Дверь открылась, и Атли с Лелем протиснулись внутрь. Сами собой вспыхнули свечи. Здесь царила тишина и покой, будто и не было снаружи никакого пожара и никакого побоища. Мечи, луки, амулеты и артефакты лежали на своих местах, свитки и пергаменты – аккуратными стопками – на столе Мирона. Атли сглотнул ком в горле и отвернулся, тут же зацепившись взглядом за Велесов меч, тускло блестевший на подставке. Вот он, меч, способный разрубить всё на свете, меч, выкованный самим богом. Пожалуй, лучшего оружия Атли не найдёт.

Лель ушёл вглубь зала, скрывшись за полками, а Атли подошёл к мечу и осторожно провёл пальцами по оплетённой кожей рукояти. Волк не любил волшебные вещицы, как и в целом не приветствовал любую магию, и Атли ждал, что сейчас он недовольно зарычит, но тут Волк принюхался и завилял хвостом, будто приветствуя старого друга.

«Чудеса», – подумал Атли, чувствуя, как невольно начинает радоваться вместе с Волком. Решив, что это добрый знак, Атли уверенно поднял оружие и взвесил в руке. Двуручный, но удивительно лёгкий, отлично сбалансированный, меч лежал в руке как влитой, а Атли казалось, что и сам он вдруг стал сильнее, могущественнее, что теперь, с этим мечом, он может ворваться в Царские Палаты через парадный вход и отсечь Зорану голову…

– Нашёл! – Лель появился из-за полок, но остановился как вкопанный, вперившись взглядом в Атли. – Ого…

– Что? – Атли настороженно поглядел на друга.

– Ты как-то… изменился. Стал… красивее и величественнее. Почти светишься.

Атли с сомнением посмотрел на меч, вспоминая Ярославу, которая казалась ему гордой и непобедимой королевой с оружием Велеса в руках. И как она в один миг превратилась в обыкновенную уставшую женщину, когда меч из рук выпустила. Атли вернул оружие на полку.

– А теперь?

Лель удивлённо заморгал, и Атли понял, что красота и величественность сошли с него, едва пальцы отпустили рукоять.

– Удивительные чары, – восхищённо протянул Лель, подходя к мечу. – Они не просто красят владельца меча, они заставляют других смотреть на него иначе. Вселяют трепет, восхищение, веру… – Слова Леля превратились в увлечённое бормотание, он провёл кончиками пальцев по рукояти. – Потрясающе, просто потрясающе. Это совершенно точно не под силу чародеям. Такое странное чувство в сердце… – Он коснулся груди, будто прислушиваясь к себе. Взгляд его опустел, лицо вытянулось, словно то, что Лель услышал, удивило его. Губы тронула задумчивая улыбка. – Такие чары могут творить лишь боги…

Атли кашлянул, возвращая потонувшего в своих мыслях Леля в реальность. Он вздрогнул, обернулся и несколько мгновений смотрел на Атли так, будто и вовсе забыл о его присутствии.

– А ты что-то нашёл? – спросил Атли, и Лель наконец встрепенулся.

– Я нашёл тебе оберег. – Он продемонстрировал небольшой круглый медальон, усыпанный камешками. – Если я правильно расшифровал руны на обороте, то он позволит скрыть твою внешность. Правда, как ты при этом ты будешь выглядеть, я не знаю, но мы можем проверить!

Лель набросил медальон на шею Атли, отступил на пару шагов. Лицо его перекосило, губы сложились в кривую линию, а на глазах выступили слёзы – он явно старался не рассмеяться.

– Ну, он работает, – выдавил Лель, скрылся за полками и вскоре вернулся, волоча за собой огромное пыльное зеркало в золотой раме. Стёр пыль рукавом и повернул к Атли. Тот охнул и с мукой во взгляде посмотрел на друга.

– Ты серьёзно?

– Ничего другого я не нашёл, – виновато ответил Лель. – Большую часть артефактов я трогать боюсь и о применении даже не догадываюсь. От других за версту разит проклятиями. Тут хотя бы получилось расшифровать заклинание.

Атли застонал. Из зеркала на него смотрела миловидная девушка с золотыми кудрями и яркими малахитовыми глазами. На левой щеке проглядывал тонкий след шрама – похоже, убрать его полностью не сумело даже заклинание медальона.

