Эмпатия (страница 5)

Страница 5

На стенах засветились виртуальные экраны. Снимки Дмитрия и Арины занимали половину пространства. Подростков сфотографировали после смерти. Ирокезы, белые татуировки на лицах, странные наряды из чёрной кожи. Искажённые лица, выпученные глаза. Много крови.

Рядом бегущей строкой шли цифры ущерба от «инцидента», как его пока называли и Министерство, и «Эшка».

– Пять подписчиков умерли мгновенно. Двоих нашли позднее, они жили одни. Более шестисот госпитализированы. Сто пятьдесят из них находятся в искусственной коме, мозг повреждён у всех одинаково, пострадали одни и те же участки, – прочитал вслух Макс.

– Позвольте, я поправлю, – вмешался Кристиан. – Точно говоря, двадцать процентов мозга погибли безвозвратно. Не подают никаких сигналов, не отвечают на раздражители, ткань неживая, кровообращения нет. Это как раз те зоны, которые отвечают за память, речь, координацию в пространстве, дыхательную систему. По факту, они мертвы. А тело поддерживают системы искусственного жизнеобеспечения.

– Это ещё не окончательный диагноз. – Голос Ольги был ей под стать. Мягкий, приятный, но ничем не запоминающийся. – Врачи ещё разбираются с инцидентом, это первый случай в их практике. Отмечу, что «Эмпатия» взяла на себя все расходы по медицинскому обслуживанию.

– Слова, слова, слова. Россия – единственная страна в мире, которая бесплатно лечит своих граждан от всего. Демагоги. А похороны ваше соглашение с пользователями предусматривает? – Холодов был в своём репертуаре.

– Наше замечательное государство активно внедряет биотехнологии и бесплатно заменяет органические части тела на биомеханику. Вы прекрасно об этом знаете. Только на прошлой неделе был скандал с девушкой из Сибири, которая пришла в травмпункт с ушибом колена, а вышла с протезом ноги, – скривился Марк.

– Мозги ещё никто синтезировать не научился, – пискнул Синий.

– Совмещение человеческого интеллекта с искусственным запрещено во всём мире. Сами знаете после чего. Я бы попросила вас даже не допускать мысли о том, что «Эмпатия» будет вмешиваться в модифицирование человеческого организма на уровне биоорганики в сфере разума. Я подчёркиваю, наша корпорация оплатит лечение людей, а не замену частей тела, – подхватила Ольга. – И мы не снимаем с себя вины за произошедшее, случай из ряда вон.

– Конечно. Среди погибших один несовершеннолетний. Тот, которому доступ на «продвинутый» уровень закрыт. По вашим уверениям. Трёхфакторная аутентификация. – Лесной сказал это с изрядной долей ехидства.

– Да. Пароль, ДНК-паспорт и голос. Парень оказался слишком хитёр на свою голову, вышел в сеть под виртуальной личиной матери. – Иванов был полон сочувствия, в которое никто не верил.

– Да как он туда вошёл? Разъёмы монтируют только с восемнадцати лет, после психологического тестирования, с допуском врача! – Лесной всё-таки взорвался.

– К сожалению, в его школе нашёлся один умелец, который имплантировал самодельные устройства всем желающим за небольшое вознаграждение. На наше счастье, поклонников роковых паслёновых среди них оказалось немного. Мы уже выявили всех, кто прошёл эту процедуру, – мягко пояснила Ольга.

– А умелец? – Лесной явно жалел, что на юного изобретателя первым вышел не он.

– Он находится в отделе внутренних расследований «Эмпатии». Речь идёт об авторском праве и наших патентах, необходимо выяснить, где он взял схемы, – торопливо объяснил Иванов. – Всё в рамках закона. После нашего допроса мы передадим его вашим коллегам.

На самом деле после изъятия воспоминаний парень сможет только слюну высокохудожественно пускать изо рта. Все присутствующие об этом знали.

– Он несовершеннолетний, вы сдурели на нём «Очищение» проводить? – возразил Лесной.

