– Ну хорошо… – откладывая заветный томик, отозвалась вахтер и притянула к себе засаленный журнал учета. – Как, говоришь, его имя…

– Он был без сознания. Скорее всего, записан как неизвестный, – тут же отозвалась я.

Пухлый пальчик с идеальным маникюром заскользил по строчкам. И спустя некоторое время нашелся неизвестный блондин без сознания, которого поместили в двадцать шестую палату.

– К нему все равно сегодня уже нельзя, – отозвалась эта дородная дама и посмотрела на меня так, что стало понятно: внутрь я попаду только через труп. Мой. И последний вахтерша может с легкостью организовать, как и травмы, плохо совместимые с жизнью и здоровой психикой.

Потому я решила не рисковать и, попрощавшись, вышла из приемного покоя, чтобы тут же отправиться на обход лечебницы. Целительских корпусов мне штурмовать еще не приходилось, но все когда-то случается в первый раз. Благо теперь я знала, где искать Мика. Осталось дело за малым – проникнуть в здание. Наверняка есть какое-нибудь открытое окошко… И оно нашлось. Одно-единственное на всю лечебницу.

«Что им там, никому не жарко, что ли?» – этим вопросом я задалась, когда на улицы города опустилась ночь. Вопрос проникновения в целительский корпус поднялся на новый уровень. Если быть точной – третьего этажа.

Как до того добраться – был тот еще вопрос. И тут я увидела, как упитанная крыса вылезла из кустов и деловито посеменила мимо меня к водоотводу, вскинула мордочку и начала слизывать капли с его чугунного края.

Я же посмотрела на трубу. С надеждой и сомнением. А потом осторожно взялась за нее и начала карабкаться. При этом старалась сосредоточиться на каждом своем шаге и не думать о том, что будет, если сорвусь. Паниковать не паниковала. Эту почетную миссию взял на себя братец, который переживал сразу за нас обоих.

В особо опасные моменты, когда водоотвод скрипел, а пальцы, цеплявшиеся то за него, то за неровную кладку, дрожали от напряжения, Мик, как истинный хомяк, даже подпискивал. Наконец я добралась до третьего, верхнего этажа.

Меня и распахнутую створку разделяла гладь стены длиной не больше пяти шагов. И где эти знаменитые выступы из стены? Те самые, по которым влюбленнутые на всю голову герои забираются к своим избранницам через окно?

Видимо, то ли окна были не те, то ли я на прекрасного рыцаря не тянула, то ли просто никто еще не практиковал подобное в бесплатной городской лечебнице…

Я попыталась прикинуть, хватит ли у меня сил на левитацию. Заклинание было очень уж энергоемким, и резерва от земли до нужного мне этажа точно бы не хватило. Не факт, что хватит и сейчас, но все же…

Я откинула голову, выдыхая и пытаясь сосредоточиться. И тут увидела водосточный желоб. Он проходил аккурат над окном и выглядел прочным.

В общем, подвести могли и магия, и крепления. Вопрос: чему довериться? Если я сразу использую чары и резерва не хватит, то я точно разобьюсь. А если не выдержит желоб, то у меня будет шанс использовать заклинание, пока лечу до брусчатки.

Рачительность и здравый смысл договорились меж собой без моего участия, и я взялась за водосток. Суча ногами и упираясь мысами ботинок в каменную кладку, я перебирала руками по желобу, медленно, но верно ползя к цели.

И вот когда я зависла вровень с окном, крепления затрещали, а я полетела вниз. Матрица левитации, которую я держала в мыслях наготове, вылетела из головы, зато руки успели схватиться за раму.

Так опытным путем я выяснила, что, падая с высоты третьего этажа, активировать заклинание левитации практически невозможно. Это знание далось мне ценой содранной на ладонях кожи, нескольких синяков и короткой прочувственной речи братца. Последняя состояла всего из трех звуков, но при этом содержала столько эмоций…

Внизу тоненько звякнула упавшая часть желоба. А я выдохнула и с усилием втянула свое тело в палату. И, только оказавшись внутри, поняла, что это мое второе «вхождение» через окно. Первое было, когда я удирала от рассветного в переулке.

