Вскакиваю с кровати и несусь к окну. По стеклам барабанит дождь, там темно и холодно. Настроение тут же падает.

– Я, наверное, не пойду, девочки! Ну его этот клуб, что я там не видела.

– И правильно, – соглашается со мной Машка. – Я тоже не пойду.

– Ну и дуры, – фыркает Сонька. – Так и просидите всю молодость, пока ждете своих солдат. Сегодня в техникуме День первокурсника, там городских парней будет тьма. Ни хуже всяких Ром и Вань, просто поверьте.

Девчонки еще долго бурчат в надежде на то, что мы одумаемся, а потом одеваются. Затем подклеивают подошву на Галиных осенних сапогах и покидают нашу четырехместную комнату… через окно, потому что, естественно, через обычный вход их никто в такое время из детдома не выпустит.

Тем более прямо под нами располагается козырек с пожарной лестницей. И всего второй этаж.

– Наконец-то свалили, – ворчит Машка. – Достали. Давай спать, Натуся?

– Давай, – вздыхаю грустно.

Подхватив полотенце, направляюсь в моечную и сбрызгиваю лицо прохладной, пахнущей хлоркой водой. Усердно чищу зубы, вытираюсь и иду обратно. Спать ложусь только после того, как проверяю, что шпингалет на окне не защелкнут. Иначе замерзнут наши тусовщицы.

Потом долго смотрю в потолок, раздумывая на что же похожи причудливые тени. Сначала, кажется, на высокие, заснеженные горы, потом на несущийся вдаль поезд. Вспомнив о том, как на станции провожала Рому прошлой осенью, расклеиваюсь. Я вообще за этот год выплакала столько слез, что и за всю жизнь рекорд не побить будет. Просто, потому что скучаю по своему Ромке. Всегда-всегда.

И очень жду.

Сознание медленно уплывает, тело становится легким, как перышко. Одеяло, в отличие от холодного, продуваемого окном воздуха, греет и обволакивает своей мягкостью. Довольствуюсь темнотой недолго, на грани сна и реальности вижу прямо перед собой Рому.

Даже вздрагиваю от неожиданности.

Светлые волосы, широкие, темные брови, чуть ироничный взгляд и легкая, обворожительная полуулыбка.

Мой. Мой. Мой.

Никакой звезде его не отдам.

Я во сне тоже улыбаюсь и тяну ладонь, чтобы просто ощутить теплое тело. Почувствовать, что любимый рядом. Мне так его не хватает… Словно часть души с собой увез.

Не обращая внимания на выскользнувшие из глаз слезы, касаюсь небритой щеки и очерчиваю упрямый подбородок. Подушечкой большого пальца обрисовываю сухие губы.

Плачу беззвучно. Как уже привыкла делать за этот год.

– Гайка, – будто бы слышу где-то вдалеке. – Ты че ревешь? Дурная…

Мое тело словно ветер подхватывает. Такой ласковый и приятный. Вот только почему от него так пахнет… им?

– Наташ, мы сейчас все здесь утонем, – слышится над ухом нежный голос.

Открыв глаза, взвизгиваю от счастья и льну к твердой груди, ладонями проверяя тело на целостность.

– Не верещи, блин, – смеется Березовский.

– Боже, приехал! Приехал! При-е-хал!

Обхватив смеющееся лицо, забрасываю его точечными, короткими поцелуями. Скулы, глаза, нос, губы. Как я соскучилась по этим губам!..

– Приехал, Наташ! А ты ждала?

– Нет, блин, – тут же злюсь и снова плачу.

Худший год в жизни закончен! Рома рядом, просто не верится.

Кинув взгляд на сонную Машку, неожиданно для себя самой смущаюсь. Еще раз с жадностью осматриваю возмужавшее лицо. Как всегда спокойное. Поглаживаю плечо, больше напоминающее банку. Раскачался-то как. Мамочки.

Рома словно все тот же и будто бы совсем другой. Это диссонанс вводит в ступор.

– Одевайся, малышка. Я у знакомого остановился. Мне там встречины устроили, а я за тобой рванул. Скучал.

Он как-то отчаянно меня обнимает. Трогательно. Так, что я тут же верю: правда скучал, хороший мой.

Натянув джинсы, ничего не понимая, скидываю футболку и в ужасе округляю глаза, стыдливо прикрывая соски. Дурочка такая. Разделась перед ним. Рома улыбается, разглядывая мою грудь, талию и бедра, а Машка деликатно отворачивается к стенке. Я тоже иду к шкафу и ловко застегиваю лифчик на спине. Подхватываю кофточку с рядом мелким пуговиц спереди и симпатичным вырезом.

