– Грустная, но красивая, – тихий голос убаюкивал. – Поступок настолько потряс Квертинд, что боги снизошли до милости и явили чудо. Толмунд и Девейна превратили Гарта и Адалену в острова, но даже так они оказались порознь: тело девушки унесло течением, а бард так и остался у обрыва. Теперь влюблённые смотрят друг на друга вечность, пытаясь взглядом передать всю нежность, что они сохранили в своих душах. – Ренуард сделал паузу и продолжил ещё тише, почти шёпотом: – Старики любят рассказывать, что настанет день, когда Гарт встретит свою Адалену. И тогда…

– Подожди-подожди, – перебила я, встрепенувшись. – Дай угадаю. Когда Гарт встретит свою Адалену, свершится предначертанное?

– Как скупо, – хмыкнул Ренуард.

– Я не угадала? – улыбнулась я.

– Нет. В ту ночь, когда Гарт встретит свою Адалену на неисповедимом пути Квертинда, королевство будет спасено любовью.

– А! – стукнула я ладонью себя по лбу. – Совсем забыла, где нахожусь. Конечно же, в Баторе. Здесь в каждой легенде и в каждом нравоучении должно присутствовать слово «любовь». Истинная любовь таится в поцелуе. Любовь на первом свидании зарождается в доме Монро Тьёлди. Любовь спасёт королевство… Знаешь, южный край заслужил Првленскую, она единственная уравновешивает это буйство романтических фантазий.

В подтверждение своей шутки я коротко хохотнула.

– Я ведь тоже Батор, – вроде бы обиделся Ренуард. – И обожаю эту легенду.

– Прости, – тут же стушевалась я. – Я, как и все верноподданные, люблю Квертинд и его легенды. В Кроунице тоже есть одна, про спящий драконий вулкан. Пробудившись, он поможет свершиться предначертанному.

– Правдивая легенда?

– Как сказать, – уклончиво ответила я и перевела взгляд: – Что там за суета?

Мой Рени наконец отвлёкся от древних легенд и посмотрел на пристань.

– Не знаю, – он нахмурился. – Скоро полночь, а значит, с пристани отправится корабль в Тимберию. Возможно, возникли какие-то проблемы…

До нас донеслись обрывки ругательств, криков. Женский визг и грохот.

Что там происходит? Кто-то грабит корабль? Тогда почему здесь стязатели, а не городовые? Преследуют изменников из Ордена Крона? От неприятного предчувствия кольнуло где-то в груди.

Я вытянула шею, пытаясь разобраться в происходящем.

– Юна, – позвал Ренуард.

– А? – машинально отозвалась я. Меня слишком интересовало суетливое оживление.

– Помнишь, я говорил тебе днём, что в Тимберии магия становится слабее и уже никогда не восстанавливается? Там любые заклинания теряют силу. Не только твои собственные, но и те, под действием которых ты находишься. Кровавые, например.

Я резко повернула голову, едва не ударив Ренуарда макушкой.

Он аккуратно убрал мои волосы, прилипшие к его плечу.

– К чему ты ведёшь? – грубо, почти зло выпалила я.

– К тому, о чём писал в записке, – едва слышно проговорил Ренуард, заглядывая мне в глаза. Он как будто впервые за весь день волновался – светлые ресницы подрагивали, губы плотно сжались в тонкую нить. – Я знаю, как разорвать менторскую связь. Нужно просто… уехать в Тимберию. Навсегда.

«Нет!» – захотелось мне крикнуть ему в лицо. Покинуть Квертинд? Сейчас, когда он переживает не лучшие времена? Бросить всё, что у меня было – сестёр, подруг, банду, служанок и… прочее? Лишить себя даже надежды, даже крохотного шанса? Сбежать по-настоящему от прошлого? Это же… это… Кошмар? Трусость? Предательство? Я осторожно тронула бархотку и не выдержала мужского взгляда – отвернулась, обвела невидящими глазами Ирб.

А может, это новая жизнь, к которой я с таким рвением стремилась весь день. Избавление. Чистый лист.

– Думаешь, знак соединения просто… исчезнет? – севшим голосом спросила я.

Ренуард успокаивающе накрыл ладонью мою руку. Мне стоило некоторых усилий не отдёрнуть её.

