– Просто… Просто мы были знакомы всего день. Один день – и две случайные встречи… Один разговор. У нас… У нас, если заключают браки не по уговору родителей, а по согласию молодых, этого все же так мало… Мало, чтобы понять, что люди чувствуют друг к другу.

Несмотря на мои опасения, девушка лишь мягко улыбнулась – а ее пальчики глубоко зарылись в мои волосы и коснулись головы, заставив меня едва ли не замурчать от внезапного удовольствия!

– У нас девушек редко спрашивают о том, за кого они хотят пойти замуж, решения принимают отцы дочерей. Конечно, могут и умыкнуть – и если по взаимному согласию, то бывают и чувства… Но даже так у влюбленных есть лишь несколько коротких свиданий, за время которых они вряд ли успевают друг друга узнать. Нет, они успевают лишь почувствовать друг друга…

Дахэжан замолчала – замолчала так, словно сознательно выжидает необходимую паузу, так подходящую для очередного моего вопроса!

– Ну а ты – ты успела что-то почувствовать… Ко мне?

И вновь пальцы девушки мягко сжались на моей голове…

– Я почувствовала, что сердце мое бьется иначе, словно замирает в груди, в тот самый миг, когда впервые увидела тебя в чайхане, когда ты посмотрел на меня… Я с трудом смогла отвести от тебя взгляд, ведь девушке адыгэ не пристало так смотреть на мужчин! Но подобное я испытала впервые в жизни…

Как же приятно было услышать это признание! Совершенно искреннее, если судить по собственным ощущениям – а заодно и по голосу девушки, и ее ласковому, влюбленному взгляду. И вдвойне приятно, что я испытываю совершенно те же чувства – и даже описанные Дахэжан ощущения совпадают с моими…

Мягкие прикосновения пальцев черкешенки к моим волосам, тепло ее тела – и мягкий, сладко-пряный, волнующий запах женщины вкупе с ее признанием словно окунули меня в неповторимую негу нежности и беззаботности… От которой меня вновь заклонило в сон. Но все же я попытался немного посопротивляться, побороться с мороком:

– Скажи – а твое имя, Дахэжан… У него есть какой-то перевод, значение?

Горянка чуть смущенно прикрыла глаза.

– Да, есть… Красавица-душа, если дословно.

Собрав последние силы, я чуть приобнял девушку левой руку, счастливо прошептав на грани яви и сна:

– Как же точно… Выходит, теперь ты моя душа, Евдокия…

И вновь счастливая улыбка озарила уста черкешенки! Немного помолчав, лишь поглаживая мои волосы, словно баюкая, она, наконец, ответила:

– А ты, суженый мой, теперь стал моей душой… Отдыхай, тебе нужны силы…

И я послушно провалился в очередное сновидение, уже краем гаснущего сознания поймав себя на мысли, что так и не позвал к себе никого из дружины, из ближников, не узнал о настроениях ушкуйников. Не осведомился даже, чем закончился дуван добычи после поединка! Нет, мне было необходимо лишь увидеть ее, лишь услышать ее, чтобы почувствовать себя совершенно счастливым…

А все остальное может и подождать.

Вроде как…

…Мои опасения оказались напрасны. Результатом Божьего суда оказались в большей или меньшей степени удовлетворены все повольники. Потому как большинство ушкуйников, изначально поддержавших Уса, поспешили принять мои условия и получить равную со всеми долю добычи. Конечно, была вероятность, что они потребуют серебро и шелка, предварительно разделив награбленное в Тане! Но настолько «хитрый» маневр привел бы к большой крови – беспредельщиков, тем более во время похода, повольники наказывают быстро. А помимо Уса остались еще авторитетные атаманы, способные объединить ратников вокруг себя!

И слава богу, эти атаманы с самого начала держали именно мою сторону… Кроме того, для многих весьма показательной стала и гибель Ивана на Божьем суде.

