Альба с места в карьер начал эпопею о приключениях своего тестя и жены, которые тогда еще не были ни тестем, ни женой, а просто обычными людьми, которым по идиотской прихоти нескольких кретинов пришлось выкручиваться из тяжелейшей ситуации. Тесть был мужественным, пробивным человеком, умевшим находить выход практически из любой ситуации. Кроме того, имел кучу знакомых и в Абхазии, и в Грузии и, что хорошо при этнической резне, сам был русским, то есть не принадлежал к племенам, затеявшим свару.

Уже в Тбилиси тесть наглядно убедился, что времена настали весьма корявые – не зря его приятель убеждал не ходить поздно вечером, очень не зря. Троица грузинских молодых гопников смеха ради влепила несколько пуль в стенку над его головой, когда он проходил мимо. Откуда у гопников взялись автоматы Калашникова, так и осталось для тестя Альбы тайной.

Что особенно его огорчило – никто из приятелей-грузин даже словом не осудил дурную молодежь, а парочка особо рьяных даже приписала ему русский шовинизм и желание очернить свободолюбивых юношей, которые просто ангелы, потому что грузины и хулиганить не способны. Это было первым неприятным открытием, дальше такие открытия посыпались как из мешка.

Прибежав домой и стряхнув с начавшей лысеть головы цементные крошки, тесть понял: добром тут не кончится, потому рванул сразу на вокзал. Билетов, разумеется, не было, с трудом купил стоячее место в мягком вагоне скорого поезда.

– А почему так дорого? – спросил он важного проводника.

– Вагон мягкий, да? – ответил проводник.

– Так я же стою! – отметил очевидный факт тесть.

– Но вагон же мягкий, да?

Пришлось стоять – тем более, что ехать-то вроде было недолго. Оказалось, однако, что дорога уже раздолбана, и поезд полз как черепаха. Что творилось в Абхазии – никто понятия не имел. Тесть уже имел дело с подобным – пару-тройку лет назад в Дманиси и Марнеули похожее было.

Там большинство сельского населения – азербайджанцы, а горожане – грузины. Вот азербайджанцы и решили приобщить эти районы к своей великой стране – благо граница рядом, а грузин ограбить и выпереть к чертям. По ферганскому сценарию рано утром в городишки прибыли на грузовиках и телегах толпы погромщиков, но дело не заладилось: зимы были снежными, в горах сошло много лавин, и часть сванов из пострадавшей Сванетии была переселена именно в эти районы, пока в горах чинили дороги.

Вот на сванов азербайджанцы и напоролись. Были потасовки и стрельба, в итоге азербайджанцы угомонились – тем более что их в то время армяне сильно били в Карабахе, и не было возможности помочь своим селянам. Из всей советской прЭссы об этом написало только издание «Советский цирк». Цирком сильно пахло, особенно когда в Тбилиси тесть увидел столько вооруженных людей, стоял в троллейбусе сразу за мужиком, у которого была кобура с пистолетом под мышкой, на футболке… Такого сроду не водилось, и пахло это дурно.

В Зугдиди состав откровенно ограбили – прошли вооруженные мегрелы, поотнимали у пассажиров понравившийся багаж, деньги, ценности, а чтобы не возиться, побили стекла в окнах – так было проще выгрузить награбленное, кидая баулы и чемоданы в окна.

У тестя Альбы багажа не было, и ему этот грабеж только на руку оказался – у сидевших в купе двух армян бандитского вида отняли все тюки, набитые радиоплатами, которые везли разделывать на драгметаллы. Ну, а с ножом против автомата прыгать глупо. С горя армяне пригласили тестя присесть на освободившееся место, чтоб было кому пожаловаться.

В Абхазии поезд еще раз ограбили, только у абхазов метода была другая: баграми через выбитые окна потянули остатки багажа. Милиция, как и в Зугдиди, была, но ни черта не делала, разве что советами помогала.

И дочка, и сын, слава Богу, оказались живы-здоровы, но ясно было, что война будет всерьез и, как положено в любом конфликте кавказцев друг с другом, гражданским достанется от души. Чудом (а точнее, с помощью друга-нейрохирурга) удалось достать билеты на курортную «Комету-44», элегантное судно на подводных крыльях.

