– Ах ты… – Казалось, принц потерял контроль над своими эмоциями: он выпучил глаза и тяжело дышал, но не решался подойти ближе.

Неизвестно, чем бы все закончилось, как вдруг из смежного зала послышались голоса. Дверные петли скрипнули.

– …Мы сможем использовать этот механизм для обороны, – сказал кто-то из входящих.

В узком дверном проеме показался король. Вся напускная смелость, родившаяся в Теоне минуту назад, мигом улетучилась.

Вероника представила Теону его величеству на празднике весеннего равноденствия, с тех пор она больше его не видела. Тогда она так засмущалась, что при первой возможности убежала домой и заперлась на все замки. Сейчас же ситуация складывалась куда хуже: король стоял в нескольких шагах от нее в неофициальном облачении: расстегнутом плетеном кожаном камзоле с выглядывающей из-под него черной сорочкой и брюках с широким поясом, которые были заправлены в высокие сапоги. Однако чтобы узнать в нем монарха, корона и трон не требовались – надменный взгляд почти черных глаз мог принадлежать только особе голубых кровей.

Когда он увидел сына, готового столкнуть Теону с лестницы, то будничным тоном, будто не замечая ничего необычного, безапелляционно заявил:

– О! Ты вернулся. Отлично. Мастер Герберт как раз показывал мне чертежи нового оружия. Надолго? Завтра утром ждать тебя на совете?

– Конечно, я буду, отец. – Бон побледнел и как-то сразу сник. Было очевидно, что встреча с отцом его не обрадовала.

Следом в зал наконец ступил собеседник короля – полный, небрежно одетый и, судя по рисунку морщин на лице, очень добрый старик. Его сорочка желтоватого оттенка была явно заправлена наспех, а длинная седая борода закрывала выступающий живот и торчала во все стороны. Мужчина вскинул косматую бровь, преисполнившись искренним восторгом при виде королевского сына. А затем, проявив неожиданную резвость для своего возраста, подбежал и обнял его.

– Мальчик мой! Ты снова здесь!

– Мо-о-орин, я так рад тебя видеть!

Теона взмолилась обоим богам, чтобы стать невидимой или, на худой конец, провалиться сквозь перекрытия второго этажа. Очевидно, ее молитвы не были услышаны: король, по-видимому узнав ее, потянулся к вороту расстегнутой сорочки и сквозь зубы процедил:

– Ткачиха, тебе что-то нужно? Тебя кто-то обидел?

– Нет, ваше величество, я здесь… по делу. – Теона призвала на помощь последние силы и, преодолев несколько ступеней, подошла к старику. – Сир Герберт, у меня для вас послание от Великого Черного. Мне очень жаль, но у вас осталось три дня.

– О… – только и промолвил Морин, принимая тяжелый хлопковый сверток, который был увенчан его именем, отливающим золотом.

Но тут Бон неожиданно для всех выбил плед из рук своего друга.

– Брось это, Морин! Как наследный принц Риата, я приказываю тебе.

Король, проигнорировав выходку сына, решил ретироваться. Хлопнув старика по плечу, он сказал:

– На завтрашнем совете решим, кому ты передашь дела, Морин. Мне искренне жаль. Спасибо за службу стране и королевской семье.

Следом король обратился к Бону:

– Не опаздывай завтра, я не хочу снова за тебя краснеть.

Умолкнув, он прошел мимо ошарашенной Ткачихи и скрылся из виду, завернув в один из коридоров дворца.

– Тебе лучше уйти, – зло выплюнул Бон в лицо Теоне.

Она была готова поклясться, что еще чуть-чуть – и его не остановит закон, защищающий Ткачих. Задержись она на минуту-другую, и руки принца оказались бы у нее на шее.

– Она же не виновата, мой дорогой. – Тот, кто действительно имел право ее ненавидеть, нашел в своем сердце толику понимания. – Ты же не станешь сворачивать шею своему ворону, если тот принесет письмо с плохой вестью? Она всего лишь вестник Великого Черного.

