Катринетт: Царская гончая. Книга 1

Посвящается:

Моей маленькой семье из мамы и собаки, а также другу, что обещал мне насмехаться над рукописью, но стал ее самым преданным читателем.

© Катринетт, 2024

© Детская литература, 2024

Пролог

Его не было рядом, а ведь он обещал прийти и поддержать. Принести пару чашек кофе, ради которых Авен согласилась на эту глупость. Во всяком случае, она пыталась убедить себя в том, что дело только в карамельном латте и ее неоспоримой продажности, а уж никак не в Этране.

Авен стояла перед полной аудиторией. Стол перед ней был совершенно пуст. Она знала, что хочет сказать, ей не требовались подсказки. Миасс, преподаватель одного из самых престижных институтов Санкт-Петербурга, выглядел удивленным. Его студенты вели себя тихо. Именно он пригласил Авен прочитать лекцию. Студенты разглядывали ее с неподдельным интересом. От нее действительно было сложно отвести взгляд. Невысокая, хорошо сложенная, она скрестила руки на расшитом камнями корсаже. Медные волосы лежали на оголенных плечах, словно раскаленное стекло. Тонкие пальцы с блестящими черными ногтями постукивали по предплечьям.

– Церковь раскололась надвое с появлением Новых Богов. Что забавно, ведь до них были еще и Бесы, коих отвергли и не возвели в столь почетный статус. Одни верили в Смерть и три ее ипостаси: Смерть-наказание, Смерть-освобождение и Смерть-вознаграждение, а также чтили семь Грехов-покровителей. Алчность благоволила торговцам и наказывала бездельников. Гнев помогал представителям военного ремесла и не терпел трусов. Гордыня покровительствовала знатным родам и власть имущим и строила козни безымянным крестьянским семьям. Уныние благоволило писателям и художникам и изводило тоской темный, далекий от искусства люд. Похоть благословляла брачные союзы и крепкие семьи, тех же, чей брак был не ладен, она не одаривала детьми. Чревоугодие помогало земледельцам и скотоводам, беря в ответ жертвы и дары, если же те были плохи, то урожая и здорового скота крестьянам было не видать. Зависть отвечала на мольбы страждущих и наказывала людей в обмен на дары. Старые Боги иногда являлись послушницам храмов, и те несли их волю в народ, направляя. А Новые Боги и сами были выходцами из простых семей. И оттого люд принял их быстро и тепло. Новые Боги творили чудеса, не прячась и не передавая волю свою через послушниц. Катерина помогала Солнцу светить ярче, тем самым увеличивая посевной сезон. Порою крестьяне могли собрать не один, а несколько урожаев в год. Ее звали Богиней Света. Константин же имел власть над непогодой, в его руках была вьюга, ветер и проливной дождь. Его звали Серым Богом. Не столь любимым он был, как Катерина, но все же почитаемым в особенно засушливых землях. Люди приняли Новых Богов, веря глазам и чудесам, отринув старые устои и позабыв о душах, за которые так боялись. Смерть-наказание больше их не страшила. Они и не предполагали, что Смерть и Грехи никуда не исчезли, как и их власть над людскими душами.

Молодой человек с предпоследнего ряда поднялся. Его глаза горели.

– Авен Л´Йер, вы упоминали Бесов. Кто же тогда они?

Авен выразительно взглянула на преподавателя из-под полуопущенных ресниц. Миасс смущенно опустил голову, и окрашенные розовым волосы упали на лицо, скрывая обреченное выражение. Она растянула в улыбке вишневые губы.

– Бесы были промежуточным этапом между Старыми и Новыми Богами. Они застыли в янтаре из пространства и времени, неся верную службу своим Грехам. Тогда люди еще не были готовы отречься от Смерти и пантеонов Грехов и отвергли Богов, заточив их в горных ущельях и в глубинах Черных озер. Им не возносили молитв, не почитали и не изображали на фресках. Отвергнутые, они ждали своего часа. Когда ни Старые, ни Новые Боги не отзывались на мольбы, люди шли к тем, кого сами когда-то изгнали. И Бесы всегда откликались на зов, как бы тих он ни был. Неизбалованные преклонением, они слышали каждого, кто нуждался в их покровительстве.

