– Простите, что заспалась! Я и не слышала, как кричали петухи! – воскликнула Чунчжа, огорченная тем, что со стороны выглядит нерадивой бездельницей.

Она начала сворачивать свою постель. Девочек уже было не видно.

– Горный воздух повергает в крепкий сон, – сказала тетушка, – что очень хорошо, ведь ты прекрасно отдохнула перед обратной дорогой. Я принесла тебе еще мази и чистых бинтов для ног. Когда вернешься домой, подержи ступни в морской воде и высуши их на солнце. На кухне, в одном из маленьких горшочков, есть каша. Подкрепись. Крошка приведет тебе твоего поросенка.

– Спасибо вам за гостеприимство! – Чунчжа поклонилась женщине, а та улыбнулась и ушла, унося с собой постель, которую надо было проветрить на солнце и взбить, после чего убрать в пропахший камфарой деревянный сундук.

На кухне было пусто, если не считать Поси, свернувшегося калачиком в небольшом углублении возле каменного очага. Прежде чем подбежать к Чунчже, пес потянулся, выгнувшись дугой и ощетинив шерсть. Он завилял хвостом и положил лапу на колено девушке.

Темные собачьи глаза следили за каждым ее глотком. Закончив есть, Чунчжа провела пальцем по миске и протянула собранные остатки каши псу, чтобы он их слизал.

– Поси опытный попрошайка. – В дверях стоял ухмыляющийся Суволь с посохом в руке и коробом за спиной. – Я собираюсь спуститься вниз, чтобы выполнить кое-какие поручения, а заодно провожу тебя до твоей деревни. Мои родители сейчас в семейном святилище, и мама попросила меня попрощаться с тобой за них.

Чунчжу удивил внезапно нахлынувший прилив радости.

– Мне жаль, что я не смогла попрощаться с твоей мамой сама. Пожалуйста, передай госпоже Ян, что я очень благодарна ей за гостеприимство. – И девушка отвесила искренний поклон.

В кухню заглянула Крошка. Она держала в руках веревку, конец которой был обвязан вокруг шеи лохматого черного поросенка.

– Я выбрала для тебя второго из своих любимцев, потому что он немного толще, чем самый любимый мой поросеночек, который ужасно умен и слишком сильно меня любит, чтобы покинуть.

Девочка наклонилась, подняла животное и протянула его Чунчже, которую передернуло. Она отлично знала, что бóльшая часть корма черных свиней происходит из уборной.

Суволь подмигнул ей:

– Не волнуйся. Этого малыша отлучили от матери всего несколько дней назад. Он питался только объедками со стола. И пока еще не перешел на взрослую пищу, если ты понимаешь, о чем я.

Он отдал Чунчже ее бутыль из выдолбленной тыквы, теперь наполненную родниковой водой, и полегчавший короб. Забрал у младшей сестры поросенка и поставил его на землю.

– Крошка, скажешь маме и папе, что я пришлю весточку, если задержусь. Пока меня не будет, хорошенько заботься о Поси, ладно?

Девочка кивнула и, прильнув к Чунчже, обвила ее руками за талию.

– Возвращайся к нам поскорее, – попросила она.

– Если ты навестишь меня, мы вместе поищем дворец морского царя. – Чунчжа погладила Крошку по волосам.

– Обещаешь?

– Обещаю.

4

Спускаясь по горной тропе рядом с Суволем, Чунчжа изумлялась: со вчерашнего утра так много всего произошло, что казалось, будто бы это было в другой жизни. Словно изменилось что-то в ней самой, и за один день она повзрослела на целый год.

Суволь удивил девушку, эхом повторив ее мысли:

– День за днем в моей жизни ничего не меняется: просыпаюсь, учусь, работаю, ем, сплю… Но вчера все было по-другому. И сегодня тоже ощущается иначе.

Чунчжа не смогла удержаться от улыбки. Поросенок, с хрюканьем натягивая веревку, принюхивался к влажному запаху земли.

– Я хочу тебе кое-что показать. – Суволь остановился. – Да, твое возвращение домой задержится, но, думаю, тебе очень понравится. Хочешь увидеть?

– О чем ты?

– Ничего, если я не отвечу на этот вопрос? Мне хочется тебя удивить. Но я обещаю: ты останешься довольна.

