ОЛЬГА

Ольга отступила к кулисам и схватилась за тонкую тканевую перемычку. Кашель больше не рвался из горла – но внутри ее, где-то под сердцем, ослепительными вспышками боли что-то ворочалось и продиралось наружу. Она опустила глаза – корсет бугрился и опадал, словно что-то острое и твердое тыкалось в него.

«ЗИГФРИД»

Что-то защекотало пальцы. Алексей опустил взгляд. Через бортики шкатулки неловко, неуклюже переваливались и спрыгивали на красный ковер дорожки маленькие фигурки. Сбитые из плотного песка человечки выстраивались в квадрат, деловито перебегая из шеренги в шеренгу. Это было бы мило и даже забавно – если бы от них не шел испепеляющий жар. От которого воздух шел волнами, а пот вскипал на коже.

Ублюдок Древних увидел их первым. Глаза выпучились, жабры, вырвавшись из-под воротничка, расщеперились, кожа пошла буграми – он бы перекинулся прямо сейчас, если бы рядом была емкость с водой. Но пока он мог лишь хватать разъехавшимся от уха до уха ртом воздух и едва слышно шипеть:

– Преда-а-а-атель… Раб тварей пус-с-с-стынь…

– Они тоже Боги, – так же тихо ответил Алексей. – И они тоже хотят править.

И вздрогнул, услышав эти свои слова. Вместе с мороком, наведенным Водными Древними, с него сползло и собственное, взлелеянное своими же руками заблуждение: Боги Пустынь не хотят освободить Российскую империю от Матери-Императрицы и ее ублюдков – они собираются править сами.

И он вспомнил лихорадочные телеграммы, которые летели из Самарканда, Ташкента и Ашхабада, – из песков восстали мертвецы, обернутые в саваны, и наложили длань свою на саманные дома, и выжгли непокорных, и покорили выживших. Туман и реки остановили шествие этих Богов – как остановили его тайга и болота тех – Богов Лесов.

Но они оказались слишком хитры. Они готовились. Они ждали.

И дождались его – наивного дурака, с дырами в гипнозе, идеалиста-бомбиста, который хотел… чего? Наверное, счастья для народа. А может быть, какого-то дела для своих неспокойных рук.

Которыми и принес, только что принес, неизбежные смерть и ужас.

Алексей упал на колени в тщетной попытке собрать мелких големов, вернуть их в шкатулку, остановить то, что могло сейчас произойти, – то, что должно было сейчас произойти, – по его вине, при его участии.

Но стоило ему лишь коснуться одного из человечков, как тот дернулся – и по шершавому тельцу пробежала волна. А потом произошло странное.

Все песчинки – весь миллиард, из которого состояла ожившая фигурка – вдруг шевельнулись и… оттолкнулись друг от друга? раздвинулись? – и между ними, до этого плотно слепленными и сжатыми в твердый, почти что каменный ком, появились просветы – и словно маленький взрыв родился в нутре песчаного человечка. Взрыв, который сделал «пух!» и погас, – но человечек дернулся и в одно мгновение вырос в сотню раз. Огромная ступня, размером с Алексея, поднялась – и опустилась на ублюдка. Брызнула кровь – и «пух!», «пух!», «пух!» многократным эхом раскатилось вокруг.

Алексей закрыл глаза.

ОЛЬГА

Ольга закрыла глаза, ослепленная болью. То, что рвалось из нее, никак не могло пробить дорогу, остервенело тычась во все стороны, вспарывая ей кишки, перемалывая нутро в кашу. Она уже давно не пела – сорвав голос в последнем крике, она отступила к кулисам и непослушными пальцами пыталась на ощупь если не расшнуровать, то разорвать корсет.

И в тот момент, как она нащупала шов и стала его раздирать, боль накрыла ее последней, невиданной доселе вспышкой. Ветки – березовые, липовые, – дуб и валежник вдруг возникли перед ее лицом, словно эта боль отшвырнула ее в лесную чащу.

И краем угасающего сознания Ольга поняла – те ветки были из нее.

