Теперь он принадлежит к людям, которые чувствуют себя поистине живыми в преддверии урагана. “Я родился для штормов, и штиль мне не подходит”, – сказал однажды Эндрю Джексон. Это применимо и к Маску. У него сформировался осадный менталитет, который предполагает влечение, порой даже упрямое стремление, к штормам и драмам – как на работе, так и в романтических отношениях, поддерживать которые ему нелегко. Он обожает кризисы, дедлайны и работу на износ. Сталкиваясь с мучительными испытаниями, от напряжения он часто не может спать и страдает от тошноты. Но вместе с тем они вселяют в него силы. “Он притягивает драму, – говорит Кимбал. – Это его навязчивое желание, сюжет его жизни”.

Когда я рассказывал о Стиве Джобсе, его партнер Стив Возняк сказал, что я должен поставить важный вопрос: обязательно ли ему было быть таким грубым? таким суровым и жестоким? таким охочим до драмы? Когда я подошел к концу своего повествования и задал этот вопрос Возу, тот ответил, что если бы он руководил Apple, то был бы добрее. Он относился бы ко всем как к членам семьи и не увольнял бы людей пачками. Затем он сделал паузу и добавил: “Но если бы я руководил Apple, мы, возможно, никогда не сделали бы Macintosh”. И вот вопрос об Илоне Маске: мог ли он быть более спокойным, но все равно отправить нас на Марс и обеспечить нам электроавтомобильное будущее?

В начале 2022‐го – после года, когда SpaceX совершила 31 успешный пуск, Tesla продала более миллиона автомобилей, а Маск стал самым богатым человеком на Земле, – Маск с сожалением рассуждал о своем неконтролируемом желании баламутить воду. “Нужно перестроить свой образ мыслей, чтобы не находиться постоянно в режиме кризиса, – сказал он мне, – потому что я живу в нем уже лет четырнадцать, а может, и вовсе большую часть жизни”.

Но это было просто грустное замечание, а не зарок на Новый год. Даже говоря об этом, он тайком скупал акции Twitter, самой большой игровой площадки в мире. В том апреле он сбежал в гавайский дом своего наставника Ларри Эллисона, основателя Oracle, и скрывался там в компании актрисы Наташи Бассетт, с которой время от времени встречается. Ему предложили место в совете директоров Twitter, но в выходные он пришел к выводу, что этого недостаточно. Его характер требовал абсолютного контроля. Он решился на попытку враждебного поглощения, чтобы сразу купить компанию. Затем он улетел в Ванкувер, где встретился с Граймс. Там он до пяти утра играл с ней в новую игру Elden Ring, где можно строить империи и вести войны. Закончив, он начал реализацию собственного плана и пошел в атаку на Twitter. “Я назвал цену”, – объявил он.

На протяжении многих лет всякий раз, когда Илон оказывался в тяжелой ситуации или чувствовал, что над ним сгущаются тучи, он вспоминал об ужасах травли на детской площадке. Теперь у него появился шанс прибрать игровую площадку к рукам.

Глава 1
Авантюристы

Джошуа и Уиннифред Хальдеман

Любовь Илона Маска к риску – семейная черта. Он унаследовал ее от своего деда по материнской линии Джошуа Хальдемана, отчаянного авантюриста и упрямого в своих взглядах человека, выросшего на ферме на пустынных равнинах Центральной Канады. Он изучал хиропрактику в Айове, а затем вернулся в родной город неподалеку от Мус-Джо, где объезжал лошадей и практиковал мануальную терапию в обмен на еду и кров.

В конце концов он купил собственную ферму, но потерял ее в период Великой депрессии 1930‐х годов. Следующие несколько лет он работал ковбоем, участвовал в родео и трудился на стройках. Неизменной в его жизни оставалась лишь непреходящая любовь к приключениям. Джошуа женился и разводился, ездил зайцем на товарных поездах и однажды даже без билета пробрался на океанский корабль.