– Зато теперь тебя точно никто не узнает, – радостно заявил Лель. – Только вот, боюсь, отбиваться придётся не от врагов, а от женихов.

Атли пропустил шутку мимо ушей и снова взглянул на себя в зеркало. Девушка в отражении очаровательно улыбнулась и поправила растрепавшиеся волосы. Волк внутри недовольно ворчал: магия медальона ему не нравилась, но беспокоила не больше надоедливой блохи. Значит, потерпит.

Атли нашёл для меча Велеса ножны, захватил ещё пару ножей, а Лель выбрал для себя лук и наполнил колчан стрелами. Покинув хранилище, они понадёжнее завалили дверь обломками. Лель старался перемещать камни как можно тише, но, кажется, чернокнижников поблизости уже не было, и по пути в темницы они никого не встретили.

Поездку решили не откладывать. Лель наскоро собирал сумки в дорогу, двое Воронов отправились раздобыть лошадей и должны были ждать капитанов в лесу у тайного хода. Раздав всем указания, Атли отправился к Дарену, который всё ещё спал без задних ног в одной из темниц. Разбудив брата, Атли рассказал ему всё, что успел выяснить сам, посвятил в детали своего плана и оговорил условия, выставленные Лелем. Дарен слушал молча, изредка кивая. Атли видел, что царевич потрясён, и был благодарен ему за то, что тот старался не подавать вида и оставался собранным.

– Не знаю, что из этого выйдет, но Лель хочет решить вопрос мирно. Я, если честно, в это не верю, – закончил Атли.

Дарен задумался. Несмотря на то, что в последнее время он жил в клетке медведем и питался объедками, выглядел царевич свежо и бодро.

– Я согласен с Лелем, – наконец ответил Дарен, и лицо Атли вытянулось от удивления.

– Ты серьёзно?

Царевич уверенно кивнул.

– Мы и так потеряли много людей. Никто не ожидал нападения изнутри. Царская дружина пала прежде, чем поняла, что происходит. Гвардия стёрта с лица земли. Мирные жители едва пережили нападение Аспида, оставшиеся встретились лицом к лицу с чернокнижниками. Половина города полыхала пожарами. У нас, братец, нет возможности разбрасываться людьми. Так что я согласен с Лелем. Прежде чем сражаться, мы с Зораном поговорим.

– Он держал тебя в клетке, – напомнил Атли. Слова царевича звучали разумно, но Атли не мог не злиться, его раны требовали чужой крови.

– Это моё личное с ним дело и моя личная обида. Из-за неё я не буду подвергать опасности других людей, – спокойно ответил Дарен. И Атли нашёл в себе силы улыбнуться.

– Говоришь почти как настоящий царь, – сказал он и хлопнул брата по плечу.

Дарен улыбнулся в ответ, только печально.

– Не думал, что это произойдёт… так.

– Никто не думал. По крайней мере, тебе не пришлось самому казнить Говена и Драгана. Хоть какая-то польза от Зорана.

В темницу вошёл Лель, вокруг него весело прыгала Мила. Завидев Атли, лисица пискнула, вспрыгнула на тюфяк и уселась рядом, переводя довольный взгляд с Атли на Дарена и обратно.

– Чего это она такая радостная? – спросил Атли.

– Уговорила меня отпустить её с Дареном, – ответил Лель. Вид у него был обеспокоенный. – Говорит, что хочет быть полезной.

– Говорит? – Дарен округлил глаза. – Это говорящая лисица?

– Это моя сестра. – Лель высыпал из сумки склянки и, подтащив к себе свечу, принялся их перебирать. – С её помощью мы с Атли сможем держать с вами какое-то подобие связи.

Дарен с сомнением покосился на лисицу.

– На ней проклятие, – пояснил Атли. – Так что веди себя прилично и не пялься так на девушку. Сам недавно в звериной шкуре бегал.

Мила заскрипела, и Атли понадеялся, что это смех.

– Кстати, насчёт этого. – Дарен наконец оторвал взгляд от Милы и взглянул на Леля. – Что, если я вдруг снова обращусь в медведя? Сейчас, кажется, он спит или что-то такое, но что, если я не смогу его удержать?

Лель выбрал из груды склянок несколько нужных и протянул Дарену.

