В крови бушует алкогольно-адреналиновая буря, инстинкт самосохранения отступил перед верой в собственное бессмертие, а на моих губах застыла безумная улыбка. Впереди появляется относительно свободный участок дороги, я разгоняюсь до ста пятидесяти, сжимаю перстень на безымянном пальце левой руки, и контактные линзы в моих глазах начинают ярко светиться. Проезжаю под чередой дорожных камер, ставлю мотоцикл на заднее колесо, запрокидываю голову к звездному небу и хохочу во весь голос – задуманная провокация удалась!

Выехав на мост, я сбрасываю скорость и, дождавшись, когда Волга преследователей догоняет, сворачиваю на противоположную сторону дороги прямо перед ней. Ныряю в широкий промежуток между движущимися машинами, и байк врезается в бордюр. Меня выбрасывает вверх и вперед, я перелетаю через невысокое чугунное ограждение и ныряю в черную гладь Москвы-реки.

Удар о воду обжигает кожу и выбивает воздух из легких. Урал падает в реку всего в паре метров от меня, и я снова шлю благодарности высшим силам, но на этот раз Тьме. Плыву под водой несколько десятков метров и поднимаюсь на поверхность уже под мостом. Слух режут крики склонившихся над водой зевак и грохот от проезжающих над головой автомобилей.

Какое-то время выжидаю под аркой моста. Убедившись, что добровольцев-спасателей не нашлось, ныряю за приготовленным пакетом. Надеваю маску для подводного плавания, прикусываю загубник трубки и включаю портативный подводный буксир. Нужно ускользнуть с места происшествия до того, как сюда пожалует полиция, скорая помощь и Имперские дознаватели.

Берусь за ручки, напоминающие мотоциклетные, запускаю винты на самую малую скорость и плыву под водой вдоль одетого в гранит берега. Неспешное передвижение в холодном безмолвии и стремительно улетучивающийся из крови адреналин успокаивают мысли, и я начинаю привычно корить себя за самонадеянность и беспечность.

Операция удалась, цели выполнены, но обструкции от Шефа не избежать. Он вновь будет отчитывать за то, что действую безбашенно, как самоуверенный юнец! Но я и есть восемнадцатилетний юнец, Тьма меня раздери!

Даю себе слово, что обязательно исправлюсь, повзрослею и в следующий раз театральных эффектов не будет: никаких сальто, картинных вертушек в драках и вилли на мотоциклах!

Когда сквозь мутную воду Москвы-реки становится видно семицветье светящихся куполов Храма Разделенного Бога, я всплываю на поверхность и вздыхаю с облегчением – цель близка.

Ржавую решетку, ведущую в ливневый коллектор под Храмом, нахожу, следуя в потоке теплой воды. От пронизывающего холода мои мышцы стали резиновыми, а зубы выбивают барабанную дробь. Из последних сил сжимаю в непослушных пальцах ключ и открываю замок рычага.

Вплываю внутрь, опускаю решетку и понимаю, что сил, чтобы закрыть замок уже не осталось. Поднимаюсь по наклонному тоннелю, выбираюсь из ледяной воды и без сил падаю на холодный бетон, который кажется теплым.

Усталость берет свое, я срываю маску с лица, закрываю глаза и борюсь с так некстати навалившейся сонливостью. Мысли теряют привычную скорость и остроту, хочу как можно скорее оказаться в горячем душе, а затем залечь в теплой кровати и отключиться до позднего вечера.

Собираю силы в кулак, поднимаюсь на подрагивающие ноги и неверным шагом иду к заветной двери. В одной руке – маска, а в другой – буксир. Пальцы дрожат от холода, и вытащить контактные линзы из глаз получается лишь с третьей или четвертой попытки.

Смотрю в видоискатель, замаскированный под кусок бутылочного стекла в бетонной стене, и ожидание кажется бесконечным. Луч лазера несколько раз сканирует сетчатку, система безопасности обрабатывает информацию, и, наконец, дверь медленно отъезжает в сторону.

Дом, милый дом!

На посту сегодня Кот и Мангуст. Я все еще стою на ногах лишь потому, что не желаю позориться перед младшими, для которых я – предмет для подражания и почти былинный герой. Из одежды на мне только промокший парик и носки, и лица десятилеток расплываются в улыбках. Хорошо, что сегодня в страже нет девчонок!

