Какая-то часть хозяев действительно занималась своим делом всерьез – применяли машины, покупали сортовые семена, изучали передовые технологии. Но что такое даже 4 млн десятин по сравнению с общей посевной площадью державы, которая составляла в 1914 году 107 млн?²² Меньше четырех процентов!

Большинство же мелких помещичьих хозяйств не слишком отличались от крестьянских: та же архаичная технология обработки земли, лишь чуть-чуть получше по качеству за счет более сытых лошадей, поперечной вспашки, какой-нибудь прикупленной сеялки-жнейки. Это качество давало прибавку на пару десятков пудов с десятины по сравнению с крестьянами, но и только. Отсюда и такая низкая товарность (совхозы, например, даже в первые годы своего существования давали около 60 % товарной продукции). Надо было оставлять зерно на семена, на прокорм скота, да и работу батраков большей частью оплачивали не деньгами, а натурой. Правда, многие хозяйства имели свои винокуренные заводы и мельницы, что несколько повышало товарность за счет разных скрытых механизмов. Как бы то ни было, при 12 % валового сбора помещики давали 21,6 % продаваемого хлеба и имели товарность 47 %. Даже притом что их насчитывалось очень мало, при дальнейшем укрупнении хозяйств это был перспективный путь развития аграрного сектора. Но не они определяли состояние пресловутого сектора, увы… Для этого их было слишком мало.

Зажиточных крестьянских хозяйств, именуемых в таблице кулаками, насчитывалось около 5 %, или примерно 1 млн хозяйств. Составляя 5 % от общего числа хозяйств, они производили 38 % валового сбора и половину товарного хлеба. Кстати, а как они ухитрялись это делать? Давайте посчитаем, безбожно завышая при этом показатели. Самые зажиточные крестьянские хозяйства имели наделы не более 15 десятин (те, у кого больше, составляли такой ничтожный процент, что ими можно пренебречь). Урожайность возьмем среднюю в хороший год – 50 пудов с десятины. Совершив простую арифметическую операцию с этими очень завышенными цифрами, мы получим валовый сбор кулацких хозяйств в 750 млн пудов. Откуда же взялись остальные 1200 млн?

Дело в том, что кулак являлся не только и не столько хлеборобом, сколько мелким сельским предпринимателем. Во-первых, ростовщиком: давал взаймы зерно, лошадей, инвентарь. Оплату он, естественно, получал натурой – зерном, отработкой, землей «в аренду». Одному хозяину дал весной семян, получив за каждый мешок два. У другого за долги прибрал земельный надел, третьему, тоже за долги, велел его обработать, а урожай положил себе в амбар. Кроме того, промышляли они еще и скупкой зерна у бедных хозяев, которым не было резона ехать на ярмарку ради десятка пудов. Так вот, по зернышку, и набегали 38 % валового сбора.

Назвать кулацкий путь развития сельского хозяйства перспективным язык не поворачивается. Скорее, это был путь к гражданской войне на селе – как в итоге и получилось.

Но общее состояние аграрного сектора определяют не передовики производства, а основная масса хозяйств. Сколько, кстати, их было? А вот это тайна! Общее число крестьянских дворов я не нашла ни в одном справочнике. Пришлось идти, как «нормальному герою», хитрым обходным путем. В справочнике «Россия. 1913 год»²³ мне удалось найти таблицу распределения сельскохозяйственных машин по дворам. Выбрав из списка сенокосилку, я выяснила, что одна такая машина приходится на 104 двора. А всего на 1910 год в Российской империи их было 200 380 штук. Перемножив эти два числа, я получила без малого 20,8 млн дворов (округлим до 21 млн). Видите, какой занимательной наукой иной раз бывает история?