– Думаю, да. Если не сразу, то со временем. Вырождение магии в Тимберии неизбежно, я расспрашивал матросов о жизни квертиндцев в их стране. Они теряют способность творить заклинания, лишаются магической памяти, но едва ли чувствуют это. Матросы говорят, что ещё никто не умер от переезда, – он слабо улыбнулся. – Просто они живут там, наслаждаясь благами науки и приспосабливаясь к иному укладу. В мире, где страна и государство служат людям, а не наоборот. Где каждое новое достижение – не во имя Тимберии, а для личного и общего счастья. И там точно нет ни одного ментора, ни одного мейлора. По моим расчётам, мы избавимся от связи. Но проверить это можно только одним способом.

– Вот так взять и уехать, – бездумно проговорила я. – Покинуть Квертинд. Навсегда. Ты же не всерьёз?

– Думаешь, я не бываю серьёзен? – спросил он. – Я давно об этом мечтал, но всё это время как будто что-то держало меня… Страх стать изгоем для Квертинда, а в Тимберии так и остаться чужаком. В одиночестве это было бы невыносимо, но до сих пор я не находил безумца, способного поддержать мою затею. В то мгновение, когда я тебя увидел, там, в академии, смеющуюся у фонтана и бегущую за леди Лорендин, такую чужую для Квертинда и такую смелую, я сразу подумал, что нашёл соратника. Близкого по духу человека. По-моему, сами боги подталкивают нас к тому, чтобы покинуть королевство.

Рука метнулась к знаку соединения. Я забралась пальцами под бархотку, ощутила прохладный рельеф паука и спросила:

– Когда?

– Сейчас, – ответил Ренуард. – На этом корабле.

Я округлила глаза. Глянула на Батора, потом на корабль, над которым реял флаг Тимберии. Снова на Батора. Он в самом деле не шутил.

– Знаю, ты думаешь, нужно дождаться подходящего момента, – развеселился он. – Собраться, попрощаться. Но правда в том, что подходящего момента для резких перемен не наступает никогда. Чем дольше мы будем это откладывать, тем тяжелее будет решиться. Но, о Вейн, нет ничего проще: ступить на палубу корабля и выйти в море.

Выйти в море… Уехать в Тимберию. Прямо сейчас. С Ренуардом Батором.

– Ты согласна? – спросил он.

Согласна ли я? Бросить всё, лишиться магии и присягнуть чужой стране? Такова плата за то, что я разорву связь с Кирмосом? Цена, которую я могла бы назначить сама, не торгуясь со злодейкой-судьбой. Мне, как никому, было известно: из этой перепалки невозможно выйти победителем.

Я тряхнула головой. У меня никак не укладывалось в сознании, что это, возможно, мой последний час в Квертинде. Что я никогда больше не увижу никого из тех, с кем была знакома ранее. Конечно, я хотела изменить свою жизнь, перестать томиться в ожидании тяжёлых новостей, убежать от прошлого, но только теперь вдруг поняла, насколько это всё возможно. Насколько это всё осуществимо. Хоть прямо сейчас.

– Прошу тебя, соглашайся, – подначивал Ренуард. – Скажи «да». Хочешь, я встану на одно колено?

Невесёлый смешок вырвался сам собой. Я обвела ошалелым взглядом огромную корону Квертинда на Морской площади, пристань, корабли. Ирб, легендарные острова. Чёрный столб дыма в полях.

«Да», – ответила я мысленно. Но вслух сказала:

– Кажется, там что-то горит.

Ренуард нехотя проследил за моим взглядом. И тут же переменился в лице: теперь там отразился неподдельный ужас – такой, который наверняка почувствовал его ментор. Настоящая паника.

– Это же не консульство? – запереживала я, моментально вспомнив горящую землю Эльце. – Неужели Орден Крона нападает и в Баторе? Поэтому здесь так много стязателей? Думаешь, новый бунт?

– Нет, – отрезал Ренуард. – Это горит цирк.

– Цирк? – переспросила я. – Тот самый, в котором мы сегодня были?

Батор не ответил. Растеряв всё своё благородство, он бросился к выходу.

Мне не оставалось ничего, кроме как броситься следом, подхватив ещё мокрые туфли.

***

Пламя полыхало до самого неба.

Жадное и злое, должно быть, созданное магией Омена, оно пожирало цирк, как голодный монстр.

Едва мы вышли из Лэриона, Ренуард кинулся к ближайшим городовым – узнать, что происходит. Горящее здание оцепили, не позволяя никому приблизиться. Дым валил сплошным столбом, вокруг стояли вёдра с водой, сверкали тиали магов, но никто не торопился тушить пожар.