– И все равно, тебе лучше уйти, – не унимался Бон. – Мы получили послание от твоего хозяина, – последнее слово он сказал с ненавистью, – дальше сами справимся, собачке пора в будку, делать свои черные дела…

Теона не нашлась что ответить. Все это было слишком… слишком странно, пугающе, грубо и несправедливо. Красота и роскошь замка больше не восхищали, и даже прекрасные витражи не смогли заставить ее задержаться в этом месте дольше чем на секунду.

Она выскочила через парадные двери, сбежала по ступеням и опрометью помчалась по золотым улицам Ириза, мимо рынка и площади, прямо к Западным воротам, и, лишь оказавшись за пределами городских стен, вздохнула с облегчением. Весь путь домой ее преследовал образ разъяренного принца, а из головы никак не выходили его слова про хозяина и собачку. Теона никогда не думала о себе как о «питомце» Богов и Сестер Ночи, который нужен только для того, чтобы разносить вести. А теперь она не могла перестать сравнивать себя с ними. Ворон, собака, Ткачиха – суть одно?! Да нет же, не может быть! Она Избранная! Та, которую Сестры Ночи признали своей! В ее венах течет священная кровь.

Теона бежала не разбирая дороги, забыв застегнуть наскоро накинутый на плечи плащ. Налетевший откуда ни возьмись северный ветер бил по лицу и трепал ее кудрявые длинные волосы, но она этого почти не замечала.

Лишь оказавшись в своем убежище и отдышавшись, девушка осознала, что в ней борются две сущности: одна хотела вернуться во дворец и доказать принцу, как сильно тот ошибался, сравнив ее с собачкой, но вторая понимала, что сир Герберт был для Бона важным человеком, и желала поддержать будущего короля, как бы скверно тот себя ни вел.

Странный день, странный юноша, странная и невыносимо тяжелая ноша.

Но она же не кукла Двух Великих, она может сама решать, что ей делать. И на этот раз она выбрала ту часть себя, которая ставила во главу угла сочувствие и доброту.

…Спустя четыре дня фигура в черном плаще проскользнула во внутренний двор замка через ход для прислуги, чтобы попасть на похороны сира Морина Герберта.

Глава 3

6063 год эры Двух Великих

Бон не спал уже четвертые сутки. Короткие моменты забытья, в которые его терзали демоны страха и злости, отдыхом назвать было трудно. С тех пор как эта девчонка со своим треклятым черным пледом вторглась в их жизнь, все его надежды разбились о скалу необратимого.

Недавние мечты на пути из Гридича о том, что отец наконец оценит его старания, что его впечатлят новые знания сына и что все начнет потихоньку налаживаться, сейчас казались бредом. Бон напрасно с таким усердием изучал химию и геометрию, кораблестроение и военное дело, чтобы по приезде с гордо поднятой головой заявить о себе как о лучшем воспитаннике Морина и достойном наследнике престола. И именно Морин – наставник, учитель, друг – должен был встать плечом к плечу с будущим королем. Морин, сопровождавший его в поездках и направлявший в учебе с самого детства, Морин, практически заменивший ему родителей, тот самый Морин, который всего несколько часов назад уснул навеки.

Бон бродил по замку как призрак, пугая окружающих бледностью лица с темными провалами теней под глазами. Мысли путались и то и дело возвращались к последней встрече с наставником. Принц отказывался верить в происходящее, постоянно перебирая в голове возможные варианты событий: что, если бы он приехал на месяц раньше? Если бы проявил твердость и отказал отцу, вновь и вновь отсылающему его прочь из королевства? Что, если бы он взял Морина с собой, может, это спасло бы его от смерти?! Но десятки «если бы» не могли вернуть его единственного друга к жизни.

Бон уронил голову на руки и расплакался. Три дня он держался как мог, чтобы не расстраивать Морина, но теперь, когда его никто не видел, он мог позволить себе эту слабость. Слезы не спасали, легче не становилось, но на них уходила последняя энергия, и это помогло принцу забыться.

– Ваше высочество… – Чья-то рука несмело похлопала его по плечу.

Бон дернулся и понял, что заснул. Он открыл красные опухшие глаза и осмотрелся. Солнце за окном угасало у кромки горизонта.

