Он почувствовал, как тягостное напряжение последних дней постепенно оставляет его, и уголки рта сами собой поползли вверх. Когда полицейский смеялся, то казался совсем мальчишкой, и зубы у него, в отличие от зубов у большинства японцев, были на удивление ровные – только один из верхних резцов был чуть повернут боком. Александру пришло в голову, что мать, должно быть, специально отвела сына к стоматологу еще школьником, чтобы ему немного искривили зуб^[63].

– А вы ничуть не удивились тому, что я разговариваю по-японски.

– Да-а, – офицер кивнул, – вообще-то, это довольно необычно: иностранцы редко могут сказать что-нибудь кроме «коннитива» или «аригато:»^[64], но вы столько времени стояли перед этим информационным стендом, – он кивнул на плакаты с информацией от полицейского управления, – вряд ли вы просто любовались этими лицами.

– Я… долго здесь стоял? – переспросил Александр.

Полицейский взглянул на свои наручные часы.

– Выходит, больше двадцати минут. Я уже некоторое время наблюдаю за вами – сначала подумал, вы просто рассматриваете изображения, а потом понял, что вы читаете, – он указал пальцем на иероглиф「真」, «макото», означающий «истину», в имени одного из преступников, – вы удивились, увидев этот знак в имени подобного человека, – так мне показалось. Так что я сделал вывод, что вы владеете японским.

– Вот оно как…

– Туристы обычно так внимательно афиши театра Кабуки рассматривают. А вас, получается, преступники интересуют.

– Да нет, не то чтобы… – попытался возразить Александр, но по выражению лица своего собеседника понял, что его слова прозвучали неубедительно.

Полицейский перестал улыбаться, и его взгляд посерьезнел, из-за чего он сразу стал выглядеть старше. Нет, он все-таки не был юношей, еще вчера окончившим Полицейскую академию. На европейский взгляд, японцы всегда кажутся моложе своих лет. Александр посмотрел на его серебристый нагрудный знак, на котором по обе стороны от эмблемы Национальной полиции Японии располагались по две золотые полоски. «Зачем я это делаю? Все равно ведь не разбираюсь в их рангах…»

– Старший офицер полиции^[65] Такэдзи Ватанабэ^[66], – представился молодой человек.

– Ватанабэ-сан. – Александр поклонился. – Александр. Можно просто Алекс.

– Арэксу-сан. – Полицейский ответил поклоном. – Имя у вас тоже похоже на американское.

«А ведь и правда…»

– Судя по лицам этих людей, – старший офицер Ватанабэ кивнул на заинтересовавший Александра стенд, – нельзя сказать с уверенностью, что они преступники. Но все же, встретив их, вы бы проявили осторожность. Мы, люди, судим в первую очередь по внешности – так уж устроена наша психика. Если человек похож на тэнгу^[67], а его одежда неопрятна, вряд ли он с первого взгляда вызовет доверие. Особенно у молодой женщины.

Александр, внимательно слушавший рассуждения полицейского, кивнул в знак согласия.

– Так что убийца-демон из Итабаси, о котором говорит вся Япония, точно не из их числа.

– Убийца-демон из Итабаси?

– Да. Он, должно быть, весьма привлекательный мужчина, – офицер Ватанабэ подошел к стенду поближе и задумчиво потер пальцами подбородок, – к тому же наделенный немалой физической силой. Наверняка занимается спортом, кэндо^[68] или чем-нибудь в этом роде.

– Почему именно кэндо?

– Полагаю, – полицейский искоса взглянул на Александра, – это должно подходить к его характеру. Он ведь не обычный скромный служащий или простой рабочий, которого толкнула на путь преступления тяжелая жизнь и отчаяние от собственных неудач. И не обманутый муж, в порыве ревности убивший свою жену. Такие люди обычно испытывают трудности с самооценкой. Напротив, он, должно быть, человек с высоким мнением о себе. И у него, скорее всего, нет проблем с деньгами.

– Прямо-таки Юкио Мисима, только романов не пишет.

– Кто знает! – Полицейский коротко рассмеялся. – Кстати говоря, Мисима-сан занимался кэндо и описал это в одном из своих романов. Человек может быть талантлив в разных вещах. Как бы то ни было, этот убийца – эстет, а не грубый ремесленник.

Александру живо представились жуткие газетные описания разрубленных на части тел несчастных девушек, утопленных в реке Сякудзии. Словно прочитав его мысли, офицер Ватанабэ добавил:

– Говорят, японский хорек итатси крайне брезглив и никогда не наступает в грязь. Но кто может сказать, что такое чистота с точки зрения хорька? Животные закапывают в землю и прячут под корнями деревьев сырые куски мяса, а потом находят их и съедают с большим удовольствием. Человеку стало бы плохо от одного только вида и запаха подобного угощения. То, что делает убийца с телами своих жертв, может казаться обывателю работой безумного мясника, но для него это – пример высокого искусства.

– Вы так… считаете? – Александр внимательно посмотрел на полицейского, но лицо его было совершенно непроницаемо.

Старший офицер Ватанабэ ответил не сразу. Мелкий снег перестал, и на улице немного посветлело. Мимо них то и дело проходили спешащие по своим делам люди. Одна девочка, на вид ученица первого или второго класса, обратила внимание на полицейского и показала пальцем на его блестящий нагрудный знак. Молодая женщина, которая вела ее за руку, коротко извинилась и потащила девочку дальше. Офицер Ватанабэ шутливо отдал девочке честь и с улыбкой проводил ее взглядом.

