– Нет… – начал было он, но стоило ему заметить узелок волос у нее на макушке, как он испуганно спросил: – Милостивая монахиня?

– Верно. Если еще раз Линь Чун тронешь – разделишь судьбу этого дерева. А теперь пошел отсюда!

Тот поспешно, насколько ему позволяла рана, скрылся за деревьями.

Лу Да на всякий случай проверила его товарища: как и думала, он точно был мертв.

– Дочь, – зашептала Линь Чун. Лу Да поспешно оказалась рядом, чтобы расслышать ее слова. – Он про дочь свою… рассказывал…

– Не пытался бы он тебя убить, не пришлось бы и мне крошить его в порошок, – пробурчала Лу Да. – Так что сам виноват. А девчонке будет лучше без такого горе-папаши. У меня вообще не было родителей, и посмотри, какая красотка вымахала.

Линь Чун вздохнула, видимо, не в силах что-либо возразить ей, поэтому Лу Да сочла, что она признала ее победу в споре.

– Так, а сейчас нам надо от канги избавиться, – продолжила Лу Да. – Если есть какие мысли на этот счет… О! Я тут сообразила кое-что!

Она очень степенно опустилась на колени рядом с Линь Чун.

– Ты должна воспользоваться моим божьим зубом.

Линь Чун на это лишь отпрянула. Недалеко, правда, ни сил, ни свободного места особо не было, но взгляд ее, насколько могла прочитать Лу Да, был полон неприятия и отторжения.

– Нельзя так… – прошептала она. – Он ведь твой.

Не сказать, что Лу Да была не согласна. Пользоваться чужим божьим зубом строго запрещалось, это было все равно что посягнуть на самое сокровенное. По легендам, если кто-то присваивал чужой зуб, то сила артефакта искажалась и тот портил и развращал незаконного владельца. Существовало не так много способов, чтобы законно овладеть волшебной вещью: получить его в дар от родственника, кровного или названого; найти новый, никем не присвоенный зуб, чего уже несколько тысячелетий не случалось; или же убить кого-нибудь в честном бою и по праву победителя забрать его артефакт.

Божьи зубы, может, и считались редкостью, но вот легенды о них были у всех на слуху.

И, вне всяких сомнений, они были правдивыми, поскольку никогда не упоминалось о случаях, когда божий зуб крали или обманом присваивали себе его силу. Это не значило, что подобного никогда не происходило, но все те байки предостерегали, что божьим зубам все ведомо. Даже если те не были тронуты порчей, мощь любого из них заметно истощилась бы, попади артефакт в чужие руки не по доброй воле, а через насилие или коварство.

Вот почему чаще всего божьи зубы передавались как семейная реликвия или же захватывались в качестве трофея в честном смертельном поединке. Ну, или так все думали.

Лу Да не больше Линь Чун хотелось, чтобы та прикасалась к ее артефакту, но иного выхода она не видела.

– Знаешь, – сказала Лу Да, – давай мы так поступим: я тебе подарю кое-что – вот этот кинжал, лезвие у него чертовски отменное.

Она вытащила вложенный в ножны кинжал из-за пояса и сунула его Линь Чун за пазуху. – У тебя при себе не особо много личных вещей, я погляжу. Взамен кинжала я возьму себе прядь твоих волос, если ты не против. Так мы станем назваными сестрами. А уж если мы семья, то и моим божьим зубом тебе воспользоваться не грех, верно?

– И все равно так нельзя, – пробормотала Линь Чун. Но, подумав, добавила: – Для меня было бы честью… стать твоей сестрой. Достань кинжал, так будет правильно…

Лу Да тотчас же выхватила кинжал и со всем почтением подняла с земли косу Линь Чун. Сердце ее забилось чаще, таинство ритуала зачаровывало, ею овладело ощущение уязвимости от того, что она вот-вот свяжет себя с другим человеком.

Она аккуратно прижала кинжал к маленькой прядке на конце косы Линь Чун. Он был настолько острым, что пучок волос толщиной в несколько пальцев тут же упал на ее ладонь.

«Такая связь ближе, чем между любовниками», – подумала Лу Да и с большой осторожностью спрятала прядь в свой кисет, а затем прикрепила кинжал к поясу Линь Чун.