– Это зелье я делал для Атли, когда он страдал бессонницей. Принимай по две капли утром и по десять капель перед сном. Не обещаю, что это поможет, но я привык верить в лучшее. – Лель очаровательно улыбнулся.

– Я не могу тебе приказывать, – спохватился Атли. – Если ты не уверен, то не обязан ехать, Дарен. Путешествие по княжествам может быть опасным, да и если чернокнижники узнают, что ты…

– Я согласен. Конечно же я поеду, Атли! – воскликнул Дарен. – У каждого из нас будет своя работа. И я не оставлю тебя и сделаю всё, что в моих силах. Даже если это будет стоить мне жизни.

От этих слов на душе Атли тут же стало легче, и он широко улыбнулся.

– Спасибо, братец. Тогда в добрый путь!

12. Жемчуг со дна реки

Дни в лодке тянулись медленно, превращаясь в мучительную бесконечность. Быстрое течение реки, подгоняемое чарами Мешко, несло их вперёд, мимо заснеженных берегов с чёрными стрелами голых деревьев. Временами Василисе даже чудилось, что она снова оказалась в чужом мире в красной лодке посреди золотой реки. От этих воспоминаний её пробирала дрожь, и Василиса торопилась заснуть, свернувшись калачиком на сыром дне. Её приводили в чувство только редкие остановки. Дважды в день они причаливали к берегу, чтобы передохнуть, погреться у костра, поесть и справить нужду. Устали все так, что молчал даже Финист. Он делился магией с Мешко, но даже этого не хватало и приходилось поднимать парус, а Кирши с Василисой – налегать на вёсла, чтобы не прерывать путь и дать резерву восстановиться.

Василисе казалось, что чем быстрее они доберутся до места, тем скорее всё встанет на свои места. Они найдут ответы, свергнут чернокнижников, предотвратят новые смерти и прекратят страдания невинных людей. И пока они мчались в этой бешеной гонке к заветной цели, Василиса могла твёрдо стоять на ногах, гоня мысли о том, что жизнь её, которую она так и не успела собрать по кусочкам, снова рухнула, перевернулась с ног на голову и вдребезги разбила её саму. О том, что случится, когда они доберутся до пещеры Белогора, и уж тем более что будет, если ответов там не найдется, Василиса старалась не думать.

– Смотреть уже на этот сыр не могу, – пожаловался Финист, когда они остановились на очередной привал и расселись у костра. Выглядел он плохо – бледный и осунувшийся, с тёмными кругами под глазами: расставание с магией давалось ему нелегко.

Василису от сыра, попахивающего козой, и чёрствого хлеба уже тоже подташнивало, но выбирать не приходилось, и она продолжала молча жевать, тихо надеясь, что в Тёмном Лесу удастся разжиться дичью, если, конечно, в тех местах она вообще ещё осталась.

Мешко водрузил на огонь котелок и засыпал в воду трав из мешочка на поясе. В студёный воздух потянулись ароматы мяты, смородины и ромашки. Кирши вернулся из берёзовой рощи с корой и охапкой веток. Мешко придирчиво осмотрел каждую, погладил, вытягивая чарами лишнюю влагу, и подбросил в костёр.

– В роще есть гнездо гулей, старое и явно заброшенное. Думаю, опасаться нечего, – сказал Кирши, усаживаясь на камень рядом с Василисой. Она придвинулась ближе, разломила свой кусок сыра и протянула ему половину. Кирши благодарно кивнул.

– Мой дед говорил, что нечисть чует перемены и всегда уходит с насиженных мест. В его времена нечисти было мало, но и она начала бесноваться незадолго до войны, – задумчиво проговорил Мешко.

Никто ему не ответил, а Василиса задумалась, могла ли нечисть чувствовать, что чернокнижники что-то замышляют. Она вспомнила свою встречу с Лихо, обещавшим, что солнце больше не взойдёт, и рассказ Кирши аж о четырёх ночницах в одной деревне. Возможно, они и правда знали о грядущих переменах, а может, попросту бежали из деревень и лесов в тех местах, где чернокнижники превращали жителей в волколаков, или скрывались от их чар, не желая становиться оружием в чужих битвах.

В сознании всплыли слова пророчества странной северной шаманки по имени Ма. Они горели, высеченные в мозгу, будто клеймо, не позволяя забыть.