– Я не вправе раскрывать детали нашего внутреннего расследования. Тем более комментировать закрытый частно-государственный проект. Этот несовершеннолетний нарушил авторские права. И получал за это кредиты. Коммерческое применение чужих технологий и произведений декриминализует любые ответные действия владельца интеллектуальной собственности, – заученно отчеканил Марк. – Переведу. Де-факто преступник рисковал головой за то, что использовал чьи-то достижения. Вы прекрасно об этом знаете. Это мировая практика.

Холодов и Синий посмотрели на шефа. Тот мрачно кивнул.

Лондонский пакт 2035 года. Людоедский закон, конечно. Но иначе в те времена с воровством идей и патентов не могли покончить. Суды по всему миру были завалены исками. Тогда решено было создать общую базу и установить единые правила. И наказания. Промышленный шпионаж и плагиат закончился, когда за него начали пытать и убивать.

– Нам нужны данные сеансов всех погибших. И пострадавших. Протокол передачи данных авторов, обработка каналов связи пользователей. – Холодов встал.

– Алекс. Сядь, – приказал Лесной.

– Заключения медицинских экспертов пришли. – Холодов направился к выходу.

– Посмотришь их вместе с Ольгой. Она твоя напарница в этом расследовании. Мы делимся всей информацией с «Эмпатией», – выдавил шеф. – Распоряжение сверху.

Глава 6. Визит

«Эмпатия» расщедрилась на корпоративный аэрокар. Автопилот, разумеется, был четырёхместный, отделка сидений из настоящей кожи, разрешение на полёты на самой высокой магистрали – пятьсот метров от земли. Алекс им пользовался в первый и последний раз. Не хватало ещё корпорации отслеживать его передвижения.

Свой личный транспорт с антирадаром и блокированием слежки он уже послал в точку прибытия. Успел, пока Ольга и Марк расшаркивались с Лесным на прощание. Совместное расследование, и «хвост» из этой жизнерадостной идиотки был совсем не к месту. Но внутри было комфортно, не поспоришь. Внешний вид аэрокара стилизовали под такси прошлого века. Или начала нынешнего.

В двадцать первом веке время разогналось, мир менялся необратимо каждые десять лет, с витком развития технологий. Особенно когда искусственный интеллект и дроиды стали привычней кофеварок. Лет на десять, до Голодного бунта в России. Потом на эти технологии наложили предсказуемый мораторий. Третьей мировой официально не было – не называть же таковой африканский конфликт, – и на том спасибо.

Алекс сидел напротив Ольги, но смотрел в окно вниз. Небоскрёбы и смог. Серая серость на сером фоне. А неоновые огни рекламы и яркие экраны инфосети только подчёркивали однотипность пространства.

Москва насчитывала уже сорок миллионов человек, а границы остались такими же, как и полвека назад. О проблеме перенаселения задумались, когда девяносто семь процентов жителей страны стали ютиться в городах. Государство кардинально решило квартирный вопрос, и что такое ипотека, все забыли в одночасье. Рынок частной недвижимости рухнул.

Снесли старые дома, возвели безликие высотки. Одинокие получили восьмиметровые комнатушки со всеми удобствами в коридоре, семейные – отдельные двадцатиметровые квартиры. Клетушки, зато кухня своя и душ. Холодов и сам так жил когда-то давно. Воспоминания замерцали искрами. Сороковой этаж, окна от пола до потолка, которые не открывались. Одинаковое всё, от ручек дверей до ковриков возле них.

Он однажды вернулся со смены в полиции воздушных путей и ошибся этажом. Заснул у соседа, тот был медбратом, работал в «ночную». Он и разбудил Алекса утром после дежурства. Обошлось без выяснения отношений. Потревоженный владелец как-то умудрился вломиться в такую же квартиру в другом районе мегаполиса, перепутал адрес, когда называл его аэрокару. Личных вещей ни у кого всё равно почти не было. Хватало того набора, который выдавало государство вместе с пайком и талонами на вещи и услуги первой необходимости. Когда это было? Лет двадцать назад?

Голова заболела. Алекс откинулся назад и начал считать до ста. Доставать таблетки при Счастливой не стал.