Вместо полагавшейся по чину такому судну отдыхающей публики забито оно было как ковчег Ноя – каждой твари по паре: и грузины, и абхазы, и золотозубые узбеки с кутулями, которые они перли из Турции (челноченье как раз начиналось), битком все забито, грязища, вонища… Устроились, задремали.

Дети ворчали, что их вот так сдернули с места. А они даже и отдохнуть не успели. Но тесть Альбы это игнорировал – его больше беспокоило, что делать, если абхазский катер остановит и начнет проверку, а дети-то у него с грузинской кровью, и черт знает, что горячие кавказцы удумают. Когда тесть, наконец, успокоился и задремал под ровный ход «Кометы», и когда уже до российского берега было совсем близко, странный шум разбудил его. Глянул в иллюминатор – и обомлел.

Здоровенный боевой вертолет без опознавательных знаков, но в камуфляжной злой расцветке прошел совсем рядом с судном, и – затрещало. Тесть уже слышал пальбу, потому понял сразу: вертолет из пулеметов лупит. Стал будить детей, требовать, чтоб они на пол легли, а те спросонья не понимают, думают – папа шутит, на полу же грязно. Судно тем временем сбавило ход и шлепнулось пузом на воду.

Пулеметные очереди под нос были убедительны. Моторы затихли, и гул винтотряса с характерным шепелявящим присвистом лопастей стал совсем отчетливым. Пассажиры завертели головами, стали смотреть в иллюминаторы, загомонили. Кое-как детей удалось уложить на пол, тесть глянул в иллюминатор, увидел зависший в паре метров над водой вертолет и отчетливо понял: вот сейчас летчик начнет стрельбу. Кинулся в соседний салон, чтобы с открытой площадки за салоном показать летчику, что тут мирные люди – и тут крупнокалиберные пулеметы врезали очередями по набитому людьми салону. Визг, вой, рев раненых, осколки стекол, куски обшивки свистят, а вертолет взмыл и начал бить НУРСами.

Тесть признал, что идея убеждать урода в вертолете была глупой, особенно когда мужику рядом вырвало бок, а сам тесть отлетел в сторону уже с девятью осколками в спине и хрястнулся о стенку. Пришел в себя от холода – вода заливала пол. Шустро так прибывала, и в воде спиралями закручивались струи крови. Экипаж «Кометы», который эта пальба ополовинила, понял, что делать нечего – дыра в днище была здоровой, и единственным выходом было поднять судно на крылья и оторвать побитое место от воды, что и сделали. Рванули со всей возможной скоростью, а в салонах хрипели, плакали и стонали пассажиры – больше трети из них были ранены, остальные перепуганы до полусмерти. Потом уже тесть узнал, что экипаж связался с находившимся неподалеку пограничным катером и попросил помощи, но катер отказал, сославшись на то, что у него другое задание.

– Вот ведь сволочи! не удержалась Ирка, которую этот рассказ увлек.

– Нет, их тоже можно понять: им не раз угрожали, и если узнают, что кто-то из офицеров замечен в действиях против Великой Грузии, то зарежут и их, и семьи. А новая россиянская власть никак не собиралась своих военнослужащих защищать. И все это прекрасно видели. Но вертолет все же отвязался, хотя с адлерского пляжа люди видели, как он крутится вокруг «Кометы».

– А узнали потом, кто был летчиком?

– Это как раз просто: на Кавказе все всё про всех знают. Звали этого хама Джимми Майсурадзе, сбили его потом то ли абхазы, то ли наши. Упал вертолет в море, и не выплыл Джимми, туда ему и дорога и глубину побольше. Вот. А жена потом сочинение написала на тему «Как я провела лето».

Было в этом сочинении и про то, что они очень обрадовались, когда увидели, что их папа живой, а потом испугались, потому что он шатался и был в крови, а на голове у него было что-то страшное, темно-красное; но потом снова обрадовались, что это не его, это чужого человека кусок печени присох, а папа тоже обрадовался и показал, что спинки их кресел были разнесены вдрызг пулеметной очередью. Учителя не поверили – думали, что выпускница нафантазировала… Когда беда далеко – она как-то не воспринимается.