«ЗИГФРИД» – АЛЕКСЕЙ

«Пух! Пух!» – уже растворилось в воплях истошного ужаса, наводнившего театр. Люди и ублюдки метались по залу, пытаясь спрятаться от песчаных великанов, которые давили и топтали, перемалывая в кашу плоть и кости. От их касаний вскипали и исходили паром Древние, обугливались в спекшиеся комки люди.

Краем уха Алексей уловил далекое гудение и обернулся на звук. В дальней ложе бледным, длинным, как земляной червь, возвышался нечесаный чернобородый мужик. Еще утром Алексей признал бы в нем Распутина – но теперь видел иное: еще одного ублюдка Древних, засланца Лесов. Пристроившегося здесь, пригревшегося в самом сердце Глубинных. Но зачем?

И Алексей понял – затем же, зачем и он сам пришел сюда, в этот театр, принес эту проклятую, наполненную смертью и страхом шкатулку.

Тот-кого-звали-Распутиным смотрел на Алексея, словно не было вокруг воплей ужаса и боли, хруста костей и плеска крови. В этом пристальном взгляде земляно-черных глаз было лишь одно – вопрос: «Почему именно сейчас?»

И то, что же означал этот вопрос, Алексей понял через минуту.

Когда со стороны сцены раздался оглушительный треск, когда лопнули светильники и в щепки разлетелись кресла, когда упали продранные портьеры – от того, что словно кто-то метнул со сцены в зрительный зал лесную чащу.

Обернувшись, Алексей успел увидеть, как тело женщины – он узнал ее, это была актриса, – разрывается миллионом стволов, веток и веточек.

* * *

Утро встретило руины того, что было когда-то Императорским театром, нежным рассветом. Лучи солнца золотили кремово-розовое небо. Шпиль Петропавловской крепости сиял надеждой на будущее.

Алексей захрипел, шевельнул распухшим языком, глухо застонал. Он был в сознании всю ночь. Он видел и слышал, как умирали остальные. Как мучился в агонии Распутин – обратившиеся в валежник ветки, убившие Мать-Императрицу, пытались втянуться в тело того, кто породил их, кто заронил то семя, из которого они выросли. Как задыхались зажатые сотнями пудов мокрого, слипшегося песка остальные – люди и нелюди.

Тогда, со сцены, острые, как пики, ветви ринулись к Матери-Императрице, вспарывая тела тех, кто выжил под пятами песчаных гигантов, раздирая в клочья самих гигантов. В хаосе и панике, в какофонии криков и воплей, они вспороли брюхо монструозной медузе – и бочки слизи и жижи выплеснулись из него, затопив зал. Сырость смешалась с песком, зацементировав его, превратив в тяжелый, удушающий камень.

И запечатав всех, кто был, в огромную смертельную ловушку.

Кто-то умер сразу, когда его череп был раздавлен этой массой, как спелый орех.

Кто-то умирал долго и мучительно, задыхаясь и истекая кровью.

Кто-то был еще жив – как Алексей, погребенный по нижнюю челюсть, недвижимый и полубезумный, но все еще дышащий.

Слышащий.

Обоняющий.

Видящий.

Слышащий рокот, идущий сверху, с неба.

Обоняющий запах диковинных пряностей, не знакомых ему доселе.

И видящий, видящий, видящий…

Как сверху, с огромных цеппелинов, неподвижно зависших над градом на Неве – Санкт-Петербург ли это теперь? не дадут ли ему новое имя? – спускаются Иные Древние.

Со связками черепов на мощных шеях.

С пучками скальпов на поясах набедренных повязок.

Многорукие и многоглавые. Длинноязыкие и острозубые.

Они пришли, когда местные Древние не смогли договориться и пожрали самих себя.

Они всегда приходят в это время.

Облако пряностей окутало Алексея.

Шпиль Петропавловской крепости погас.

Владимир Слабинский
Любовь побеждает все

Amor vincit omnia – любовь побеждает все!

Велите ж мне в огонь: пойду как на обед…

А.С. Грибоедов, «Горе от ума»

Медитируя на огонь или воду, человек соприкасается с вечностью. Как врач отмечу, что это не только благотворно сказывается на ментальном здоровье, но и продлевает жизнь. Поэтому в Санкт-Петербурге, где я живу, квартиры с каминами и квартиры с видом на воду стоят значительно дороже. Но что любопытно: сами по себе вода и огонь – это непримиримые противоположности, существующие по принципу «либо-либо». Совмещение этих первоэлементов редчайшее, хотя и встречающееся в природе явление – например, саламандра.