– Его величество распорядился начинать. Я не стал тревожить вас раньше, вы так давно не спали… – Паж Морина выглядел не лучше Бона – для него смерть хозяина была также невыносима.

– Благодарю, Кори. Я переоденусь и выйду. Когда начнется церемония?

– Эта ночь выделена на прощание, а на рассвете уже…

Кори не мог выговорить страшное слово, которого они все старательно избегали, – погребение.

Тело Морина, как и всех других умерших в городе, закопают в Боре Мертвых за пределами замка. После погребения у изножья могилы посадят саженец. Когда он окрепнет, то будет провожать и встречать солнце на краю обрыва – Бон распорядился, чтобы Морину выделили участок с живописным видом. Родственники умерших часто выцарапывали на коре деревца имя того, кто ушел от них сквозь Лунные врата с Великим Черным. Они приходили и разговаривали с умершим, когда становилось совсем тоскливо. Бон не готов был пока даже думать о таком. Он решил, что начнет с малого: попытается пережить следующий рассвет.

– Спасибо, Кори. Отдохни, я соберусь сам, увидимся на… – Теперь уже принц не смог закончить фразу.

Когда Кори удалился, Бон невольно позавидовал ему: в такой скорбный день пажу, в отличие от него самого, не придется общаться с клубком дворцовых змей, уже заточивших острые зубы и накопивших достаточно яда, чтобы всласть попировать возле свежей могилы.

* * *

Принц оттягивал свое появление в зале торжеств настолько, насколько мог. Он велел принести воды, чтобы умыться, нарочно медленно надевал сорочку, придирчиво выбирал камзол, дважды примерял и дважды снимал корону. Но все эти ухищрения не давали ему шанса избежать появления на полуночной трапезе.

Толпа в зале торжеств была похожа на студень, который подрагивал и вибрировал, медленно перекатываясь из одного угла в другой. Над головами вился шлейф едкого ожидания. Дамы надели свои самые красивые и откровенные черные платья, контрастирующие с молочной кожей грудей, приподнятых корсетами до немыслимых высот. Когда еще представится возможность так шикарно погоревать? Мужчины были похожи один на другого и живо интересовались лишь лившимися рекой напитками. Им не было никакого дела до умершего, чье тело покоилось в конце зала. Бон наблюдал за происходящим из-за гардины и с каждой секундой все больше хотел сбежать. Но его заметил кто-то из лакеев и, вероятно, чтобы выслужиться, выскочил вперед и громко прокричал на весь зал:

– Его высочество Иолантий Бониций Освальд Третий!

Гул мгновенно затих. Сотни пар глаз устремились на принца и принялись изучать его фигуру. Мужчины ограничились кивками, женщины же будто участвовали в негласном соревновании: присесть в реверансе ниже соседки.

К Бону тут же подбежал Кори и вручил ему кубок. Принц осушил его залпом, теша себя надеждой, что хмельной напиток хотя бы немного притупит чувства. Но вино оказалось бессильно. Спустя миг к принцу ринулась толпа. Выстроившись в очередь, вельможи всех мастей выражали ему соболезнования, не экономя велеречивых слов и искусно притворяясь, что скорбят вместе с королевским домом, вытирая сухие глаза платками с именными вышивками. Каждый из них считал долгом подозвать красавицу дочь, которая, конечно, тоже невыносимо скорбела. Юные девы в знак глубочайшего сожаления тут же, расплываясь в улыбках, начинали кокетничать, строить глазки и призывно обмахивать себя веерами.

– П-п-позвольте п-п-представить, в-в-ваше выс-выс-высочество, мою д-д-дочь Алисию, – заикаясь, произнес один из главных советников отца, Кепель. – Она, к-к-как и я, к-к-крайне расстроена с-с-смертью этого поистине в-в-величайшего ч-ч-человека.

Миловидная барышня с обаятельной улыбкой, аккуратным курносым носиком и выразительными глазами встала по правую руку своего отца и с наигранной смущенностью затрепетала ресницами, но вот открывать рот ей явно не стоило.

– Папа прав, я вне себя от слез и горя, – откровенно врала девушка, выглядевшая как майская роза, выспавшаяся на перине из облаков. – Марис был таким… таким…