Я тянусь за костылями, опираясь на тумбочку, ставлю их по бокам и поднимаю себя. Подставив костыли под мышки, я делаю глубокий вдох и совершаю несколько первых, болезненно-медленных шагов. Колено обычно не сгибается по утрам, но оно намного лучше, чем было месяц назад. Все те часы физиотерапии наконец-то окупаются, но я все еще очень далек от того, чтобы избавиться от чертова инвалидного кресла. Я ненавижу эту проклятую штуку, но у меня до сих пор бывают дни, когда боль настолько сильна, что даже невозможно пошевелить правой ногой.

Когда я найду ублюдков, которые подложили эту бомбу, то с наслаждением их убью. Вероятно, наркоз все еще действовал, но я помню двух человек, которые разговаривали в моей больничной палате. Я не узнал их голоса и не уловил всего смысла сказанного, но услышал достаточно, чтобы понять: они были замешаны.

Один из них, возможно, моей плоти и крови и живет под моей крышей. У меня нет доказательств, но я почти уверен, что Леонид сыграл в этом свою роль. Кто же второй из них? Мне нужно это выяснить.

Когда я выхожу из комнаты, то слышу звук слегка фальшивого пения, раздающегося из кухни, и вижу Нину, которая роется в холодильнике. Я знал, что она невысокая, но из-за того, что прошлую ночь провел в инвалидном кресле, не получилось точно определить ее рост. Она даже ниже, чем я думал: от силы пять футов.

Низ моей футболки достает ей до колен, и в ней она выглядит комично. Сейчас она босая, и ее макушка не дотянула бы даже до моей груди.

Она стоит спиной ко мне, поэтому не видит, как я подхожу и встаю у обеденного стола в нескольких шагах позади нее.

– Нашла что-нибудь интересное в этом холодильнике? – спрашиваю я.

Нина подпрыгивает с испуганным вскриком и захлопывает холодильник.

– Черт, ты почти довел меня до сердечного при…

Она останавливается на полуслове и просто стоит, уставившись на меня огромными глазами. Я думал, что она удивится, увидев меня не в инвалидном кресле, но эмоция, отобразившаяся на ее лице, – не удивление. Это страх.

– Нина? – Я делаю шаг в ее направлении.

Она вздрагивает и делает шаг назад, натыкаясь на холодильник. Ее дыхание учащается, становится поверхностным, как будто она не может вдохнуть достаточно воздуха, ее руки слегка дрожат. У нее паническая атака. Понятия не имею, что ее вызвало, но она в ужасе от чего-то, и я практически уверен, что «что-то» – это я. Бред. Всего несколько часов назад я держал ее у себя на коленях, и Нина совсем не казалась напуганной.

– Роман, – говорит она наконец, голос чуть громче шепота. – Прошу тебя, сядь. Пожалуйста.

Я не вижу смысла в ее просьбе, но делаю два шага к обеденному столу, выдвигаю стул и сажусь. Нина остается прикованной к месту перед холодильником, но, кажется, хотя бы ее дыхание возвращается в норму.

И я случайно вспоминаю о том, что она сказала, когда мы приехали. Сейчас я ясно это помню, и мне не нравится, к чему все идет.

– Ты кое-что сказала прошлым вечером. Мне нужно, чтобы ты объяснила, что имела в виду.

Она моргает и мотает головой.

– Что конкретно?

Ее голос окреп, он почти нормальный, но тем не менее она не двигается с места. Ее спина приклеена к холодильнику, как будто она хочет раствориться в нем.

Я останавливаю взгляд на ее лице, чтобы наверняка уловить реакцию.

– Что ты имела в виду под «я не фанат всего большого»?

Она моргает и вместо ответа разворачивается и бежит к себе в комнату. Дверь с грохотом закрывается, и в то же самое время приходит осознание, и гнев закипает у меня внутри. Кто-то причинил ей боль, и если она так реагирует, то, видимо, все закончилось действительно плохо.

Нина

Часы на тумбочке показывают два часа дня. Нельзя оставаться в запертой комнате весь день, я это знаю. Но тем не менее не могу заставить себя выйти и столкнуться с Романом после того, что произошло утром. Он, наверное, думает, что я сумасшедшая. Боже, даже спустя два года я все еще больная на всю голову.