Впрочем, непосредственно его дружина под мою руку не пошла. Но его дружина – это всего лишь полторы сотни повольников. Даже меньше, с учетом потерь! Ну, так «старшие» атаманы поступили довольно хитро – вначале приняв под мою руку всех желающих остаться в Ельце и участвовать в весеннем походе, а уже после объявив, что всю добычу соберут воедино и поровну ее же и разделят, с учетом доли покойного Уса…

Доли, отныне принадлежащей мне!

Таким образом, раскола среди повольников и каких-то отчаянных действий дружины павшего атамана удалось избежать – ведь вроде как никого и не обидели. Потому как ратники, изначально поддержавшие именно меня, внакладе не остались – все-таки в Тане награбили много интересного, золотого и серебряного в том числе. Сам-то я решился дробить добычу только для того, чтобы спровоцировать Уса на поединок и решить проблему с несдержанным и бесконтрольным атаманом…

Но и прочие вои, получив увесистый куш на дуване, также не сорвались в драку или иной какой раздор. А то бы еще ушли вперед нас обделенные ушкуйники Ивана, напав на несколько казачьих городков по пути! И даже не для того, чтобы пограбить – а чтобы настроить казаков против нас, следующих немного позади…

Ну, ровно как переодетые в советскую форму диверсанты из «Бранденбург-800» в июне сорок первого, расстреливающие мирняк в западных областях, – тем самым разжигая ненависть селян к отступающим бойцам РККА. Даже читал одну книжку на эту тему – вроде бы «Выбор чести» называется… Впрочем, в ходе первой космовойны подобных историй также хватало.

Но – Бог миловал, как говорится…

Еще одну большую проблему повольники также решили без меня, по крайней мере, частично – это я о проблеме обеспечения нас продовольствием. Как позже выяснилось, еще на пути к Азаку ушкуйники не раз нападали на степняков, коим не повезло вывести отары скота к водопою именно в тот момент, когда флотилия моих пиратов проходила мимо! Конечно, при виде следующих к берегу пиратских судов более или менее расторопные скотоводы успевали отогнать от водопоя большую часть овечьих отар или конских табунов. Но часть животных удавалось подстрелить еще с реки – а на берегу повольникам оставалось лишь подобрать законную добычу…

Вот такой разбойный промысел добычи продовольствия повольники практиковали и на обратной дороге в дни моей отключки и постепенного восстановления – причем с организованностью у моих пиратов также все в порядке. Это я о том, что привычные к длительным переходам ушкуйники не зажимают мясо внутри добывших его команд, а стараются сварить наваристую чорбу, этакий аналог шурпы, на как можно большее число едоков. Причем варят ее всю ночь, поддерживая огонь и доливая воду – даже речную, с учетом кипячения сойдет. Хотя ведь стараются использовать родниковую…

Кроме того, под вечер имеющиеся сети-неводы, плетенные из нитей конопли, растягивают промеж судов так же, как это делали и мы на своих стругах. Причем стараются равномерно распределить неводы по всей колонне так, чтобы удалось выловить как можно больше рыбы…

Накормить ей всех желающих, конечно, невозможно – в печеном на костре виде. Но вот если по нескольку тушек на котел, да хорошенько выварить их так, чтобы рыба разварилась до костей – то после, дав получившемуся бульону остыть, а костям осесть на дно котелка, варево уже можно аккуратно черпать. Словно в насмешку, рыбную похлебку именуют щербой в противовес мясной чорбе – и кормят ей по большей части освобожденных невольников. Но все одно ведь горячая еда! Получается, в день два приема пищи – концентрированный рыбный или мясной бульон на «заутрок» и захваченный нами в Тане сухпай на «вечерю», то есть вечернюю трапезу. Конечно, с учетом кратного увеличения числа едоков, в дороге все равно было голодновато… Но как-то протянули несколько дней пути, за время которых большая часть имеющихся легкораненых уверенно пошли на поправку (собственно, как и я, хотя приставка «легко» в моем случае не совсем справедлива). Ну, а немногие тяжелые в большинстве своем мирно отошли к Господу…

А после – после я приказал причалить у ближайшего по пути казачьего городка.

Глава 2

Липень (июль) 1381 года от Рождества Христова. Казачий городок в среднем течении Дона

– Браты казаки! Для меня было честью разделить с вами ратную стезю, сражаясь с фрязями и татарами. Мы взяли богатую добычу, освободили сотни христианских душ!