– Отныне мы названые сестры, – заявила она. Отчего-то эта фраза казалась невероятно важной, хотя на деле была просто сочетанием самых обычных слов, которые ей и раньше доводилось произносить при других обстоятельствах. – Сестрица Линь, раньше я надеялась, что мы станем боевыми товарищами, но теперь ты моя настоящая сестра. Дело сделано. А теперь, прошу тебя, сестрица Линь, приступай.

Линь Чун и подумать не успела, как Лу Да сняла божий зуб с шеи и вложила его в ее ладонь.

Лу Да почувствовала себя голой. Нет, даже хуже, чем если она была бы не одета. Обычная нагота не смущала ее, ей доводилось щеголять без одежды, из-за чего она нередко нарывалась на неприятности. Не всегда это было намеренно – иногда по пьяни, иногда на спор, а иногда, услыхав, что кто-то попал в беду, она вскакивала среди ночи с постели, спеша на помощь, но лишь затем, чтобы потом обнаружить кота, громко вопящего на летучую мышь. Но ее божий зуб… Пусть он обычно без дела покоился под одеждами, его постоянное гудение уже стало частью ее естества. Расстаться с ним было все равно что содрать с себя кожу.

Линь Чун легко выдохнула, и Лу Да, рука которой все еще лежала поверх ладони ее новой сестры, ощутила, как божий зуб пробудился.

Отдаленно. Она не могла почувствовать его силу в полной мере без прямого прикосновения к коже, но даже такой отголосок отдавался звоном, словно многократное эхо. Быть может, Линь Чун научилась замечать подобное во время их поединка?

Она вполне себе могла представить, чтó чувствовала сейчас сестрица Линь – то была не столько мощь, хотя и она тоже, но, скорее, чудо. Ощущение, будто ты пребываешь в каждой точке мироздания, прошлом или настоящем, реальном мире или вымышленном, видишь и вдыхаешь их все одновременно.

Поразится ли сестрица Линь? Именно к ее методам тренировки монахи всегда призывали стремиться Лу Да, но если она раньше не имела дела с божьим зубом… Должна ли Лу Да переживать?

– Будь осторожна, – не удержалась она от предупреждения. – Помни, тебе нужно избавиться от канги, но действуй осторожно!

Лу Да ожидала, что дерево и металл лопнут и разлетятся во все стороны. Вне всяких сомнений, так бы и случилось, возьмись за дело она. Но вместо этого что-то… хлопнуло. А после послышался еще один хлопок, но уже более отчетливый.

Канга медленно треснула ровно по шестнадцати линиям, которые образовали на ней рисунок звезды. Затем эти кусочки все как один соскользнули с шеи Линь Чун, с грохотом сложившись аккуратной кучкой на земле.

На счастье, Лу Да стояла наготове, она подхватила Линь Чун, чтобы та не свалилась вместе с остатками канги. Линь Чун опять вздохнула и расслабила руку, позволив божьему зубу выпасть из ее ладони.

Лу Да в то же мгновение поймала его, внимательно рассматривая, а после перевела взгляд на аккуратную кучку осколков, что еще недавно были кангой. Она испытывала сильную зависть к новообретенной сестре, но в случае Лу Да это, как обычно, была белая зависть.

– Ты должна будешь научить меня этому, сестрица, – пробормотала она, повесив зуб бога обратно себе на шею, вернув его на законное место на татуированной коже.

Линь Чун, по-видимому, потеряла сознание, поскольку ничего не сказала в ответ.

Что ж, ждать больше было незачем. Лу Да не особо хотелось пробираться через лес Ечжу в темноте. С предельной осторожностью, на какую она только была способна, Лу Да взвалила Линь Чун на свои широкие плечи и уверенной трусцой помчалась сквозь деревья.

Линь Чун не была уверена, что в состоянии различить реальность и грезы.

Она осознавала, что Лу Да несла ее на своей спине. Осознавала, как та размеренно двигалась, как останавливалась для отдыха, ощущала бурдюк с водой, который она прислоняла к ее губам.

Но еще она ощущала, как плыла среди звезд. Что видела каждое живое существо во всех известных и неизведанных мирах, очерченное собственной вибрирующей энергией. Что каким-то образом оказалась в гигантской, безграничной паутине: она не была в ловушке, вовсе нет, лишь чувствовала, как от любого малейшего движения звонко резонируют бесчисленные паутинки, протянутые к каждому дышащему созданию сквозь время и пространство.