Я закрыла локтем нос и рот, закашлялась от гари. Оранжевые блики плясали на лицах, на стёклах дилижансов, на иверийских коронах формы стязателей.

Что-то трещало, рушилось, из пламени, как из жерла вулкана, то и дело вылетали хлопья гари.

– …обнаружены запрещённые указом Мелиры Иверийской артефакты из Тимберии… – доносились обрывочные отчёты.

– …ничего нельзя поделать, ваше сиятельство… Приказ его милости.

– Мой отец не мог такого приказать! – вызверился Ренуард.

Он кричал, махал руками, угрожал и без того напуганному стражнику. Тот тряс головой: он ничего не знал.

– Это ложь, наглая ложь! – продолжал напирать сын консула. – Артефакты демонтировали ещё при Мелире, теперь это просто памятник культуры Тимберии. Вы уничтожили не здание, а памятник эпохе! Это вандализм!

– Приказ консула лин де Блайта, – виновато отчитался городовой.

Ренуард резко повернул голову в мою сторону. Теперь он смотрел не с усмешкой, не с вожделением и не с любопытством, как раньше. Я обхватила себя руками и поёжилась. Казалось, вся та злоба и ненависть, что чернели сейчас в глазах молодого Батора, предназначались именно мне.

– Немедленно потушите, – отвернулся Ренуард и принялся раздавать указания.

Никто не сдвинулся с места. Наследник южного удела сам схватился за ведро, выплеснул содержимое в огонь. Бесполезно. Прочитал воззвание, и потоки воды небольшим дождём брызнули на цирк. Бушующее пламя, казалось, не заметило этих капель.

Ренуард снова закричал, посыпались угрозы.

– Юна, – раздался совсем рядом знакомый голос, и я подпрыгнула от неожиданности. Сердце ушло в пятки, руки моментально заледенели, несмотря на жар.

– Нам нужно вернуться в академию. Немедленно, – коротко сказал Жорхе Вилейн.

– А как же Ренуард? – я сглотнула горькую от дыма слюну, кашлянула.

– Он справится. Взрослый мальчик, – глянул в сторону стязатель.

Я покорно кивнула. Слишком покорно. Растерянная и уставшая, подавленная и виноватая, я хотела только одного: уткнуться в подушку и громко кричать. Поэтому не стала сопротивляться, когда Жорхе аккуратно взял меня за локоть и потащил в сторону другого дилижанса, на этот раз привычного, совершенного обыкновенного.

– Госпожа Эстель!

Жорхе замедлил шаг и обернулся. Я вместе с ним. Нас настиг Ренуард, весь в копоти, с опалёнными ресницами. Он больше не злился. Казалось, раздражение и ярость в его душе уступили место нечеловеческой усталости.

– Мне жаль, Рени, мне так жаль, – виновато проблеяла я.

– Теперь ты понимаешь? – пугающе спокойно прошептал он. – Понимаешь, насколько здесь всё прогнило? Не осталось ничего, за что можно было бы бороться. Лучшие давно уехали.

– Господин Батор, ваше сиятельство, – вмешался Жорхе. – Я должен немедленно отвезти госпожу Эстель в академию. Ради её же безопасности.

– Тоже ложь, – скривился Ренуард. Его лицо в это мгновение пугало больше бушующего пожара. – Где бы она ни находилась, она всегда будет в опасности. Квертинд и есть опасность. Здесь негде укрыться.

Жорхе заметно напрягся, но промолчал. Только сильнее стиснул мой локоть и, коротко сказав «Идём», снова потащил к дилижансу.

– В любой момент, госпожа Эстель, – кинул мне в спину Батор. – Я на пристани каждую полночь. В любой момент.

Я обернулась, стараясь поспевать за быстрым шагом Жорхе, и коротко кивнула. Мне нечего было сказать Ренуарду, в голове не осталось ни одной мысли. Только липкий, тянущий страх и тревога пульсировали в висках. И – вина. Я даже не могла понять, перед кем и за что виновата, но это болезненное, ядовитое чувство буквально выжигало меня изнутри, поглощало не хуже языков пламени.

Я была раздавлена.

Уже в дилижансе, когда мы отъехали на достаточное расстояние и воздух стал чище, реальность наконец начала возвращаться ко мне привычными ощущениями. Тело казалось неподъёмным, мокрые туфли натёрли ноги, голова гудела, но это были меньшие из бед.

– Что там произошло? – хриплым голосом спросила я Жорхе, что сидел рядом. – Почему сожгли цирк?