Мое состояние улучшалось. Я достигла того, что безпаники могла находиться в компании огромных мужчин. И даже могла вести нормальный разговор, если они меня не касались. Да, многие люди, особенно мужчины, выше меня. Но большинство из них не вызывают паническую атаку. Я реагирую только на мужчин, которые одного роста с Брайаном и у которых внушительная мышечная масса.

Роман совсем не похож на Брайана, который был блондином и выглядел как серфер, но у них примерно одинаковый рост и комплекция. Может быть, если бы меня как-то предупредили, или если бы я знала, чего ожидать, я бы не отреагировала так остро. Но я все еще была сонной, и когда Роман вдруг возвысился передо мной, я просто впала в ступор.

Мне нужно выйти из этой комнаты. У меня есть работа – обманывать людей. Я смогу.

Вдохновленная своим же напутствием, я встаю с кровати и с высоко поднятой головой выхожу из комнаты.

Роман сидит за столом с вилкой в одной руке, а другой прижимает к уху телефон. Судя по мрачному выражению лица, новости плохие. Я изо всех сил стараюсь собраться и присоединяюсь к нему, специально выбрав стул рядом с ним. Мое действие как бы говорит: «Я не боюсь тебя. Эпизод на кухне был простым недоразумением. Давай сделаем вид, что ничего не было».

Он все еще на связи, когда я сажусь, но взглядом следит за каждым моим шагом. Стараясь, чтобы мои движения были совершенно спокойными, я наливаю воды в стакан и сосредоточиваюсь на еде на столе. Здесь есть блюдо с пюре, разные виды рыбы и несколько салатов, поэтому я беру тарелку и накладываю гору еды. Еще хватаю кусок хлеба и начинаю есть.

– Я буду внизу через двадцать минут, – говорит Роман в трубку, кладет телефон на стол и продолжает есть.

Мы едим в тишине. Единственный звук – от столовых приборов, и он странным образом… домашний. Я жду, что Роман будет спрашивать об этом утре, но он не заговаривает о нем, и я испытываю облегчение.

– Я отправлял Валентину забрать некоторые твои вещи, – выдает он наконец. – Они в сумке в гостиной.

– Супер. – Я хватаю помидор черри с тарелки и закидываю его в рот.

Роман откидывается назад и, скрестив на груди руки, смотрит на меня в течение нескольких секунд. Я пытаюсь концентрироваться на еде, а не на его мускулистых руках, которые растягивают материал его рубашки. Я с треском проваливаюсь.

Он наклоняет голову и смотрит на меня прищурившись.

– Знаешь, мне кажется очень интересным то, что ты справляешься с этой ситуацией намного лучше, чем я ожидал.

– Какой ситуацией? – Я кладу в тарелку еще листьев салата и помидоров черри.

– Этой. То, что тебя шантажом заставляют выйти замуж за такого, как я. И тебе приходится ставить жизнь на паузу на шесть месяцев. Я думал, ты будешь настороженной. Будешь сопротивляться. Бояться. Ты кажешься… неестественно беззаботной.

– Ты думаешь, что я психически неуравновешенная? – Я беру лист салата, оборачиваю его вокруг черри и окунаю в майонез, в то время как Роман оглядывает меня с интересом.

– А ты такая? – спрашивает он. – Психически неуравновешенная?

– Конечно нет. Я – воплощение психической стабильности. Спроси любого. – Я указываю пальцем на салатно-томатно-майонезный шарик. – Хочешь?

Судя по выражению лица, Роману не до шуток. Я вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза.

– Да, мне эта ситуация кажется тревожной, но чтоесть, то есть. Имею ли я в ней право голоса? Нет. Могу ли я что-то поменять? Снова нет. Буду ли я сопротивляться или нет, результат будет тот же. Я все вижу так: лучше просто принять эту хрень и жить с ней.

– Ты немного чокнутая. Ты ведь это знаешь?

– Жизнь – вещь сумасшедшая. Приходится ее принимать. – Я пожимаю плечами и указываю головой на костыли, прислоненные к столу рядом с ним. – Зачем инвалидное кресло, если ты можешь ходить?

– Я бы скорее назвал это «волочить ноги». Мне все еще трудно проводить целый день на костылях. Я планирую в какой-то момент отказаться от инвалидного кресла, но до тех пор, пока невозможно обходиться без него целый день, я не хочу, чтобы кто-то знал.