– Пойдем? – робко спрашиваю, когда обуваю кроссовки и беру ветровку с рюкзаком.

– Пошли.

Мы выходим через окно на козырек, спускаемся по лестнице и ныряем в салон такси. Пока едем к знакомому Ромы, обнимаемся, будто заново знакомясь друг с другом.

Не верится.

– Я думала, ты уже никогда не приедешь, – всхлипываю в темноте.

– Ну ты чего?

– Я столько в жизни не ревела, Березовский! Я так по тебе скучала!.. Так переживала!..

– Тебя обижал кто-то? – грудь подо мной застывает.

– Нет. Все ведь знают, что я твоя. Они бы не стали…

– Моя, – расслабляется он.

– Обещай, что мы больше никогда-никогда не расстанемся, – зажмуриваюсь.

– Обещаю. И ты никогда не будешь страдать, Наташ!..

– Клянись, – заглядываю в сверкающие блеском серьезные глаза.

– Клянусь. Жизнью.

Я удовлетворенно киваю. Жизнью так жизнью.

Машина останавливается у пятиэтажного дома в самом центре. Мы выходим на улицу и снова обнимаемся, несмотря на холодный ветер.

– Пойдем, я тебя со всеми познакомлю. Там мой сослуживец. Федором звать.

– Пойдем, – доверчиво кладу свою ладонь в его.

Следующие несколько часов проходят так, будто жизнь решила восполнить мой смех, которого за прошедший год было критически мало. Друзьями Феди оказываются классные ребята и девчонки нашего возраста.

Мы до раннего утра веселимся большой компанией: едим пиццу, запивая ее простым пивом из банок, Рома с хозяином квартиры вспоминают разные курьезные ситуации со службы, в конце которых мы, как правило, взрываемся общим хохотом.

– Хочешь еще кусок? – спрашивает Рома, активно жуя.

– Пиццу? Нет, я сытая.

– Это самое вкусное, что я ел когда-либо, – закатывает он глаза от удовольствия.

Я качаю головой. Как же мало ему надо? Обычная пицца с колбасой. Ничего выдающегося.

Смотрю на него с любовью. Он вдруг замирает, вздрагивает и как-то трудно проглатывает то, что во рту. Взгляд становится таким тяжелым, что я не выдерживаю и смущаюсь.

– Устала? – интересуется хрипло.

– Немного.

– Пойдем… – поднимается со стула. – Мы спать, – сообщает всем. Нас провожают подколами и аплодисментами.

Рома тянет меня за руку в комнату в самом конце коридора. Как только дверь закрывается, крепко обнимает. В себя вминает. А мне вмиг жарко становится.

– Ром, – с нарастающей внутри паникой шепчу.

– Что?

Он одну за одной расстегивает пуговицы на кофточке и сбрасывает ее с плеч. Я робко тянусь к его футболке и, оцарапывая кожу, снимаю через голову.

Все тело горит огнем. Боже…

С кухни все так же доносятся голоса, но они будто на другую планету переезжают. В целом мире только я и он. Больше никого. Мы целый год этого ждали. Я очень просила лишить меня девственности перед отъездом, но Рома стоял на своем – все случится, когда он вернется.

– У тебя кто-нибудь был? – нервно спрашивает, щелкая застежкой лифчика, который небрежно отправляет к нашей одежде.

– Ты… дурак? – злюсь.

– Тш-ш… Не шевелись, малыш.

Склонившись, он целует меня по-взрослому. Так как раньше. И даже откровеннее. Кусает губы, посасывает язык и опускается к груди.

– Ро-о-м… – пищу, приподнимаясь на цыпочки, и давлюсь воздухом от эмоций. Теряюсь в пространстве.

Влажный рот накрывает затвердевший сосок. Дразнит его, кусает. Мир перед глазами теперь кружится, потому что сильные руки гладят мое тело там, где заблагорассудится. Страх уступает любопытству и еще чему-то. Острому ощущению, которое зарождается внизу живота и заставляет меня дрожать.

– Ты точно готова? – отодвигается Рома, чтобы расстегнуть пуговицу на моих джинсах.

Чувствую себя такой порочной, но все же смело дергаю кончик ремня и щелкаю пряжкой.