– Привет, Симпа! – произносят пацаны хором и таращатся на меня широко распахнутыми, восторженными глазами.

О проверке паролем дети благополучно забыли, придется сменить милость на гнев. Но это будет завтра. А сегодня я сажусь на пол, облокачиваюсь на бетонную стену и стягиваю с головы опостылевший парик.

– Привет, малявки! – говорю я и устало улыбаюсь в ответ. – Парик и линзы бросьте в утилизатор!

– Может, и носки – тоже? – спрашивает Кот, с трудом сдерживая смех, и присаживается передо мной на корточки.

– Валяйте! – подмигиваю и ерошу вихрастую макушку. – И притащите одежду, желательно – сухую и теплую…

ГЛАВА 2 – Приют: черная метка

Просыпаюсь поздним вечером в собственной постели, в Приюте. Мина лежит рядом, обиженно дует губки и морщит аккуратный чуть вздернутый носик. Она разыгрывает роль ревнивой зазнобы. Подперев голову правой рукой, левой она гладит мою обнаженную грудь. Невесомые касания шаловливых пальчиков распаляют воображение, и я закрываю глаза, снова вспоминая княжну Воронцову.

– Симпа, ты что-то недоговариваешь, – с напором говорит Мина, и я слышу в ее голосе неприкрытую угрозу. – Она тебе даже минет не сделала?! Не верю – у тебя весь вечер простынь палаткой стоит!

– Потому и стоит, что не сделала! – с иронией отвечаю я и поворачиваюсь набок. – Любимая, это всего лишь физиология!

Зеленые глаза Мины темнеют, губы кривятся, а руки угрожающе тянутся к моему паху. Играю на опережение, крепко обнимаю тренированное гуттаперчевое тело, подтягиваю к себе, не обращая внимание на притворное сопротивление, и целую в шею.

– Знаешь же, что я твой и только твой! – шепчу в маленькое ушко и чувствую, что сопротивление ослабевает. – А Воронцова была просто заданием! Ты же сама подсказывала мне, как соблазнять девушек!

Говоря про задание, я не кривлю душой. Почти не кривлю. Воронцова потрясающе сексуальна, и, будь у меня возможность провести с ней ночь, я бы не устоял.

Мина немного отстраняется и заглядывает мне в глаза. Она видит в них именно то, что ожидает – любовь и неистовое желание. И в данном случае это не актерская игра, которой меня учили в Приюте много лет, а мои настоящие чувства.

Любимая опрокидывает меня на спину, обхватывает талию крепкими бедрами и тянется губами к губам. Я отвечаю на страстный поцелуй и краснею от стыда – перед внутренним взором снова возникают точеные черты лица Воронцовой и ее язычок, облизывающий пухлые губки. Мина очень красива и умела в постели, но Воронцова не менее горяча, а мне всего восемнадцать, и я не всегда могу контролировать позывы плоти.

Звук вызова раздается в самый неподходящий момент. На черном корпусе коммуникатора загорается кнопка, под которой коротко написано «Шеф». Нехотя нажимаю – субординация обязывает.

– Извини, что отвлекаю – уверен, что ты занимаешься тем, что у тебя получается лучше всего, – говорит Шеф, и язвительная ирония буквально сочится из динамика.

– Я не в тире, вы ошиблись, – отвечаю я, принимая игру, и показываю поднятый вверх средний палец камере, замаскированной в углу мой спальни.

– Говорят, что ты хорошо стреляешь не только пулями, – парирует Шеф.

Мина давит смешок и прыскает в кулачок.

– Продолжишь в душе самостоятельно! – озорно шепчет она, перекатывается набок и проворно вскакивает с кровати.

– Зайди ко мне, нужно срочно кое-что обсудить, – произносит Шеф елейным тоном, и я представляю добродушную ухмылку на его лице – он точно услышал девичий шепоток.

– Буду через пять минут, – коротко подтверждаю я и отключаю связь, избавляя себя от необходимости выслушивать очередную шутку ниже пояса.

Опаздываю буквально на минуту и, пригладив мокрые после душа волосы, захожу в кабинет.

Шеф сидит боком к входу и с удовольствием смотрит на экран монитора, установленного на приставном столике. В его руках чашка дымящегося кофе, а на породистом лице застыла удовлетворенная улыбка Чеширского Кота. Видео записано из-за забора усадьбы Воронцовых – я сразу узнаю помпезный фасад и собственные белые ягодицы в мерцающем свете вспышек фотоаппаратов.