– Почему?

– У меня есть на то свои причины. В курсе только Максим, Варя и мой физиотерапевт. И теперь ты. Я хочу, чтобы так и было, Нина.

– Никто не застал тебя на ногах? Горничная? Кто-то, кто пришел в твою комнату без приглашения?

– Только у Вари есть разрешение сюда входить. Она занимается уборкой. Все остальные знают, что надо держаться подальше от моей комнаты, только если их специально не пригласят.

– И что бы случилось, если бы кто-то тебя застал? Это бы стало проблемой?

– Вовсе нет. Потому что я бы убил его на месте.

Поначалу я думаю, что он шутит, но затем Роман смотрит на меня, и в его глазах ясно видно: он крайне серьезен.

– Вы страшный человек, мистер Петров.

– Это входит в служебные обязанности, Нина, – говорит он. – Есть лишь три вещи, которые люди понимают в моем мире: верность, деньги и смерть. Помни это. – Он тянется за костылями. – Мне нужно обсудить кое-что с Максимом. Вернусь через час.

Я быстро встаю, делаю глубокий вдох и приказываю ногам не двигаться с места. Ни в коем случае не позволю этому утреннему эпизоду повториться. Он не Брайан. Я не дам необоснованному страху управлять мной.

Роман ставит костыли по обе стороны от себя и выпрямляется передо мной. Боже мой, он огромен. Сердце бьется чаще, но у меня получается не дрогнуть. Я могу с этим справиться. Я буду жить с ним шесть месяцев, поэтому мне нужно собраться. Очень медленно я поднимаю голову и смотрю ему в глаза не моргая. Но, конечно же, слежу за тем, чтобы мои дрожащие руки были спрятаны за спиной.

– Интересно, чем тебя кормили, когда ты был маленьким? – говорю я и даже умудряюсь изобразить небольшую ухмылку.

Он просто смотрит на меня несколько секунд, а затем протягивает руку и проводит большим пальцем по щеке.

– Ты исключительная актриса, малыш.

Его рука исчезает с моей щеки, и он медленно направляется к себе в спальню. Интересно, что он имел в виду?

Глава 5

Роман

Я тупо смотрю на Максима, который стоит передмоим письменным столом со скрещенными на груди руками, и гадаю над тем, откуда он ни с того ни с сего берет свои глупые идеи.

– Нет, – говорю я.

– Почему? Это отличная возможность. Она может сказать, что просто потерялась или что исследует дом.

– Потому что, во-первых, скорее всего, она никогда в жизни не видела подслушивающее устройство и не знает, как и где его установить. И во-вторых, никто не поверит, что она просто случайно забрела в комнату Леонида или в его кабинет. Мы не знаем, кто еще замешан. Это мог быть кто-то из персонала или один из охранников. Я не хочу, чтобы она предупредила Леонида или его сообщника раньше, чем нужно.

– Ты уверен, что это был Леонид?

– Определенно.

– Давай тогда просто сразу схватим его. Скажи Михаилу заняться им. К утру он запоет, как птичка.

– А если это был не он? – спрашиваю я. – Ты вообще представляешь, как бы это повлияло на боевой дух и доверие моих людей, если бы я подверг пытке одного из своих без доказательств только для того, чтобы выяснить, что он невиновен?

– Ну, тогда мы зашли в тупик, Роман. – Он снимает очки и вздыхает. – Я слушал записи месяцами и не нашел ничего, кроме обычных сплетен. Ты знал, что Костя спит и с Валентиной, и с Ольгой?

– Мне совершенно наплевать, кто с кем спит. В каких комнатах ты уже поставил «жучки»?

– В библиотеке, гостиной, столовой, в обеих ванных внизу, в подвале и еще в оружейной. Варя поставила за меня «жучки» на кухне и в кладовке. Все.

– В машинах?

– Во всех, кроме машин Леонида, Михаила и Сергея.

– Не нужно прослушивать машину Сергея. Если бы он был тем, кто заложил ту бомбу, я был бы мертв. Возможно, вместе со всем чертовым кварталом. Это и не Михаил. – Я постукиваю пальцем по столу, размышляя. – Скажи Валентине поставить «жучок» в комнате Леонида и в его кабинете.

– Валентине?

– Почему нет? Ей можно доверять.