– Кстати, корпорация ещё раз приглашает вас вернуться в проект «Терапия». – Ольга улыбалась. – Моё руководство просило передать, что глубоко сожалеет о случившемся и намерено возместить нанесённый вам ущерб. Совместные исследования с вами могли бы…

– Нет. – Алекс даже не стал открывать глаза.

– Ладненько. Чудесный денёк, не правда ли?

– Вы помните, по какому поводу мы в принципе встретились?

– Разумеется. Я уверена, что всё скоро выяснится. Будут приняты меры. И всё опять будет…

– Чудесно. – Алекс всё-таки посмотрел на Ольгу.

– Вот видите. Хорошие эмоции заразны. – Счастливая сияла.

– Ваша компания приносит больше вреда, чем пользы. Просто за эти три года люди ещё толком не разобрались.

– Да вы ретроград. Это же новая ступень развития человечества. Социальная сеть, в которой можно делиться не просто изображениями и записями, но и эмоциями, настроением, своей личной историей. Высшая степень доверия друг к другу. Искренность, которая становится трендом, модой, законом. Через полгода открытия сети рынок порнографии исчез почти во всём мире. – Ольга развела руками как бы в восхищении.

– Я читал аналитику. Актёры больше не могли симулировать удовольствие. Датчики фиксировали боль и отвращение даже на уровне «наблюдения». А при глубокой съёмке мозга даже во время постановочного полового акта – воспоминания о насилии, ненависть к себе. Память об инцесте, нищем детстве или рожа пьяного отчима, который среди ночи внезапно зажимает тебе рот и рвёт трусы, эрекции не способствует. – Алекс произнёс это максимально спокойно и любезно, как будто они обсуждали погоду.

– Вы не правы, Алекс. Проблема сексуальной эксплуатации женщин, мужчин и детей, наглядной объективизации испарилась сама по себе. В сети «Эмпатия» есть контент человеческих удовольствий. Но он записан совершеннолетними людьми добровольно. Это здоровые эмоции. – Ольгу было невозможно смутить.

– А в странах «мусорки», или третьего мира, как его называли раньше, нездорово вырос уровень реального сексуального насилия по отношению ко всем вышеперечисленным. Порно в свободном доступе держало потенциальных маньяков в узде. Не всех. Но значительную их часть. – Алекс знал, о чём говорил.

– В странах третьего мира? Никогда такого не слышала.

– А в странах «золотого миллиарда» появились новые ролики-эмоции. В которых мужчин, женщин и детей из стран третьего мира накачивают обезболивающими и наркотиками. Их насилуют, режут, колют, калечат. – Алекс всего лишь описывал то, что видел каждый день.

– Это чёрный рынок, – не сдавалась Ольга. – В «Эмпатии» в открытом доступе этого нет.

– Это ещё и лайт-версии. В хардкорных вариантах нет спасения. И ваши технологии позволяют это создавать. Записывать на физические носители. И воспроизводить на оборудовании для подключения к «Эмпатии», только без связи с вашими серверами, лишь бы был обруч для «глубокого» погружения, да хватит даже набора для «продвинутого» уровня. Я только позавчера нырял в последние воспоминания девочки-шлюхи двенадцати лет. Ей в конце отрубали руки, а она говорила спасибо. Чем вы занимались в двенадцать лет? – Он внезапно наклонился к Ольге. Просто чтобы проверить реакцию.

– Играла Джульетту в школьном театре. – Счастливая не сдвинулась ни на миллиметр. – Я понимаю вашу профессиональную деформацию. Но вы и раньше, до «Эмпатии», сталкивались только с чёрной стороной жизни. Знаете, с таких позиций всё вокруг кажется таким…

– Чудесным? – Алекс уже откровенно над ней издевался.

– Сколько раз вы ныряли в воспоминания этой девочки? – осторожно спросила Ольга.

– Тридцать-сорок раз. Пока не разглядел обшивку контейнера, в котором её мучали. Увидел её глазами первые цифры блока, разобрал запах гнилых мандаринов. Коллегам из международного бюро расследований этого хватило для поиска по международным портам.

– Вам определённо нужно вернуться в проект «Терапия», как эксперт я настаиваю на этом для вашей же безопасности. – Ольга отсела от него максимально далеко, насколько позволяла кабина аэрокара.