Лишившись фермы, он заразился популизмом и стал активно участвовать в движении под названием Партия социального кредита, которое предлагало раздавать гражданам беспроцентные кредитные банкноты, чтобы ими можно было расплачиваться, как валютой. Движение имело черты консервативного фундаментализма с налетом антисемитизма. Его первый канадский лидер заявил об “извращении культурных идеалов”, поскольку “у власти стоит непропорционально большое число евреев”. Хальдеман в итоге занял пост председателя национального совета партии.

Уиннифред и Джошуа Хальдеман

Также он вступил в технократическое движение, участники которого полагали, что государством должны управлять технократы, а не политики. Некоторое время оно было запрещено в Канаде, поскольку противилось вступлению страны во Вторую мировую войну. Хальдеман нарушил запрет, разместив в газете объявление в его поддержку.

Однажды он решил научиться бальным танцам – и так познакомился с Уиннифред Флетчер, которая была не меньшей авантюристкой, чем он сам. В свои шестнадцать она работала в газете Times Herald, выходившей в Мус-Джо, но мечтала стать танцовщицей и актрисой и потому сбежала на поезде сначала в Чикаго, а затем в Нью-Йорк. Вернувшись, она открыла в Мус-Джо танцевальную школу, куда Хальдеман и ходил на занятия. Когда он пригласил Уиннифред на ужин, она ответила: “Я не встречаюсь с клиентами”. Хальдеман бросил занятия и пригласил ее снова. Через несколько месяцев он спросил: “Когда ты выйдешь за меня замуж?” Она ответила: “Завтра”.

У них было четверо детей, включая девочек-близняшек Мэй и Кэй, которые родились в 1948 году. Однажды в поездке Хальдеман увидел в поле одномоторный самолет “Люскомб”, на котором висело объявление о продаже. Денег у него не было, но ему удалось убедить фермера обменять самолет на его автомобиль. Это было довольно опрометчиво, поскольку летать Хальдеман не умел. Он нанял человека, который отвез его на самолете домой и затем обучил пилотированию.

Семейство прозвали Летучими Хальдеманами, а самого Джошуа в отраслевом журнале хиропрактиков описали как “пожалуй, самую выдающуюся личность в истории летающих хиропрактиков”, что было довольно узко, но точно. Когда Мэй и Кэй было три месяца, Хальдеманы купили одномоторный самолет “Белланка”, который был побольше первого, и девочек стали звать “летучими близняшками”.

Эксцентричный консерватор и популист, Хальдеман пришел к выводу, что канадское правительство слишком сильно контролирует жизнь отдельных людей, а страна при этом дает слабину, и потому в 1950‐х годах решил перебраться в ЮАР, где сохранялся режим белого апартеида. “Белланку” разобрали на части, сложили в ящики и отправили на грузовом судне в Кейптаун. Хальдеман предпочел жизнь подальше от побережья, поэтому семейство отправилось в Йоханнесбург, где основным языком белого населения был английский, а не африкаанс. Но, пролетая неподалеку от Претории, они увидели, как повсюду цветет лиловая жакаранда, и Хальдеман провозгласил: “Здесь мы и останемся”.

Когда Джошуа и Уиннифред были молодыми, в Мус-Джо приехал шарлатан Уильям Хант, известный (по крайней мере, самому себе) как Великий Фарини. Он рассказал, как побывал в древнем “затерянном городе”, когда пересекал пустыню Калахари в Южной Африке. “Этот баснописец показал моему деду фотографии, которые явно были подделкой, но дед поверил ему и задался целью найти [этот город]”, – говорит Маск. Перебравшись в Африку, Хальдеманы каждый год около месяца бродили по пустыне Калахари в поисках легендарного города. Они добывали пропитание на охоте и спали, держа наготове заряженные ружья, чтобы отпугивать львов.

Девизом семейства стали слова: “Живи опасно, но осторожно”. Они летали в такие далекие места, как Норвегия, разделили первое место в автопробеге Кейптаун – Алжир, маршрут которого растянулся на 19 тысяч километров, и первыми прилетели на одномоторном самолете из Африки в Австралию. “Им пришлось убрать задние сиденья, чтобы разместить резервуары с топливом”, – вспоминала впоследствии Мэй.