М-да… Если так пойдет и дальше, я и вовсе через двери входить разучусь. Буду как истинный вор – перешагивать не через порог, а через подоконник.

С такими мыслями я огляделась. В палате из четырех была занята всего одна койка. И та – трупом. Во всяком случае, на первый взгляд лежавший выглядел именно таковым. Но присмотрелась и поняла: все же живой. Хотя красная гниль знатно отметилась на теле больного. Теперь понятно, почему тут окно было нараспашку: это был единственный способ хотя бы отчасти избавиться от сладковатого, до тошноты, запаха разложения.

Надо было отсюда уходить. Потому я, стараясь не шуметь, крадучись вышла в коридор и отправилась искать Мика. По пути прихватила из небольшой комнатки, дверь в которую была приоткрыта, белую хламиду. Натянула поверх своего платья традиционное лекарское одеяние, чтобы встреться мне кто – вопросов, что я тут делаю, было бы меньше.

Палата братца нашлась не сразу. И была она полна и относительно бодра. Во всяком случае, из-за двери доносились голоса. Но это меня не смутило. Целителей вообще мало что смущает. Я уверенно зашла в палату. Строго посмотрела на двух разбойного вида типов, сидевших на кровати и игравших в карты. Один был с рукой в лубке, второй – с ногой, перебинтованной от пятки до паха.

Мужики не то чтобы смутились, но колоду попытались спрятать. Я же направилась к постели, где лежал Мик. Он был без сознания. Не в магическом стазисе, а в отключке. Я посмотрела на брата, на знакомые с детства черты лица. Самым тяжелым в этот момент было выглядеть беспристрастной. Хотя больше всего хотелось обнять, прижаться…

Но вместо этого я натянула простыню на лицо Мика, прикрыла глаза, вспоминая матрицу левитации, и, наполнив ее силой, опустила на тело брата. Оно взмыло в воздухе.

– Госпожа целитель, – услышала я бас одного из картежников за спиной. – Куды ж вы его уносите-то? Не помер малец-то еще…

– На операцию, – не поворачиваясь, бросила я. И ведь не соврала. У меня действительно была операция. Братоспасательная.

Я пошла вперед, а за мной в воздухе поплыло тело. Вышло эффектненько. Жаль только, что сил отлевитировать Мика было ровно до ближайшей подсобки, где он и упал на пол. И я поняла, что мой резерв пуст. Окончательно. Слишком много энергии я израсходовала за последние двое суток.

– Где-то должно быть кресло-каталка, – высунувшись из кармана хламиды (и когда успел только туда перебраться?), пискнул старшенький. – Целильня же…

Что ж, в его словах был резон. И нам общими усилиями удалось отыскать деревянное, поскрипывавшее при каждом шаге плетеное кресло.

В него я попыталась посадить тело братца. Вот только когда взяла его под мышки, то с первого раза не смогла поднять. Все же сказывались усталость и полеты с водосточных желобов.

– Ты что, не хочешь меня спасать? – возмутился Мик, когда его голова второй раз стукнулась об пол.

– Я-то сама хочу, – выдохнула, вновь берясь за свою ношу. – Но вот мой организм слегка против.

– Тогда отдохни, – милостиво разрешил хомячелло. – А я постою на стреме.

Но я упрямо взялась за тело братца и с третьей попытки водрузила его на кресло-каталку. А затем достала из холщевой сумки склянку и влила ее в рот Мику.

Зелье, то самое, что изменило меня, подействовало и на братца. Медовая шевелюра окрасилась в медь, на носу проступили веснушки… Все, теперь и его не найти заклинанием. И, удовлетворенно выдохнув, я толкнула дверь подсобки и покатила кресло по коридору к лестницам – обычной и скатной.

По последней и добралась до первого этажа. И тут я услышала шаги. Успела закатить кресло за угол ровно в тот миг, когда в коридоре показались двое. И были они явно не целителями. Таких плечистых, расписанных шрамами и татуировками лекарей я не встречала. Да и вместо хламид на них были черные кожаные куртки с шипами – в таких самое то на нежить ходить, а не к пациентам.