Ну, судя по лицам слушающих меня людей, им про «добычу» как-то ближе… Сделав короткую паузу, я сменил ликующий тон на более серьезный, даже скорбный:

– Но теперь между вами и погаными пролита кровь. Я знаю, что она лилась и ранее, во время замятни. А на Куликовом поле русичи и казаки плечом к плечу дрались с татарами Мамая! Но мы напали на Азак, когда всю Золотую орду уже подмял под себя хан Тохтамыш. И о том, что город разорили русичи и казаки, он если еще не знает, то уже очень скоро проведает!

Собравшиеся на небольшой площади у церкви донцы слушают меня с темнеющими лицами. Ну а что? Сманил самых горячих голов, обещая, что пощиплем только фрязей – а их можно было пощипать и в море, пройдя донскими рукавами-гирлами мимо Азова… А в итоге напали на сам Азак, где татар побили немерено и где сами казачки-хлопчики из горячей молодежи успели засветиться! Ордынцы теперь могут устроить ответочку – и разбираться между горсткой добровольцев, сходивших со мной в набег, и большей частью населения городков они не станут.

Отомстят всем разом, коли велит хан!

– Покуда хан Тохтамыш на Русь войной не пойдет, вас он вряд ли тронет. Но после войны с Москвой и княжествами, что придут ей на помощь, решится и ваша судьба… Мира между великим князем и ханом ждать не приходится, Дмитрий Иоаннович отказался платить дань и признавать власть Орды над Русью… И кто знает, затребует ли теперь хан ваших воинов, браты казаки, чтобы отправить их на Русь, лить кровь православных? А уж там он пошлет всех вольных воинов вперед, под мечи и копья княжеских дружинников – как гнал на убой русский хашар окаянный Батый!

– Так разве князь Дмитрий наших казаков не поставил впереди всех?!

Вопрос раздается из глубины столпившихся на площади казаков, пустивших меня в город лишь в сопровождении пары ближников, Дахэжан – да собственных казачков, груженных тугими тюками с добычей.

– Верно, впереди… Но и сам встал среди них вместе с дружинниками дозорных московских сторож. И казаков он поставил сторожевым полком лишь только потому, что ему требовались легкие всадники прикрыть большой полк. А были бы казаки тяжелыми конниками, так развернул бы их князь на крыльях войска, а то и в засадном полку… Не о том речь, браты. Вас хан Тохта специально сгубит в сечи с русичами, чтобы казачьи городки лишились всех своих защитников. А как вернется он с Руси… Коли вернется! Тогда пошлет на каждый из городков верных нукеров, чтобы вдоволь потешились они над казачьими женками да дочками… Прежде чем продать их фрязям в неволю! Ну, ровно как тех русских женщин и девушек, коих мы в Азаке вызволили из неволи.

– Так из-за тебя-то и беда нам грозит!

– Ты сманил наших казачков на Азак, купчина!!!

– Выдадим его татарам, братцы, да всех бед?!

Ясно представив себе месть хана, казаки ожидаемо рассвирепели, толпа подалась вперед – а Михаил и Алексей схватились за клинки, прикрыв собой и меня, и мертвенно побледневшую, но не проронившую ни звука Дахэжан. Однако я жестом приказал ближникам прикрыть лишь невесту – сам же подался навстречу казакам, возвысив голос:

– Я – князь Федор Елецкий, а не купец! И не нужно думать, что ежели падет хоть волос с моей головы, головы моей женщины или моих воинов, вас никто не тронет! Не будьте столь наивны! Мои повольники, взявшие и разграбившие сам Азак, сожгут ваш городок дотла – вместе со всеми его жителями!!! Оглянитесь на берег, посчитайте моих воинов и освобожденных невольников – посмотрите, сколько их! Думаете, что сдюжите?! Зря!!!

Несколько поутихшие казаки замерли прямо передо мной – так, что теперь я слышу запах чеснока и мяса, съеденного ими на заутрок. Недурной, кстати, букет…