Итак, 20 млн прочих хозяев производили половину хлеба, если считать по валу, и поставляли на рынок всего лишь 28,4 % продаваемого зерна. Ну, и толку с них для державы? Если бы этих хлеборобов вообще не существовало, стране была бы ощутимая выгода. Они поставляли всего 30 % товарного хлеба, а численность их – 115 млн человек, три четверти населения. И ведь все есть хотят! Середняки еще туда-сюда, а беднота, с точки зрения экономики передовой сельскохозяйственной державы, точно лишняя на этом свете, поскольку поставляет на рынок своего продукта меньше, чем его же с того рынка потребляет.

Так что вал – он, конечно, вал, но не от всех и не для всех.

Сколько в России сытых?

Но разве главное в том, сколько зерна собирали? Валовый сбор, экспорт, важнейший аргумент, что, мол, Россия кормила половину Европы, – разве в этом суть? Да плевать, кого и как она кормила, надоело уже это колониальное низкопоклонство – важно, кто и как кормил ее собственное население. А то действительно, впору поверить, что пришли злые большевики, обманули доверчивых мужичков и устроили революцию, от которой всем только хуже стало. А потом еще и разорили своей коллективизацией пейзан, которые до того горя не знали.

О. Тихон Шевкунов. «Замечательный русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин, с которым мне выпала честь лично общаться, как-то заметил: “Когда нам хотят доказать, что крестьянство в России бедствовало, что Россия была нищей страной, то хочется спросить: откуда же взялись шесть миллионов зажиточных хозяйств для раскулачивания? Если в стране шесть миллионов богатых хозяйств, то можно ли ее назвать нищей? ”»

Ну, во-первых, можно. Если остальные девятнадцать миллионов хозяев не могут прокормить свои семьи, то она богатая, что ли²⁴? Почему-то сейчас, рассуждая об экономическом положении какого-либо государства, оперируют не состояниями олигархов и не доходами среднего класса, а процентом людей, живущих ниже «черты бедности». А когда хотят доказать процветание Российской империи, действуют с точностью до наоборот.

Во-вторых, ссылаться в историческом труде на писателей – моветон. И это не просто так. Писатель, он за свои слова не отвечает ничем, даже своей репутацией. По Солоухину, раскулачили 6 млн хозяев – 24 % от их общего числа. В реальности, согласно статистике и с округлением до сотен тысяч, таковых было 400 тысяч²⁵, то есть 1,6 % от общего числа хозяев. Есть разница? Солоухин на научную достоверность не претендует, он поэмы пишет, хотя и в прозе, но труд о. Тихона вроде бы все же исторический?

Вернемся, впрочем, к населению и его прокорму. Рассмотрим для начала, очень в общих чертах, опять же на уровне «средней температуры по больнице», экономику крестьянского двора Российской империи, находящегося примерно на «черте бедности». Которых, кстати, было две – статистическая и внутридеревенская.

Статистически бедняцкими в России считались хозяйства, имевшие не более 5 десятин надела, не больше одной лошади и одной коровы. Это, так сказать, граница между бедняком и середняком. Экономист 20‑х годов Лев Литошенко в книге «Социализация земли в России» приводит следующую таблицу, составленную по 25 губерниям на 1917 год. Никаких большевиков еще и близко не было, да и Февраль повлиял скорее положительно, прибавив и скота, и инвентаря.

Этот материал предоставила статистическая выборка, в основу которой положено исследование 427 тысяч крестьянских хозяйств по 25 губерниям. Исследование не тотальное, однако довольно масштабное. Как мы видим из таблицы, бедняцких хозяйств, по всем трем показателям, насчитывалось около 75 %.

Ну, а в деревнях делили по-другому – на тех, кто способен и кто не способен прокормиться своим хлебом до нового урожая. Это внутридеревенская «черта бедности». Совпадает ли она со статистической?

Итак, возьмем хозяйство «на черте» – одна лошадь, одна корова, разве что надел уменьшим до 4,5 десятины, но это чисто для удобства вычислений. Способно ли оно прокормиться своим хлебом до нового урожая?