Однако за окном моего рабочего кабинета не было текущей реки, так как была зима со всеми вытекающими из этого факта последствиями, да и камина, признаться, в кабинете тоже не было. Отсутствие камина было следствием вредности одного пожарного инспектора… Впрочем, не о нем речь.

Итак, вот уже четверть часа я стоял у окна и с детским восторгом наблюдал за тем, как Индрик-зверь убирает на площади снег, и поневоле раз за разом повторял про себя:

Почему Индрик-зверь всем зверям отец?
Ходит он по подземелью,
Прочищает ручьи и проточины:
Куда зверь пройдет – тута ключ кипит…

Все-таки это было гениальное решение властей – привлечь к борьбе со снежной стихией самого Владыку вод – Индрик-зверя! Импортозамещение. Не все же им деньги из страны вывозить, можно и отечественный бестиарий поддержать.

Мои наблюдения прервал визит пациента. Он записался заранее и пришел вовремя. Перспективный молодой чиновник Модест Михайлович Иванов уже обращался ко мне, и я не преминул напомнить ему об этом.

– Как здоровье вашей уважаемой супруги?

– Все хорошо, спасибо! Ирина передает вам поклон и слова благодарности. Доктор, однажды вы уже спасли нашу семью, поэтому я и пришел сегодня.

Я самодовольно (и теша себя иллюзией, что незаметно для пациента) усмехнулся, вспоминая очень непростой случай лечения аллергии в контексте семейной терапии. Кроме того, по сравнению с прошлой встречей молодой человек вел себя совсем по-другому. Он научился вежливости – отметил я с некоторым удовольствием. Все-таки медицинская наука творит чудеса!

– Что вас привело?

– Даже не знаю, с чего начать… Это очень странное стечение обстоятельств… Доктор, только на вас уповаю и молю о спасении!

– Прошу вас успокоиться и рассказать все подробно, – произнес я врачебным голосом и соответствующе посмотрел на молодого человека.

Под влиянием моего врачебного голоса и врачебного взгляда, как это всегда бывает, пациент успокоился и начал рассказ.

Примерно полгода назад резидент русской разведки в Лондоне (имя в этом случае неважно) сообщил, что англичане с целью борьбы с хаосом на улицах города разработали и внедрили в кратчайшие сроки техническую новинку – светофор.

Мыслимое ли дело! За один только год на дорогах Лондона погибло 1102 человека и еще 1334 получили ранения! Тут поневоле доверишься любому новшеству, даже если ты консервативный англичанин. Первый экземпляр светофора был установлен у здания британского парламента и представлял собой переделанный железнодорожный семафор – две семафорные стрелки: поднятые горизонтально означали сигнал «стоп», а опущенные под углом в 45 градусов – движение с осторожностью. В темное время суток использовался магический фонарь, с помощью которого подавались соответственно сигналы красного и зеленого цветов. Ну и англичане не были бы собой, если бы рядом со светофором не разместили полисмена. Он был призван устрашать и дисциплинировать как участников дорожного движения, так и живущего в светофоре демона. Именно демон и управлял огнями и семафорными стрелками.

– Согласитесь, доктор, это гениально: в одном приборе использовать механику и магию, только англичане могли такое придумать! Великая нация! – восторженно воскликнул Модест Михайлович.

Мне столь демонстративное англофильство претило, но перебивать рассказ было нецелесообразно, поэтому я только невнятно хмыкнул и пожал плечами.

Донесение разведки попало на самый верх, и было принято решение в кратчайшие сроки закупить партию светофоров. Поскольку дело было на контроле на самом верху, – Модест закатил глаза вверх, показывая, насколько высок уровень контролирующей инстанции, – то молниеносно был выделен очень хороший бюджет и подписаны все соответствующие бумаги. Благодаря протекции ответственным за проект (и что важнее – за бюджет проекта) был назначен он – Модест Иванов. Это был по-настоящему звездный час молодого перспективного чиновника!

– История интересная, но я-то чем могу помочь? Я – обычный врач, не инженер, не шпион…