Авен Л´Йер обвела собравшихся в аудитории взглядом и усмехнулась. Так, словно воспоминания злили ее ровно столько же, сколько и доставляли удовольствие. Она никогда не рассказывала эту историю. Она жила по ту сторону и знала то, о чем остальные не могли и допустить мысли. События минувших лет жили в ее памяти и стенали, умоляя поведать обо всем, что она знает. «Для полноты картины», – уверяла себя она, зная, что лжет. И Авен поддалась.

– Однажды сломленные люди нашли верную тропу, что привела их к спасению. Они искали зверя ли, человека ли, кто может помочь им преодолеть все сомнения в правильности выбранного пути. Встретили люди ту, о ком веками слагали легенды – ведьму, соткавшую двух гончих из земли и глины, любви и одиночества. Поверья гласили, что псы способны найти кого угодно, будь тот человек живым или мертвым. Коротала века ведьма в глухом лесу, где из ее горьких слез со временем образовалось озеро. Темное и бездонное. Считалось, что, заглянув в него, она узнает прошлое и будущее, прикоснется к тайнам и истинным помыслам.

«В черном озере на дне
Сидят Бесы в пустоте.
Шепчут о Тумане, башне,
О дожде и том, как страшно,
Змеям с двумя головами,
Что взаперти живут веками».

Студенты слушали Авен затаив дыхание. Довольная произведенным эффектом, она уселась на край преподавательского стола и заговорила чуть тише:

– А вообще, все началось не с Черного Озера, а гораздо, гораздо раньше…

Авен улыбнулась. Допила кофе из бумажного стаканчика и неторопливо продолжила рассказ. С каждым словом на лице все отчетливее проступала грусть, которую она прятала за маской холодного безразличия. Так долго, что Авен сама не уверена, сколько чувств все еще способно испытать ее окаменевшее сердце.

– Сломленные люди тянулись друг к другу, словно мотыльки, летящие на свет. Дороги вели их на двенадцатый день шествия конвоя в столицу. Там, после суда, Амура Разумовского ждал смертный приговор за все его происки против царя и Богов. Он так желал отмщения за годами кровоточившие душевные раны, что совсем позабыл о тех, кому судьба его была небезразлична. Амур, отвергший Богов и семью, не предполагал, что были еще люди, молившиеся о его душе. В тот же день, на окраине Москвы, юная воровка пошла на свое последнее дело, еще не зная, что некоторые нити судьбы, какими бы затейливыми узорами они ни вились, соприкоснутся в самый неожиданный момент. Боги не всегда отвечали людским мольбам. Бесы же отвечали всем.

Все началось на двенадцатый день шествия конвоя в столицу, где должны были казнить Амура Разумовского. Убийца престолонаследника и самый верный пес своего царя, решивший поставить на колени всех, кто осмелится помешать его мести, чего бы это ни стоило…

Часть первая
Смертники

Глава 1
Спасенный пленник

Амур

Кафтан небрежно брошен на стуле подле незастеленной кровати. Простыни мятые и все еще теплые. Блестящая ткань кафтана, расшитая крупными цветами, переливается от насыщенно-медного к золотому в свете десятка толстых свечей, расставленных в опочивальне.

Идэр не любит темноту так, как я. Ей кажется, будто мгла скрывает ужасы, а я думаю, что свет заставляет нас верить глазам, а не чутью, усыпляя бдительность.

Застывший воск давно заполнил подсвечники и потек на ковер и паркет.

Маменька будет в ярости, как, впрочем, и всегда. Очередные вещи, испорченные Идэр по невнимательности.

Накидываю тщательно выглаженную белую рубашку с обтянутыми шелком пуговицами. На груди и манжетах традиционный узор – красные завитки с цветами чертополоха и змеями.