– Знаете, считается, что для того, чтобы поймать преступника, нужно научиться думать и чувствовать, как преступник. Как бы самому «стать преступником». Сорок лет назад эту систему разработал один американец, работавший в ФБР^[69]. Вначале коллеги над ним посмеивались, называя фантазером, но впоследствии выяснилось, что его методика хорошо работает и благодаря ее применению раскрываемость преступлений стала гораздо лучше. Сейчас не только полицейские эксперты, но и журналисты наперебой пытаются составить психологический портрет убийцы-демона из Итабаси, однако…

Александр вспомнил газетные статьи, которые он читал, – действительно, каждый автор пытался хотя бы в нескольких предложениях описать предполагаемого убийцу. Там были и шаблонные предположения, что он, возможно, подвергался в детстве издевательствам со стороны других детей или же его отвергла девушка (что легко опровергалось отсутствием сексуального насилия, а также тем, что у убитых им женщин не было никаких общих черт, да и разброс по возрасту жертв, несмотря на их молодость, был довольно велик). Были и неожиданные догадки, – например, что убийца с помощью веревок превращал своих жертв в «куклы-марионетки», воплощая таким образом в жизнь сюжет некой безумной пьесы. Сходились «профайлеры» в одном – все они утверждали, что убийца обладал немалой физической силой и, даже если он и был обычным офисным служащим, вежливо склонявшимся в поклоне перед своим начальником, он наверняка проводил много времени в спортзале. Кэндо и другие традиционные виды спорта, впрочем, никто не упоминал, – возможно, из подсознательного нежелания связывать столь чудовищные преступления с чем-то «исконно японским». В любом случае в мегалополисе Токио с населением около четырнадцати, а если учитывать всю городскую агломерацию Большого Токио, порядка сорока миллионов человек даже под самое необычное из предложенных описаний подходило слишком много людей.

– Однако?.. – переспросил Александр.

– Однако у этой методики есть один существенный недостаток, который в большинстве случаев не играет никакой роли, – заключил офицер. – Обычно преступники все же не так умны, как те, кто пытается их поймать. Человек с легкостью может перевоплотиться в того, кто в чем-то ему уступает, но очень трудно поставить себя на место интеллектуально превосходящего противника. Мотивы такого человека могут находиться за пределами нашего понимания.

Александр зябко поежился – то ли от проникающего под ткань пальто цепкого февральского холода, то ли от слов, сказанных полицейским. Офицер Ватанабэ заметил это и виновато рассмеялся.

– Простите, пожалуйста. Я вас заговорил. Все же не каждый день встретишь иностранца, который бы так хорошо владел японским и интересовался не только туристическими достопримечательностями.

– Нет-нет, что вы, все это очень интересно, – поспешно заверил его Александр, подчеркнув свои слова энергичным кивком.

– Если у вас возникнут проблемы, вы всегда можете ко мне обратиться. – Ватанабэ извлек из нагрудного кармана визитку и небрежно протянул ее Александру, на западный манер зажав ее между средним и указательным пальцами одной руки, однако все же склонил в вежливом поклоне голову.

– Спасибо, – несколько удивленно поблагодарил Александр.

«Проблемы? Что он имеет в виду?»

– Берегите себя. О ки о цукэтэ кудасай^[70].

«Белые перчатки полицейских означают – “У меня чистые руки”», – промелькнуло в голове у Александра.

Александр

Сидя в кафе на станции Икэбукуро, он рассеянно крутил в пальцах простенькую визитку полицейского. «Ватанабэ Такэдзи». Имя состоит из иероглифов «военный» и «самурай». Должно быть, давая такое имя, родители очень хотели, чтобы их сын стал служителем закона. Странно, что из чувства противоречия он не выбрал для себя карьеру школьного учителя. Все же японцы гораздо послушнее европейцев. Или у них просто больше уважения к старшим. Или же это был тот редкий случай, когда два поколения имели одинаковый взгляд на будущее.

На визитке был указан адрес и телефон полицейского отделения на Синагаве. Александр сунул ее в карман и вздохнул. Перед ним на столе были разложены сегодняшние газеты, которые он взял в киоске на станции, стояла большая чашка дымящегося двойного эспрессо и тарелка с сэндвичем с ветчиной и сыром. Заведение называлось незамысловато – Ikebukuro Jazz Café. На стенах, на узеньких полках, расставлены старые джазовые пластинки, как будто оформлением занимался Харуки Мураками. Прежде чем заняться поисками нужного ему ночного бара – он решил начать с бара под названием Moonlight, расположенного ближе всех к станции, а затем двигаться по раскручивающейся спирали, уходя от станции все дальше и заглядывая в каждое перспективное заведение, делая вид, будто бы он турист, интересующийся авторскими коктейлями, – Александр хотел изучить новые материалы об «убийце-демоне из Итабаси», если они вообще появились. Может быть, убив четырех девушек и наделав шума в японском обществе, привыкшем к тому, что Токио считается самым безопасным городом мира, он на какое-то время заляжет на дно.

Александр сделал глоток эспрессо и поморщился – кофе был чрезмерно крепким и горьким. Не стоит и надеяться на это – однажды почувствовав вкус крови, зверь всегда будет его искать… Схватив стакан воды, поданный вместе с кофе, Александр поспешно запил эспрессо, но привкус горечи во рту все равно остался.