– А потом что? – спросила Ирка.

– Потом на берегу пришлось ждать, пока приедет «Скорая помощь», а толстым курортным милиционерам и врачам все было пофиг, бинтов не хватило на всех и даже йода. Даже на девчонку, которой практически скальп сняло. У тестя еще пара осколков в спине осталась, глубоко влетели и сидят неприятно – у позвоночника… Так что жена у меня – боевая. Обстрелянная.

– Я и не знала, что так было, – тихо сказала Ирина.

– А многие не знают. Сейчас не то что про Корейскую войну или войну во Вьетнаме уже никто не помнит, но и про Карабах, например, тоже. Да и про ту же Осетию, а там тоже резня была…

Ирка помолчала, потом снова взялась за термос. Альба подставил опустевшую кружку.

Глава 5. Сюрвайвер Виктор

Виктору и в голову не могло прийти, что его жена как раз в этот момент попивает крепко сваренный кофе и заедает аж фуа-грой или как там еще утиную печень называют.

И четыре сорта сыра в корзине.

Оттуда, из глубины болот и лесов, где он как раз колобродился в забытой богом деревушке с кучкой никудышников, такое представить было трудно. Как всегда бывает у всех людей, легко привыкающих к хорошему и начинающих это хорошее ценить, только потеряв его, Виктор начал осознавать всю величину потери – и чем дальше, тем больше.

На самом краешке сознания, правда, проскочила пуганой мышью мысль о том, что теперь он опять – герой и повелитель, и раздражавшая его самостоятельность слишком своевольничавшей последнее время Ирки уже бесить не будет, но это было мельком. Дураком Виктор никогда не был и отчетливо видел, что дальше будет жить сложно.

А еще и чертов Валентин, который в ответ на нотацию взял и нагло заявил, что теперь ему, Вите, надо будет к пропойце относиться иначе – со всем уважением, потому как они тут двое остались, которые что-то могут, остальные – требуха городская или старухи немощные, и толку от них – капля.

И тут же затребовал себе похмелиться. Вместо похмела он получил в ухо от вскипевшего Витьки. Заперев хама наедине с ведром воды, Витя пошел к Мелании за советом. Сам Витя пил умеренно. Да, бывало, что и не совсем умеренно, даже что такое похмелье знал по себе, но вот знакомых алкоголиков он не держал – брезговал и не интересовался особенностями их психологии-физиологии. Кто ж знал, что ремонт трактора будет очень важной задачей, а, как оказалось, без чертового Валентина не починить машинку. Все-таки когда-то давно этот забулдыга вонючий был мастером, и даже огрызки мастерства того забытого были в разы больше, чем таланты Витьки в этом плане. Самого-то себя обманывать было незачем.

До Мелании дойти не успел – навстречу с визгом бежали бабы с огорода. Перехватив поудобнее свое ружье, Виктор рванул туда, откуда неслись перепуганные бабенки. Понял, что опоздал: в диком бурьяне (сил косить все не хватало, и потому там, где не грядки, топорщилась трава по пояс) колотилось что-то, и визжал третий из населения деревушки вроде как мужчинка.

Виктор даже его имени не удосужился запомнить – мужчинка был страшно труслив, слабосилен и не слишком умен. Пользы от него было мало, но Ирка надеялась, что сможет все же и его со временем приспособить к делу. Во всяком случае, в свинарнике он хоть чем-то занимался, потому как, кроме свиней, никто его высокопарные речи слушать не хотел, а свинки ничего – слушали. Ирка не мешала, понимала, что из литературного критика трудно переквалифицироваться в свинари. А на большее мужчинка был не способен, кроме как высокомерно ругать сделанное другими.

– Минус один, – отчетливо подумал Виктор, заходя сбоку – так, чтоб увидеть происходящее сквозь потоптанную и потому редкую на краю траву. И понял, что не ошибся: невесть откуда взявшийся бодрый зомбак рвал зубами закрывавшегося слабыми ручками мужчинку. Кровища аж прыскала в разные стороны. Не раздумывая долго, стрелок долбанул увесистой картечью в повернутый к нему крестец упыря, обтянутый грязными голубыми джинсами.