– Да… Я готова…

Глава 23. Наташа

Раскинув ноги и руки в форме звезды, впитываю кожей ультрафиолет. Солнечное тепло, проникая через поры, наполняет собой каждую клеточку. Легкий бриз ласкает тело. Я плавлюсь от удовольствия.

– Сгоришь, Гайка! – раздается надо мной насмешливый голос Ромы, – перевернись на живот.

– Еще пять минуточек! – жмурюсь блаженно.

Как хорошо!.. Божечки!!! Так много счастья для меня одной!

Самые фантастические две недели моей жизни! Самые невероятные!

– Переворачивайся давай, – велит Березовский, – у тебя кожа покраснела!

– Душнила!.. – ворчу, но все же делаю, как он требует.

Перекатываюсь на живот и кладу голову на сложенные руки. Легонько шлепнув по ягодице, Рома идет по палубе к лееру и, встав ко мне лицом, фотографирует мачту яхты, которую он арендовал на целый день.

Я, приоткрыв один глаз, тайком за ним наблюдаю и сама себе завидую. Какой красивый у меня муж! Ни у кого нет такого торса, как у него. Никто не умеет улыбаться так, как он, и смотреть так тоже не умеет.

Сделав серию снимков, он поворачивается к борту и, опершись локтями в леер, смотрит в экран своего телефона.

– Ром! – окликаю его, – У меня с собой фотоаппарат. Хочешь, я поснимаю для твоих подписчиков?

– Обойдутся, – роняет негромко.

Очевидно, постит снимки на своем канале и возвращается ко мне. Наклоняет зонтик над моим шезлонгом и усаживается на свой. Я тоже поднимаюсь и подбираю под себя ноги.

На столе прохладные коктейли и тарелка с фруктами. За бортом белоснежной яхты лазурная вода. Кладу в рот крошечный треугольник арбуза и счастливо улыбаюсь.

– Видел бы ты мои много тысяч фотографий, что я здесь наснимала, ошалел бы.

– Развлекайся, – отзывается, снова глядя в свой телефон, – для этого тебе камеру и покупали.

– Эй!.. Что значит, развлекайся! – восклицаю со смехом, – Я, вообще-то, профессиональным фотографом собираюсь быть!

– Зачем, Наташ?..

– Зачем?.. Затем, что мне это нравится! Затем, что у меня, черт возьми, способности к этому есть!..

Вздохнув, он ложится на шезлонг и опускает на глаза солнечные очки. Телефон, перевернув экраном вниз, кладет на столик.

– Я не сомневаюсь в твоих способностях, Гайка. Ты всегда была талантливой. Но я думал, фотография будет для тебя не больше, чем хобби.

– Фотограф – модная профессия. Хороший фотограф – еще и высокооплачиваемая профессия. – парирую я, – что плохого в том, что я тоже начну зарабатывать?

Красивые губы Ромы растягиваются в улыбке, и мне вдруг немного обидно становится.

– Нет в этом ничего плохого, Наташ. Но и необходимости работать у тебя тоже нет.

– Ром!.. – спускаю ноги и подтягиваюсь к самому краешку шезлонга, – Рома, мои снимки отобрали для выставки! Модной выставки!.. Сам Миллер сказал, что они крутые!

– Какой Миллер?

– Известный фотограф!.. Он работает в немецких изданиях, и у него своя огромная галерея в Европе. – эмоционирую я, – Только представь, какие это перспективы!

– Какие, Наташ?! Ты собираешься свалить от меня в Европу? Я не хочу.

– Да ну, нет же! Я никуда от тебя не денусь! Просто у меня будет профессия и любимое дело!

– Ты мой тыл, Гайка! Ты мне рядом нужна на постоянку! – говорит Рома, глядя на меня через темные стекла очков.

– Рядом? Это в твоей тени? – подаюсь к нему еще ближе, – Предлагаешь быть к тебе бесплатным приложением? Я так не хочу, Ром!.. Ты, наверное, забыл, но у меня еще и диплом бухгалтера имеется! Гафт заверил, что я всегда могу рассчитывать на трудоустройство в его компании.

– Серьезно? – усмехается, заламывая бровь. – Почему я об этом только сейчас узнаю?

– Потому что я не собираюсь у него работать!

Взяв коктейль со стола и отпив немного через трубочку, он замолкает. Я тоже. Жую фрукты, гипнотизируя взглядом его расслабленное лицо. Не выдерживаю первой.

– Ром, жена не должна зависеть от мужа финансово. Это неправильно.