Он все это говорил всерьез. Мы будем притворяться, что с меня сняли все обвинения, тогда как на самом деле я считала свои последние дни.

С опущенной головой я шла вместе с Бенедиктом в замок, отчаянно пытаясь сохранить самообладание. Наше примирение, вероятно, выглядело бы не очень убедительно, если бы я отпрянула от него у всех на глазах.

Лишь после того, как мы переступили порог его покоев, король от меня отстранился. Две служанки встретили меня обеспокоенными взглядами и проводили в ванную.

Я была так измучена, что без единого протеста позволила им самим обо мне позаботиться. Девушки помогли мне снять грязное кровавое платье и забраться в подготовленную горячую ванну. Пока одна из них терла мои руки мягкой мочалкой, вторая села на табурет у меня за спиной и принялась тщательно расчесывать спутанные волосы.

Я же безучастно смотрела прямо перед собой, стараясь держать себя в руках, однако в этих комнатах практически нереально сбежать от своих чувств. Они до краев полны воспоминаниями, которые неминуемо меня настигнут. И вот я уже думала о том, как несколько недель назад Бенедикт сам здесь же смывал с меня кровь. Как ночь за ночью мы лежали в его постели, и я засыпала в его теплых объятиях. Как окончательно потеряла свое проклятое сердце, хотя никогда этого не хотела.

– О, ну не надо, мисс Хоторн. – Мягкие пальцы погладили меня по щеке, и я в недоумении моргнула. Девушка возле меня сочувственно улыбалась и стерла еще одну слезу с моего лица. – Уверена, принцесса вернется целой и невредимой. Его величество об этом позаботится.

У меня вырвался какой-то нечленораздельный звук. Что-то между сдавленным всхлипом и хныканьем. Она решила, что меня просто настолько выбило из колеи похищение Лиры. И это достаточно плохо само по себе, но дело далеко не только в этом. Последние несколько дней я с огромным трудом сдерживалась, прячась в состоянии полного онемения, но больше не могла. Дрожащее тело содрогнулось от очередного всхлипа, и у меня возникло ощущение, будто я растворяюсь в горячей воде.

– Все будет хорошо, мисс, – раздался ласковый голос у меня за спиной. – Сейчас только вымоем вам волосы, а потом сможете лечь спать. Как вы на это смотрите?

– Мхм, – с трудом выдавила из себя я.

– Принести что-нибудь из ваших старых покоев? Ваши чемоданы там. Их доставили из летней резиденции.

– Нет, – прошептала я и вдруг осеклась, сообразив, что она сказала. Они ожидали, что я буду спать здесь. С Бенедиктом. Словно мы до сих пор вместе. Словно он до сих пор меня любил. Словно мы не питали отвращение друг к другу, и словно я его не боялась.

Как именно он себе это представлял?

При одной мысли о том, что придется спать с ним в одной постели, на глазах выступили новые слезы. Я не смогу. Не смогу лежать рядом с Бенедиктом, в то время как на самом деле мы так далеко друг от друга. Но и избежать этого никак нельзя. Поэтому я сконцентрировалась на дыхании, пока женщины мыли мне голову. Они помогли мне вылезти из ванны, завернули в большое полотенце и высушили феном мокрые волосы. Затем по моей просьбе принесли пижаму, которая, по моему мнению, являлась более безопасным выбором, чем ночная рубашка. После этого служанки попрощались и ушли.

Я потратила неоправданно много времени на одевание и чистку зубов. Но когда наконец отважилась выйти из ванной, поняла, что спальня по-прежнему пуста. Ни следа Бенедикта. Правда, в гостиной горел свет.

В нерешительности застыв на пороге, я намеренно слишком громко хлопнула дверью. Варианты дальнейших действий у меня не самые вдохновляющие. Либо без спросу лечь на его кровать, либо отправиться на поиски Бенедикта. Хотя, если честно, я даже рада пару минут побыть одной.

Наверное, он испытывал то же самое. Скорее всего, его вообще нет в покоях, и он ляжет только после того, как я усну. Впрочем, это будет не менее странно, чем если мы сразу ляжем в одну постель. Возможно, мне стоило просто поспать на полу. Вот вам и решение проблемы, не так ли?

