами.

Только за последние месяцы она подкинула сыскному отделению целых три расследования, а затем после их окончания просто забрала заявления, обратив все работы в прах. И что самое худшее, Кротовихина была близкой родственницей министра внутренних дел Суховеева, а потому выслушивать вздорную промышленицу всегда приходилось лично Парославу Симеоновичу.

Зимой, например, Кротовихина появилась в сыскном отделении с делом о краже тридцати тысяч рублей из ее конторского сейфа. Как оказалось позже, обчистил его Жоржик – недавно нанятый промышленницей секретарь. Выходец из рода Грезецких, он был настоящей паршивой овцой в благородном дворянском роду, давшем империи немало великих изобретателей и ученых. Абсолютно неспособный к наукам, любящий выпивку и игру, он как раз проигрался в кости и решил за счет денег Кротовихиной поправить свое положение.

В марте пришла пора дела о пропаже фамильных драгоценностей промышленницы. Как выяснилось, их в уплату карточного долга вынес из особняка Кротовихиной тот самый Жоржик, уже успевший поселиться у нее в доме.

В начале апреля был розыск цыгана-инженера, что увел со двора Кротовихиной механического коня, но, конечно же, в итоге виновником пропажи вновь оказался Жоржик, на тот момент уже официально ставший женихом купчихи. Попытавшись подкрутить механизм перед скачками, он полностью сломал стоящую десятки тысяч рублей паровую машину и в панике закопал ее на ближайшем к особняку пустыре.

Как Жоржик ухитрялся проделывать все эти аферы и уверенно удерживать сердце одной из самых неприступных и богатых вдов столицы, ни я, ни шеф представления не имели, и нам лишь оставалось молча восхищаться уровнем его таланта. Впрочем, ясно было и другое – очередные конские махинации Жоржика Парослав Симеонович расследовать не желает от слова совсем.

– Виктор, я, пожалуй, в министерство внутренних дел отъеду, – мгновенно нашелся сыщик. – У меня там доклад скоро. Если Кротовихина спросит, скажи, что меня тут не было. Никогда.

Шеф ловко отступил к локомобилю и, прежде чем я успел напроситься с ним, спешно велел водителю трогаться.

0010

Осторожно войдя в сыскное отделение, я огляделся от дверей. Холл был пуст. Это обнадеживало. Значит, сейчас за промышленницу взялся дежурный агент. Искренне пособолезновав бедняге, я рывком перебежал открытое пространство и спешно поднялся по мраморной лестнице, направляясь к себе в кабинет.

Облегченно выдохнув, я прикрыл дверь – судьба благоволила, и встречи с Кротовихиной удалось избежать.

Сняв шикарный новенький плащ цвета свежевыпавшего пепла, я еще раз со вздохом оглядел испорченную пулями вещь и кинул его в шкаф. Затем притронулся к боку, все еще саднящему от бандитского удара, и вытащил из кармана мундира карманные часы на цепочке.

Изящные серебряные французские часы с хронографом, вечным календарем, репетиром и возможностью проигрывать мелодию «Боже, императрицу храни» не выдержали удара лишенной всяких дополнительных функций деревянной бандитской дубинки.

Я посмотрел на разбитый механизм.

– Черт, ведь недавно купил. Уже к ним привык.

– Думаю, их возможно починить? – Ариадна шагнула ближе. Осколки разбитого стекла вспыхнули синим, отражая свет ее глаз.

Я покачал головой, смотря на погнутый циферблат и вылетевшие шестеренки.

– Нет, дешевле будет взять новые. Ладно, не страшно. – Я пожал плечами, аккуратно отцепил брелок, цепочку и бросил часы в мусор.

Конечно, можно было сдать испорченный серебряный корпус какому-нибудь торговцу, но не пристало представителю благородного и древнего рода Остроумовых заниматься такими делами.

«Даже если до конца месяца у него от жалованья осталось двадцать рублей», – пронеслась в голове невеселая мысль. Отогнав ее подальше, я сел за стол, заваленный ворохами бумаг.

Заняться было чем и без взбалмошной Кротовихиной: революционеры взорвали локомобиль барона Фоллера – виднейшего члена Промышленного совета, из Военной коллегии похитили чертежи новейшего броненосного дирижабля, а на берегу Мертвого залива нашли тело рыбака, пробитое гарпуном из человеческой кости. И если с бароном уже была ясность – убийцы были установлены и объявлены в розыск, а по броненосному дирижаблю расследование плавно подходило к концу, то вот последнее дело вызывало немало вопросов, так как запросто могло быть связано с ритуалами жрецов сибирских богов.

Вспомнив, что год назад уже происходило подобное убийство, я отправил Ариадну в архив поискать это дело. Кинув на меня очень странный взгляд, она безмолвно ушла прочь.

Отсутствовала Ариадна подозрительно долго. Вернувшись, она положила мне на стол нужную папку, однако возвращаться на свое место напарница не стала и выжидательно посмотрела на меня.