Эррол, Мэй, Илон, Тоска и Кимбал Маск

Любовь Джошуа Хальдемана к риску в конце концов вышла ему боком. Он погиб, когда человек, которого он учил летать, задел линию электропередачи, после чего самолет перевернулся и разбился. Его внуку Илону тогда было три года. “Дед знал, что настоящие приключения без риска не обходятся, – отмечает он. – Риск давал ему силы”.

Хальдеман внушил это чувство одной из своих дочерей-близняшек, матери Илона Мэй. “Я знаю, что могу пойти на риск, если готова к этому”, – говорит она. В юности ей хорошо давались математика и естественные науки. А еще она была невероятно хороша собой. Высокая и голубоглазая, с точеными скулами и изящным подбородком, Мэй в пятнадцать лет начала работать моделью, представляя одежду из универмага на подиумных показах, которые проводились по утрам в субботу.

Примерно тогда же она познакомилась с выросшим в ее районе юношей, который был не менее хорош собой, хотя и было в нем что‐то вульгарное и грубоватое.

Эррол Маск

Эррол Маск, авантюрист и пройдоха, всегда искал новые возможности для заработка. Его мать Кора родилась в Англии, где в четырнадцать лет окончила школу и устроилась на работу на завод по производству фюзеляжей для истребителей-бомбардировщиков, а затем села на корабль и эмигрировала в ЮАР. Там Кора познакомилась с Уолтером Маском, специалистом по криптографии и офицером военной разведки. Он служил в Египте – разрабатывал планы, чтобы вводить немцев в заблуждение, используя муляжи орудий и прожекторов. После войны он в основном молча сидел в кресле, пил и применял свои криптографические навыки, разгадывая кроссворды. В результате Кора ушла от него, забрав с собой двоих сыновей, съездила в Англию, купила “бьюик”, а затем вернулась в Преторию. “Она была самым сильным человеком, которого я знал”, – говорит Эррол.

Эррол выучился на инженера и занимался строительством гостиниц, заводов и торговых центров. Параллельно он восстанавливал старые автомобили и самолеты. Также он пробовал себя в политике, обошел на выборах африканера из Национальной партии, которая поддерживала апартеид, и стал одним из немногих англоязычных членов городского совета Претории. В газете Pretoria News от 9 марта 1972 года о выборах написали под заголовком “Реакционеры против истеблишмента”.

Как и Хальдеманы, он любил летать. Он купил двухмоторный самолет Cessna Golden Eagle, на котором доставлял съемочные группы в свою хижину, построенную в буше. Однажды в 1986 году, намереваясь продать самолет, он приземлился на аэродроме в Замбии, где встретился с панамско-итальянским предпринимателем, готовым его купить. Они договорились о цене, но вместо денег Эррол получил изумруды, добытые в трех небольших шахтах, которыми этот предприниматель владел в Замбии.

Тогда Замбией руководило постколониальное черное правительство, но бюрократический аппарат еще не функционировал, поэтому шахта не была зарегистрирована. “Зарегистрировав ее, ты остался бы ни с чем, ведь черные все бы забрали себе”, – объясняет Эррол. Он критикует родственников Мэй за расизм, но утверждает, что сам к нему не склонен. “Я ничего не имею против черных, но они просто не такие, как я”, – говорит он в длинном и путаном телефонном разговоре.

Кора и Уолтер Маск

Эррол, который никогда не входил в число владельцев шахты, расширил свой бизнес, импортируя необработанные изумруды и отправляя камни на огранку в Йоханнесбург. “Многие приходили ко мне с украденными грузами, – говорит он. – Я ездил за границу и продавал изумруды ювелирам. Это была настоящая авантюра, ведь все происходило нелегально”. Изумрудный бизнес принес ему около 210 тысяч долларов, но потерпел крах в 1980‐х, когда русские создали в лаборатории искусственный изумруд. Эррол Маск лишился всех своих изумрудных заработков.