Мои размышления прервал скрип стула. Из гостиной донеслись приближающиеся шаги, и в дверях возник Бенедикт. Воздух в комнате мгновенно стал более разреженным, а я сглотнула, борясь с неожиданно сжавшимся горлом.

Очевидно, он воспользовался другой ванной, чтобы подготовиться ко сну. На нем свободные темные хлопковые штаны, которые слишком хорошо мне знакомы, вот только на этот раз, вопреки обыкновению, он надел сверху рубашку. Похоже, сегодня даже собственные привычки, связанные со сном, вызывали у него дискомфорт. Влажные после душа волосы пробудили во мне желание отвести их с его лба. Однако мрачный взгляд был темнее летней ночи за окном. Этот взгляд бегло пробежался сверху вниз по моему телу, после чего король кивнул в сторону кровати.

– Ты будешь спать здесь, – заявил он.

Меня охватила дрожь.

– А ты? – не удержалась я.

– На диване. – Бенедикт отвернулся, будто этим все сказано, и для него, видимо, так и есть. Зато у меня на языке, напротив, крутилась тысяча слов, одно болезненнее другого.

– На диване могла бы поспать я, – тихо предложила я и тут же мысленно себя за это обругала. Из всех тем, которые можно и даже нужно обсудить, я выбрала именно эту.

– Нет. – По тону Бенедикта слышно, что этот вопрос не подлежит обсуждению. Вот только непонятно почему. Почему его волнует мое удобство? Если он так сильно меня ненавидел, то на мою спину ему должно быть плевать.

– Почему нет? – осторожно спросила я.

Оглянувшись, он посмотрел на меня – взгляд так же холоден, как и голос.

– Потому что я тебе не доверяю, – отрезал вампир.

Краем глаза я видела, как он стискивал руки в кулаки, а потом медленно их разжимал. Только задержав внимание на этом движении, я заметила в его ладони ключ.

Сердце пропустило удар. И внезапно его слова обрели смысл.

– Посадишь меня под замо́к? – сделала вывод я.

Выражение лица Бенедикта осталось жестким.

– Я никогда и не утверждал, что ты свободна. По крайней мере в твоей новой камере есть огромная кровать и ванная комната. Поблагодарить меня можешь потом.

– Очень смешно, – пробормотала я, и глаза опять наполнились слезами.

– А ты видишь, чтобы я смеялся? – парировал он. – Радуйся, что никто еще не копает тебе могилу. Спокойной ночи.

Затем с совершенно невозмутимым видом закрыл за собой дверь и запер ее снаружи.

Пару секунд я стояла неподвижно, уставившись на замочную скважину. С огромным комком в горле вслушивалась в звуки с противоположной стороны. Без понятия, чего я ожидала. Возможно, того, что Бенедикт вернется. Что откроет дверь и извинится. Что поверит мне. Простит меня. Того, что последние несколько дней окажутся всего лишь кошмарным сном, мы заснем в обнимку, а утром к нам в покои, напевая что-то себе под нос, войдет Лира.

Однако ничего подобного не произойдет.

У меня подогнулись колени. Я с трудом заставила себя выключить свет и доковылять до кровати. А там свернулась калачиком и зарылась лицом в подушку.

От нее пахло Бенедиктом.

И его родной аромат прорвал последнюю дамбу у меня внутри. А ведь я должна быть сильной. Возможно, сильнее, чем когда-либо. Должна сделать все, что в моих силах, чтобы исправить ситуацию. Не только то, в чем виновата сама, но и поступки своей семьи. Лире не должны причинить вреда. Люди в городе должны быть в безопасности. Красный Дождь не должен стать еще могущественнее, чем прежде.

Все это потребует от меня больше, чем я могла дать. Тем не менее я готова заплатить эту цену. Потому что если я сейчас еще и способна принять какое-то решение, то оно определенно прозвучит так: «Я буду бороться». Я сделаю все от меня зависящее, чтобы исправить свои ошибки.

Но не сегодня ночью.

Сегодня ночью я буду плакать и тонуть в жалости к себе. Буду ненавидеть сама себя и еще немножко своего брата. Буду скорбеть по всему, что потеряла из-за него, и наблюдать, как часть меня мучительно умирает.