– Что-то еще случилось? – Я отложил бумаги.

– Виктор, я проходила мимо кабинета дежурного агента и сочла необходимым заглянуть внутрь.

– И как там Кротовихина?

– Полагаю, что плохо. Она активнейшим образом источает из себя носовую слизь и слезную жидкость. Понаблюдав за ней, я пришла к выводу, что данные процессы вызваны не химическим, физическим или аллергическим воздействием, а ее огорчением. Также отмечу, что выделение жидкостей она приостанавливала лишь на время яростных криков, в которых неизменно требовала от дежурного агента немедленного предоставления ей Парослава Симеоновича.

– Господи, бедный шеф, мне его жалко. – Я покачал головой и принялся проглядывать принесенную напарницей папку.

– О, за Парослава Симеоновича не беспокойтесь, к счастью, потратив двадцать минут времени, я все же с огромным трудом сумела убедить Кротовихину, что вам, как герою оболоцкого дела, по силам решить все ее проблемы.

– Ты сделала что? – Папка выпала из моих рук.

Ариадна наклонила голову.

– Что вы на меня так странно смотрите? Виктор, у женщины случилась беда. А вы как раз попросили меня вести себя более… По-людски. Вот я посчитала, что помощь ей будет поступком весьма… Человечным. – Ариадна со щелчком улыбнулась. – Я же поступила корректно? Верно?

Я смерил напарницу обжигающим взглядом. Та лишь пощелкала веками в ответ.

– Ну спасибо, Ариадна. – Взявшись за голову, я нервно покосился на дверь, но ничего, кроме как кивнуть напарнице, мне уже не оставалось.

– Всегда пожалуйста, Виктор, все для вас. – Механизм очаровательно улыбнулся и открыл дверь кабинета, вызывая пострадавшую.

Госпожа Кротовихина вошла. Вернее, первой вошла даже не она. Первой в кабинете появилась ее шляпа. Ошеломительно огромная, украшенная фиалками и пунцовыми розанами, ветвями папоротника и ежевики, чучелами попугаев и вальдшнепов, шляпа производила настолько сильное впечатление, что, даже выгляни из этого райского сада сам змей искуситель, я бы, пожалуй, воспринял это как должное.

На секунду замерев, чтобы побороть застрявшие в дверном проеме поля, госпожа Галатея Харитоновна Кротовихина, шурша чудовищно безвкусным платьем и хлюпая носом, прошла в кабинет и тяжело села в кресло, не переставая при этом нервно комкать в руках респиратор из самой нежной розовой замши.

Купчихе было лет сорок. Рыжеволосая, полноватая, она обладала весьма симпатичным лицом, сейчас, впрочем, совершенно испорченным слезами.

Вошедший следом за ней мужчина, в отличие от Кротовихиной, напротив, был весьма спокоен и на заплаканную промышленницу смотрел с плохо скрываемым раздражением. Его тонкие пальцы сжимали изящную легкую тросточку. Строгий костюм-тройка, сшитый по самой последней моде, был безупречен и дополнен идеально подобранным шейным платком, заколотым булавкой с небольшим алмазом.

– Полозов, Орест Генрихович. Управляющий паровым консервным заводом госпожи Кротовихиной, – представился он.

И по его манере держаться, и по тому, что он представился первым, было ясно, что этих двоих связывают не только рабочие, но и дружественные отношения.

Я кивнул ему. Завод был мне известен. Богатой промышленнице принадлежало множество всевозможных предприятий по всему городу и в его окрестностях. Скотобойни и кожевенные мастерские, жироварни и фабрики, производящие смазочное костное масло. Однако самые большие прибыли ей приносил именно гигантский консервный рыбзавод в стоящем неподалеку от столицы Искрорецке.

Галатея Харитоновна меж тем молчала. Вытащив кружевной платок из розового шелка, она оглушительно высморкалась и уставилась в пол.

– Извините, все путается в голове, – наконец, неожиданно тихо произнесла промышленница. – То, что произошло, просто ужасно, но я совсем не знаю, с чего мне начать…

Я не торопил ее. Поведение промышленницы мне не нравилось все больше – создавалось впечатление, что на этот раз у нее и правда случилось что-то серьезное.

Налив воды из графина, я предложил ее даме. Галатея Харитоновна благодарно кивнула.

– Когда не знаете, с чего начать, стоит начинать с самого начала, верно? – мягко спросил я. – Так с чего все началось?

– С чего все началось? – Галатея Харитоновна задумалась, но затем вдруг резко кивнула сама себе. – С ворон. Все началось с ворон.

При этих словах управляющий Кротовихиной тяжело простонал и попытался прикрыть лицо ладонью, но промышленница уже начала говорить:

– То, что меня постигнет несчастье, я знала еще неделю назад. Первый знак появился тогда. Поутру я вышла из своего особняка и увидела каркающих на крыше ворон. Каждый знает, что ворона на крыше дома – это к горю. Но в то утро ворон было ровно тринадцать штук.