– Мне так любопытно, что я вынуждена согласиться, – рассмеялась Чунчжа. – Лишь бы это не отняло слишком много времени. Я обещала маме помочь сегодня.

Юноша улыбнулся:

– Ты не пожалеешь!

Он осматривался и раздвигал посохом кусты, пока не нашел то, что искал, – узловатое вечнозеленое деревце с изгибом в нижней части ствола.

– Здесь мы свернем с большой тропы. – Суволь приподнял ветку, жестом предложив девушке поднырнуть под нее.

Они прошли несколько шагов бок о бок, после чего Чунчжа, ощутив чрезмерную близость, навязанную им узкой тропинкой, замедлила шаг, пропустив юношу вперед.

Оглянувшись и прокашлявшись, он спросил:

– Как твои ноги? Надеюсь, не беспокоят?

Его заботливость вызвала у девушки прилив благодарности.

– Повязка такая толстая, что я, наверное, смогу пройти по полю из камней и ничего не почувствовать.

– Прекрасно… Потому что если бы ноги болели, я понес бы тебя на спине. – Суволь внимательно посмотрел на нее. – Уверена, что тебе не больно?

– Совершенно уверена. – И Чунчжа продемонстрировала это, пнув ногой камень.

– Ну и отлично!

Суволь резко ускорил шаг, вынудив Чунчжу перейти на бег, чтобы не отстать. Поскольку она молчала, юноша тоже надолго прикусил язык, но в конце концов выпалил первый пришедший ему в голову вопрос:

– Все хэнё такие же сильные, как ты?

Чунчже вспомнилась худенькая девочка, игравшая с ней в «веревочку». Она зажмурилась, радуясь, что Суволь не видит ее лица.

– Мы не можем позволить себе быть слабыми.

– Давно ты этим занимаешься?

– Пять лет.

Чунчжа уставилась в спину Суволя. Какой странный юноша – интересуется женскими делами.

– В каком возрасте девочки впервые ныряют?

– Мы начинаем плавать, как только научимся ходить. Но к погружениям приступаем не раньше тринадцати-четырнадцати лет, как только тело немного обрастет жиром. Иначе в море будет слишком холодно. Вот почему ныряльщиками становятся именно женщины: мы можем продержаться в воде дольше, чем мужчины.

– Это правда? – Суволь обернулся. – Женщины действительно могут продержаться в воде дольше? Или это одна из тех старых бабушкиных сказок, которые рассказывают так давно, что все в них верят?

– Тогда почему этим занимаемся только мы? Уж конечно, не потому, что мужчины трудятся усерднее женщин!

Не испугавшись нотки раздражения в голосе Чунчжи, юноша продолжил расспросы:

– Сколько тебе лет?

Чунчже из вежливости пришлось ответить:

– Я родилась в год Овцы.

– А я – Дракон. – Суволь был явно доволен своим старшинством, что тут же сказалось на его речи: – Каково это – нырять в морскую пучину?

Переход Суволя на непринужденный тон поразил Чунчжу, которая, будучи девушкой, не могла позволить себе подобных вольностей. Она задалась вопросом, не покровительственно ли с нею обращаются, однако юноша как будто не выказывал высокомерия, и она решила благосклонно отнестись к тому, что этот юный студент говорит с нею по-дружески, и ее настроение улучшилось.

– Нырять всегда холодно и тяжело. Но весело, особенно если добыча обильная.

– И вместе с тем довольно опасно, да?

Чунчже вновь вспомнилась худенькая девочка, ее холодное синее тело, всплывшее на поверхность воды. Море, объясняла бабушка, безжалостно уничтожает непригодных.

– Это зависит от твоей судьбы и от того, благоволит ли к тебе морской бог, – глубоко вздохнула Чунчжа. – Некоторые девочки погибают при первом же погружении. А есть старушки, совершившие тысячи погружений, – на суше они едва таскают ноги, зато в море плавают проворнее всех.

Именно такой была ее собственная бабушка.

Суволь откликнулся не сразу, и Чунчжа решила, что он, вероятно, уже удовлетворил любопытство. Однако юноша задал очередной вопрос:

– Тот свистящий звук, с которым вы, хэнё, всплываете на поверхность, – для чего вы его издаете?