– Полную версию еще не видел? – спрашивает Шеф, не отводя взгляд от экрана.

– Нет! – коротко отвечаю я, нейтрализуя следующую шпильку по поводу моего утреннего времяпрепровождения.

– Тогда смотри! – говорит шеф и запускает демонстрацию видео с самого начала.

Запись камер внутреннего наблюдения, установленных в чайной комнате Воронцовых довольно качественная. На огромном диване сидит очень похожий на меня полуголый красноглазый блондин с рельефным торсом, которого страстно целует юная княжна. Со стороны вижу, что гримеры Приюта изменили мое лицо до неузнаваемости.

– Выключите, пожалуйста, – прошу я, ощущая накатывающее возбуждение и запоздалое раскаяние одновременно. – Судя по поведению Мины, она это видела точно!

– Наверняка – сеть уже забита копиями! Самый популярный ролик в Рутьюбе! И видела его не только Мина – весь Приют обсуждает твои гениталии! – Шеф подмигивает, а я чувствую, как кровь приливает к щекам, и непроизвольно сжимаю кулаки.

– Я сразу зашел с козырей – больше удивить нечем! – говорю с выраженной иронией в голосе и скрещиваю руки на груди.

Шеф ожидаемо делает вывод, что я от него закрываюсь, и начинает стелить мягче.

– Не ершись, Симпа, – просит он. – Во-первых, никто, кроме ребят в Приюте не знает, что на видео ты! Во-вторых, тебе нечего стесняться! Я бы даже сказал, что у тебя есть солидный повод для гордости!

Отворачиваюсь к симуляции окна с видом на Кремль, чтобы Шеф не узрел моих взбешенных глаз. Как же он достал своими скабрезными шутками и намеками! До пятидесяти дожил, уже виски седые, а ведет себя как неоперившийся юнец! Умом я понимаю, что это профдеформация, результат многолетнего общения с нами, сиротами-подростками, но иногда эмоции берут верх.

– Императорская семья объявила о разрыве помолвки Цесаревича с Воронцовой, так что намеченная нами цель достигнута! – сообщает Шеф уже деловым тоном. – Ты как всегда на высоте!

С детства не люблю манипулирование с помощью дежурных восхвалений. Шеф знает об этом, но использует дешевый прием постоянно. И из раза в раз безуспешно. По крайней мере, именно так мне хочется думать.

– Вы же не для похвалы меня вызвали? – спрашиваю я, подавляя раздражение.

– Ну почему же: Воронцову ты соблазнил, Цесаревич женится на другой…

– Воронцову любой соблазнить может, даже вы! – не могу отказать себе в удовольствии лишний раз уколоть старика. – Для чего нужно расторжение их брака?

– Политика! – Шеф пожимает плечами. – Тебе будет не интересно!

– Мне вежливо объяснили, что это не моего собачьего ума дело?! – с усмешкой спрашиваю я. – Хочу головой работать, а не чле…

– Головой, говоришь?! – прерывает меня Шеф.

Он недовольно морщится, открывает ящик тумбочки, достает оттуда газету и бросает на стол. На первой странице «Имперского Вестника» моя фотография, сделанная дорожной камерой на Кутузовском проспекте. Мотоцикл стоит на заднем колесе, на моем лице безумная улыбка, глаза светятся как у настоящего одаренного, а выставленный вверх средний палец правой руки направлен прямо на читателя.

– Это мальчишество, Симпа, и оно до добра не доведет! – кипятится Шеф. – Ты бы еще задницу голую показал!

– Я уже работаю над этим трюком, но он очень сложен…

– Симпа! – орет Шеф и бьет кулаком по столу.

Замолкаю. Сижу, опустив взгляд долу и давлюсь колкостями, вертящимися на кончике языка. Старик во всем прав. Третье правило «Кодекса Агента» гласит: «Будь незаметным!».

– Саша, ты хочешь играть во взрослые игры?! – серьезно спрашивает Шеф после длинной паузы.

Таким строгим я не видел его лицо давно. Наверное, с собственного тринадцатилетия, когда намазал перцем трусы молодым послушникам в Церкви Разделенного перед праздничным Служением.