Хотя… Наверняка об анатомии эта парочка знала немало. Особенно о костно-мышечном скелете и как его эффективнее всего ломать.

Такие мысли пронеслись в моей голове, пока я, осторожно выглядывая из-за укрытия, провожала взглядом типов. А еще что-то подсказывало, что пришли они по душу моего братца…

Едва сомнительные типы ушли, я вырулила с креслом-каталкой из-за угла, толкая ту предельно осторожно, чтобы несмазанные колеса не издали ни одного протяжного звука. И мне это даже удалось.

Зато когда мы с братцем оказались на улице, то ступицы на угнанной таратайке заголосили вовсю. Вот так, скрипя колесами (кресло) и зубами (это уже я), мы и помчались прочь от целительской. Ну, мне хотелось верить, что помчались, а не поползли под мерный такт «у-у-и-и-у-и-и».

– Давай вон туда, – ткнул лапой в сторону темной подворотни Мик, сидевший у меня на макушке.

– Так там не видно же ни демона. Думаешь, стоит? – с сомнением спросила я.

– Еще как! – заверил братец.

Я же решила, что он хомяк, ему виднее. И не потому, что сидел выше. Просто ночь – стихия грызунов. И зрение у них лучше человеческого приспособлено к сумраку.

Как выяснилось спустя четверть часа – не только у него. У растронков тоже с этим все отлично! На гнездо этих мелких полумагических паразитов мы и напоролись в приглянувшейся Мику подворотне.

Когда мне в лодыжку попыталась впиться одна из этих чешуйчатых головастых тварей, я поняла, что магия у меня все же не совсем кончилась. А вот после того, как я поджарила эту мелкую пакость, – вот тогда да, совсем.

Мелочь агонизирующе взвизгнула, в воздухе запахло паленым, а стая растронков на несколько мгновений отступила. Я же, воспользовавшись этим, поспешила вперед.

Выбежала и вытолкала коляску я на параллельную улочку, ощущая, что еще немного – и сдохну. За спиной осталась копошившаяся и возмущенно попискивающая тьма. Чешуйчатая мелюзга света не любила. Даже такого, от уличных фонарей, предпочитая залечь во мраке переулка и подождать кого-нибудь не столь прытко… жизнелюбивого, как я.

– Чтоб я еще раз доверилась тебе… – начала было я, но братец перебил:

– Слушай, Од, ты прям как пессимистка: видишь одни минусы. А ведь во всем случившемся есть и плюс: мы быстро смылись оттуда.

– Слушай. Я хотя бы вижу! И слава богам! А вот ты куда смотрел, когда завел нас в тот переулок?!

– В будущее, – ничуть не смутился старшенький. – Пытался там разглядеть что-нибудь далекое и светлое.

– В следующий раз, когда решишь так сделать, учти, что хомяки близорукие, – выдохнув, отозвалась я и покатила скрипучую коляску по брусчатке.

– Я, между прочим, нас спасти пытался… – в свое оправдание произнес братец.

Я фыркнула.

– Пытался так же, как в канун этого Новогодия попросить прощения? – съехидничала я: в тот раз мы так активно мирились с братцем, что знатно подрались.

– Слушай, ты мне тот реферат будешь до самой смерти припоминать? – насупился Мик.

– И после тоже, – заверила я. – Я над этой работой, к слову, корпела целый месяц. А осталась без зачета.

– А я без девушки, – припомнил братец мою месть за залитые кофе – так, что и не восстановишь, – листы. – Чтоб ты знала, я Сальму тоже месяц обхаживал.

– Ну я же не знала, что она такая впечатлительная и испугается даже не сквыги, а ее фантома…

– И послали небеса сестру-ведьму… – простонал хомячелло.

– Бестиолога, – поправила я.

– Это еще хуже! – припечатал братец и в сердцах добавил: – Нормальные маги нечисть убивают, а не тащат радостно домой с криками: посмотри, какая восхитительная гадость! Да если бы у тебя, Од, жили монстры под кроватью, то они бы боялись тебя, а не наоборот!

– Почему «если»?.. – подначила я братца.

Хомячелло аж чихнул от такого заявления и какое-то время не находился с достойным ответом. Но потом все же его нашел и…