На дворе у нас хороший урожайный год, зерна собирают по 50 пудов с десятины. А с надела? Думаете, 50 надо умножить на 4,5? Ан нет! В абсолютном большинстве российских хозяйств использовалось трехполье: два поля пашут, третье лежит под паром, отдыхает. Поэтому 50 мы должны умножить на три, после чего получаем валовый сбор с надела данного хозяйства – 150 пудов.

Теперь считаем расход. По 12 пудов на десятину требуется оставить на семена. Итак, 36 пудов долой – остается 114 пудов.

Дальше. Сколько зерна требуется, чтобы прокормить семью? Возьмем так называемый «физиологический минимум» довоенного образца, тот, ниже которого – уже голод. Это норма, которую продотряды в 1918 году должны были оставлять хозяйствам на прокорм семьи и скотины. Большевики число тоже не с потолка взяли – в 1906 году данный уровень потребления был зарегистрирован в 235 уездах с населением 44,4 млн человек. Год был неурожайный, зерновых по стране собрали всего 2,5 млрд пудов при численности населения чуть меньше 150 млн человек, однако серьезного, смертного голода зафиксировано не было²⁶.

По этой норме на человека требуется 12 пудов зерна. А сколько людей в среднем было в семье? И вот тут меня ждал еще один сюрприз. Я решила пойти самым простым путем: разделить число крестьян на количество хозяйств. Получилось пять человек. Вот тебе и знаменитая крестьянская многодетность! Нет, рожали-то помногу, но детская смертность была колоссальная. В России в начале ХХ века до двух лет доживало где две трети младенцев, а где и ещё меньше. Дальше тоже умирали, но уже не в таком количестве, хотя голод и эпидемии все равно собирали свою жатву. Так что все сходится: родили десятерых, осталось три²⁷. Или два и бабушка на печке.

Итак, по минимальной, физиологической норме на прокорм семьи требуется 60 пудов. Остается 54. Не надо забывать про гарнцевый сбор – плату за помол зерна на мельнице, который составлял от 5 до 10 %. Возьмем среднее – еще 4 пуда. Остается 50.

По той же самой физиологической норме 18 пудов зерна полагалось на лошадь, девять на корову. Допустим, живности на дворе по минимуму – нет ни коз, ни овец, ни даже кур, которых тоже зерном кормили. В остатке получим 23 пуда. Это на продажу. Рожь в начале века стоила около 60 копеек за пуд, так что получит хозяин за нее примерно 14 рублей. С этих денег надо заплатить налоги (а до 1907 года и выкупные платежи), купить всякое для хозяйства, чего самостоятельно не изготовишь, – от инвентаря до соли. Дрова, кстати, во многих уездах тоже покупали, поскольку далеко не у всех общин были свои леса, а без дров сельскому жителю в нашем климате никак. Да и запас зерна неплохо хоть как-то пополнить – кто его знает, каким будет следующий год?

Как видим, действительно черта бедности в обоих смыслах – наш двор может прокормиться до нового урожая и покрыть свои самые неотложные нужды. Но это почти середняцкое хозяйство в хороший год. А если год не очень хороший и собрали по 40 пудов? Или, не дай бог, и вовсе неурожай? А если надел не 4,5 десятины, а меньше? А если нет лошади и за каждый день аренды надо платить или отрабатывать?

…Что-то я не припоминаю, чтобы при социализме народ как-то особо объедался. Питание было достаточным, но не чрезмерным. Писатель Кара-Мурза приводит таблицу: сколько и каких продуктов в год потребляли жители предреволюционной России и жители СССР в 1986 году, который у нас считался неблагополучным²⁸ (данные приведены в килограммах).

Рабочие в Российской империи тоже не булками объедались. Но получается, что крестьянин, производитель еды, питался даже хуже, чем рабочий. 3 яйца в месяц на душу населения, 250 г сахара, 6 кг картошки (200 г в день). Даже овощей всего 2 кг – это какие же у них были огороды? Зато хлеба аж по 700 г в день (в войну рабочая норма в тылу составляла 800 г, хотя работа на заводе легче крестьянской). Воистину, рай на земле!