Эту дверь открыл для нее божий зуб. И неизвестно почему… она не закрывалась. Или это все ей от горячки привиделось?

Лишь спустя некоторое время она поняла, что плечи Лу Да сменились мягкой периной под ее спиной.

– У нее жар, – послышался чей-то голос. На лбу у нее лежала смоченная ткань. Линь Чун попыталась сказать что-нибудь, но горло ощущалось опухшим. Она с трудом раскрыла глаза.

Говорившая женщина даже через призму затуманенного взгляда Линь Чун выглядела гораздо красивее, чем можно было ожидать. Рукава ее одеяния темно-алым шелком струились по плечам. Акцент выдавал в ней представительницу высшего света Северной провинции Цзи. Но что же такая благородная помещица могла забыть у постели больной Линь Чун?

Ощущение странности происходящего лишь усилилось, когда послышалось журчание льющейся в таз воды, а дворянка приложила к коже Линь Чун еще один кусочек ткани рядом с первым.

– Уверена, у сестрицы Линь весьма горячий нрав, – донесся откуда-то слева отчетливый и легко узнаваемый голос Лу Да. – Неудивительно, что у нее жар. Она поправится, правда?

– Ты отведешь ее к Волшебному Лекарю? – спросила дворянка.

– Разумеется! Сестрица Ань наверняка знает, что делать.

– Я немедленно отправлю весть, – послышался третий, более грубый голос, обладательница которого находилась где-то на периферии размытого зрения Линь Чун. Одета она была в платье из грубой ткани, местами залатанное. Она оглянулась и встретилась глазами с Линь Чун. – Ага! Она очнулась!

– Сестрица Линь! – воскликнула Лу Да, бросившись вперед и схватив ее за руку. – Ты очнулась? Не надо говорить, побереги силы. Это благородная госпожа Чай, мы зовем ее Маленький Вихрь. А это сестрица Чжу, хозяйка этого постоялого двора. Ее прозвище – Сухопутная Крокодилица. Мы прямо у границы речных заводей, скоро ты будешь в безопасности.

Линь Чун не поняла и половины из услышанного. Куда они направлялись? Что за речные заводи? Какой еще Волшебный Лекарь? У Линь Чун в голове все смешалось, она задумалась, уж не умерла ли она и каким-то чудом оказалась на небесах.

«Я пыталась… Я жила по принципу жэнь, но, может быть…»

Полная бессмыслица пронеслась в ее голове.

– Я пойду найму лодку, – сказала женщина по прозвищу Сухопутная Крокодилица, прежде чем Линь Чун сообразила, что ответить. – А после приготовлю немного бульона и чая с хризантемой и мятой, чтобы унять жар, пока мы ждем. С руками Волшебного Лекаря, разумеется, не сравнится, но моим пятерым детям помогало, хех!

И, бодро шаркая ногами, она удалилась.

– Очень приятно познакомиться с тобой, сестрица Линь, – сказала дворянка с резко очерченным, словно у дракона, лицом. – Наша Татуированная Монахиня сказала, что ты была наставником по боевым искусствам.

Линь Чун растерялась на мгновение, а после поняла, что благородная госпожа Чай говорила о Лу Да. Та называла себя Татуированной Монахиней.

Воздух прорезал протяжный свист; затихнув вдалеке, он лишь усилил замешательство Линь Чун. Она узнала его прежде, чем подобрала слова. Они ведь не на поле боя были, верно? Или все же были? Это точно пролетела сигнальная стрела: только ее резной наконечник издавал такой свист, когда описывал дугу в воздухе…

– Не думаю, что она уже пришла в себя, – засомневалась Лу Да, возвращая Линь Чун из плена ее мыслей. – Либо горло у нее так изранено, что ни словечка выдавить не может. Выглядит паршиво…

– Сестрица Ань поможет, – благородная госпожа Чай положила руку на плечо Лу Да, пытаясь ее успокоить. А после перевела взгляд на Линь Чун и задумчиво добавила: – Но вот захочет ли она остаться и стать одной из нас? Заполучить наставника по боевым искусствам было бы большой удачей, она очень пригодилась бы нам.

– Захочет, разумеется! – выпалила Лу Да, а затем добавила, уже с сомнением: – Верно же?