Теплый весенний воздух наполнен запахом сирени, одеколона и страстно любимых мной мятных леденцов. Медная коробочка со сладостями ждет меня на тумбочке, в которой Идэр когда-то хранила украшения.

Со дня помолвки нам пришлось найти ящик для побрякушек побольше.

Любовь к красивым жестам передалась мне от матери. Она, как и я, в первую очередь падка на внешнюю красоту. Что значит большое сердце, если лик столь уродлив, что постыдно задержать на нем взгляд?

Идэр, моя невеста. Главное украшение моей спальни.

Девушка в пеньюаре красуется перед большим зеркалом, заключенном в кованую раму. Нежно-розовая полупрозрачная ткань контрастирует с загорелой кожей. Идэр примеряет новые яхонтовые серьги, которые я меньше часа назад подарил ей за ужином. Темные прямые волосы ниспадали до лопаток. Не решаюсь подойти ближе, с замиранием сердца слежу за каждым ее движением.

Терпеливая, послушная и кроткая. Такая, какой должна быть идеальная девушка.

Скрывать такую изящную фигуру под бесформенной рясой было ее вторым преступлением после красоты.

Высокая и худая, не такая белесая, как аристократки. Ее движения не отточены, как у дев из знатных семей, зато она умеет нравиться.

Идэр оборачивается, одаривая меня обворожительной улыбкой.

И пускай она отдает всю себя, мне всегда будет этого мало. Я хочу большего. Мне всегда будет не хватать.

– Нравится? – с глупым влюбленным придыханием выговариваю я. Знаю ответ на вопрос, но не устану повторять его из вечера в вечер, всякий раз, когда на тонких пальчиках виднеется новое кольцо или же длинную шею украшает только что купленное колье.

Ничего не могу поделать с неимоверным удовольствием, получаемым от похвалы и признания моей исключительности. Любая возможность поговорить должна быть использована. Тем более, если речь о том, как сильно она меня любит.

– Конечно, – ласково отвечает она.

Я кратко киваю, понимая, что нам уже нужно идти. Царь не любит ждать. В спальню проходит пара служанок в передниках, надетых поверх льняных платьев. Они молчат, едва слышно шелестя подолами. Идэр издает протяжный писк, видя платье в руках прислуги. Наряд расшит бисером и драгоценными камнями. Ее густые темные брови поднимаются, она хлопает в ладоши от восторга. Глядя на ее детское ликование, мне не удается сдержать улыбки.

Я люблю ее. Она – все, чего я мог хотеть. А на свете нет прекраснее чувства, чем получать то, что желаешь.

* * *

Сегодня я в очередной раз пообещал себе, что не умру. Мои конвоиры клялись в обратном.

Солнце светит над головой, обжигая голые плечи, живот и спину. Кожу стянуло, и при каждом наклоне или резком повороте она лопается. Кровь сочится из ран, оставленных плетью на спине. Они не заживают уже одиннадцать суток – ровно столько, сколько мы движемся на Север.

Царские дружинники возлюбили ближнего своего в моем лице настолько, что бить меня разрешается только тому, кто отличится особой доблестью. Я ответил бы им взаимностью, но руки скованы.

Идя на казнь, я не боюсь презрения разгневанной толпы или манерных улыбок Совета, что вынесет мне смертный приговор. Меня пугает лишь липкое ощущение собственной никчемности. Оно не покидает меня ни на миг, напоминая, что даже дикий зверь, будучи в клетке, должен принять правила дрессировщиков. Иначе его ждет участь ковра под сапогами правосудия.

Правда, я все равно погибну, несмотря на повиновение властям.

И я… сдался. Точнее, мне пришлось отодвинуть фантазии о побеге на второй план. На первом у меня был плотный угольно-черный льняной мешок, преградивший взор. Все, что мне оставалось делать, – это слепо плестись в тишине.

Дружинники не лучшие собеседники.

С каждым шагом приближаясь к смерти, я все глубже увязаю в воспоминаниях, озадачивая себя единственным вопросом, имеющим смысл: «Когда все пошло наперекосяк?»