БЕНЕДИКТ

Я не справился.

Как мужчина. Как брат. Как король. Во всех отношениях.

К этому привела не одна ошибка, а целая цепочка ошибок. Бесконечная череда неверных решений и наивной доверчивости, начало которой я даже не мог точно определить. Не мог сказать, когда и где я совершил эти ошибки. И совершал ли их до сих пор. Кажется, я утратил способность различать добро и зло. Границы размылись. Моя рассудительность меня подвела. В каком бы направлении я ни шел – каждый шаг лишь приближал меня к разверзшейся впереди пропасти.

Как-то так получалось, что я всегда добивался полной противоположности тому, чего хотел.

Я хотел, чтобы Лира постоянно находилась рядом со мной. Вместо этого она сбежала, и, возможно, я больше никогда ее не увижу.

Я хотел никогда больше не подпускать к себе Флоренс. Вместо этого она сейчас лежала в соседней комнате на моей кровати, а тихие всхлипы, доносящиеся из-за двери, задевали меня, черт возьми, за живое.

Наверняка она старалась, чтобы я ее услышал. Вероятно, думала, что от этого между нами что-то изменится.

Не изменится.

Это лишь заставляло меня ненавидеть и ее, и себя самого еще сильнее, чем прежде.

Я до сих пор чувствовал, как трещали под моими пальцами кости Валериана. Слышал его рваное дыхание, исполненные болью крики. Всхлипы Флоренс все еще отдавались эхом у меня в ушах. Ее рыдания. Ее отчаянная мольба.

Я хотел сломать эту девушку. Хотел увидеть ее слезы, хотел, чтобы она испытала такой же страх за брата, как я – за Лиру. Эта мысль – единственное, что еще могло принести мне хоть каплю удовлетворения. Потому что ее ответы его не приносили.

И вот теперь я не мог уснуть. Мне не удавалось избавиться от воспоминаний о случившемся в Тауэре. От дрожи ее тела под моим до сих пор покалывало кожу. От того, как она отшатнулась от меня, когда я попытался ее обнять, душу объяло пламя. А ее последние слова в машине по пути сюда были как серебряный кинжал в сердце.

Кто ты вообще такой? Я больше не узнаю тебя.

Я тоже себя не узнавал. Никогда еще мне не было так стыдно за мужчину, в которого я превратился. В которого она меня превратила.

Это все ее чертова вина.

Сквозь тяжелую дубовую дверь опять донесся сдавленный всхлип, и я сдался. Битый час ворочался на диване с боку на бок, пытаясь не дать самому себе зайти в спальню. Знать бы еще, что именно влекло меня к ней. Наверное, мне интересно, как отреагирует Флоренс, если я войду. Плакала ли она, так как хотела, чтобы я ее услышал, или…

Твою мать.

Она не заслужила моей жалости. И единственная причина, по которой я чувствовал необходимость отпереть эту дверь, заключалась в том, что я искал доказательства ее лжи. Как будто она до сих пор не дала мне предостаточно доказательств.

Я неохотно встал и приблизился к спальне. Как можно тише повернул ключ в замке и толкнул дверь.

Внутри меня встретила внезапная тишина. Слышен только тихий шорох одеяла. В полумраке видны ее волосы. Она уткнулась лицом в подушку и больше не двигалась, только тело подрагивало, как будто его сотрясали с трудом подавляемые рыдания.

Значит, она не хотела, чтобы я слышал, как она плачет. А может, просто старалась заставить меня в это поверить, чтобы я засомневался в своих убеждениях. Знала, чего я от нее жду, и сыграла против меня. Или?..

Проклятье, как понять, где правда, а где попытки манипуляции? Я знал, насколько хорошо эта женщина умела играть. И одного этого знания достаточно, чтобы никогда больше ей не доверять.

Я пересек комнату и направился в ванную. Не то чтобы мне было туда нужно, но не хотелось создать впечатление, будто я услышал Флоренс и пришел только для того, чтобы проверить, как она. Пусть знает, что мне на нее наплевать. Или по крайней мере так думает. К сожалению, по части самообмана я не так хорош.