– Сумбисори? – «Просто издаем, и все», – подумала Чунчжа, пытаясь вспомнить, чему ее учили. – Мы производим этот звук, чтобы из легких вышел весь плохой воздух. И чтобы другие ныряльщицы знали, что мы всплыли.

Суволь остановился. Он улыбнулся, и эта улыбка преобразила изменчивые черты его лица так, что Чунчжа не могла не улыбнуться в ответ.

– Прошу тебя, не могла бы ты воспроизвести сумбисори прямо сейчас? – Он воткнул посох в землю и застыл в ожидании.

– Здесь?!

– Да! – Суволь сверкнул глазами.

Чунчжа задумалась. Этот ярко освещенный склон горы был совсем не похож на темную пучину. Сможет ли она издать такой же звук, не ощущая противодействия моря и отчаяния своего тела? «Не смогу, если этот парень будет продолжать так пялиться».

– Сначала тебе придется отвернуться, – краснея, проговорила она.

Суволь немедлительно подчинился.

– Готовься, сколько нужно, – сказал он. – Я не шелохнусь, пока ты настраиваешься.

Чунчжа закрыла глаза, втянула воздух глубоко в живот. И представила, как идет ко дну. А вокруг бурлит и завихряется море, такое же живое и огромное, как гора, на которой она стоит. Девушка вскинула руки, устремляясь вверх, к свету. Задержанное дыхание начало трепыхаться у нее в груди. И Чунчжа позволила ему вырваться наружу.

Вспорхнули с деревьев птицы, с визгом подскочил поросенок. На миг воцарилась изумленная тишина, после чего обычный для горы гомон возобновился: зажужжали насекомые, защебетали птицы, зашелестела листва.

– Ты издала крик ястреба! – Суволь обернулся, улыбаясь так широко, что глаза совсем исчезли с лица.

Чунчжа залилась румянцем.

Шагавшие по лесистому подножию Халласана юноша и девушка показались летящей над их головами вороне настолько любопытными, что она сочла их заслуживающими еще одного пролета. Однако, не обнаружив ни интересных запахов, ни блестящих безделушек, ради которых стоило бы задержаться, ворона взмыла вверх и улетела прочь, громким карканьем выражая свое разочарование.

Чунчжа вздрогнула, когда рука Суволя коснулась ее плеча. Его голос прозвучал так близко от ее уха, что она ощутила жар его дыхания.

– Взгляни. – Юноша кивнул вниз, на нежный зеленый побег, пробившийся из почвы. – Косари. – Он раскинул руки. – Это мое тайное убежище. Здесь, внизу, теплее, поэтому папоротники распускаются раньше. За час мы соберем достаточно побегов, и ты отнесешь их домой, маме. Вы сможете есть их все лето. – Юноша шагнул в курчавые зеленые заросли, присел на корточки и развернул два больших квадратных куска материи. – Один для тебя, другой для меня. – Он указал на место рядом с собой.

Чунчжа присела на корточки и подтянула к себе один из кусков ткани. Она чувствовала, как колотится в груди сердце. Почему оно стучит так громко? Вдруг Суволь тоже слышит?

– Можешь воспользоваться этим ножом. – Суволь положил нож на землю так, чтобы острие было направлено в противоположную от девушки сторону.

Неужели он спланировал все это только ради нее? В душе Чунчжи расцвело незнакомое ей дотоле чувство, нежное и доброе.

Они работали бок о бок, настолько близко, что Суволь ощущал тепло тела девушки, смешивавшееся с прохладным горным воздухом. Чунчжа слышала или, скорее, чувствовала дыхание Суволя. Ножом, зажатым в одной руке, они срезали стебли, другой рукой поднимали срезанные папоротники. По небу плыли маленькие облачка. Солнце поднималось все выше. Юноша и девушка смеялись и болтали. Квадратные куски ткани были уже полностью завалены молодыми, нежными побегами косари. Руки Суволя замерли. «Пора идти», – подумала Чунчжа. Она закрыла глаза и вздохнула, не желая уходить. Если бы можно было остаться в этом тихом зеленом уголке навсегда!

Суволь шевельнулся и придвинулся так близко, что Чунчжа почувствовала его запах. От волнения кожа у нее покрылась мурашками. Она едва могла дышать и не смела шелохнуться. Суволь нежно коснулся ее щеки пальцем. Голос юноши был так тих, что Чунчжа усомнилась, не послышались ли ей его слова.