Но даже если бы он сумел с ней справиться, остаться здесь на ночь все равно не мог, потому что целый день не менял одежду – даже к ужину не переодевался! Поэтому настроение у него было хуже некуда. А о том, чтобы не переодеться на следующее утро, не могло быть и речи. Алистер был вынужден переносить подобные лишения на поле боя, потому что у него не было выбора, но Олдридж-холл не поле боя – во всяком случае, пока.

Некоторое время спустя, отказавшись от предложенного мистером Олдриджем экипажа, Алистер, несмотря на снег с дождем, отправился верхом в Матлок-Бат.

Мирабель узнала об отъезде мистера Карсингтона, когда он был уже в пути: мистер Олдридж сообщил ей об этом, не скрывая смущения.

– Он был настроен решительно, и уговорить его не удалось.

– Но погода же отвратительная! Как ты мог позволить сыну лорда Харгейта уехать в такую погоду верхом в Матлок-Бат?

– Да, ты права: мне следовало позвать самых крепких лакеев и связать его, поскольку другого способа удержать не было.

– Почему ты не послал за мной?

Мистер Олдридж нахмурился:

– Просто не пришло в голову, о чем очень сожалею. Дело в том, что он мне напомнил о кактусе, и я стал размышлять о том, что пучки колючек, возможно, могли бы служить репродуктивной цепи, хотя обычно это объясняется… Постой, детка, ты куда?

– Поеду следом за ним, иначе либо он сломает себе шею, либо лошадь подвернет ногу, либо еще что-нибудь случится. Силы небесные! Сын графа Харгейта! Прославленный герой Ватерлоо, раненный при исполнении долга! Даже подумать страшно! Ах, папа, ты когда-нибудь доведешь меня до отчаяния. Человек отправляется на верную смерть, а ты размышляешь о колючках на кактусе.

– Но, дорогая, очень важно…

Мирабель, не дослушав, выбежала из холла, а несколько минут спустя верхом на неказистом, но ловком и спокойном мерине исчезла в ночи. Алистера она догнала за воротами парка.

– Мистер Карсингтон! – крикнула мисс Олдридж, уверенная в том, что это не кто иной, как Алистер. Впрочем, кому еще могло прийти в голову отправиться ночью, да еще в такую погоду, верхом?

Он остановился:

– Мисс Олдридж? Зачем вы здесь? С вами все в порядке?

– Вам следует немедленно вернуться! – заявила Мирабель.

– Вы, должно быть, сошли с ума.

– Вы не в Лондоне. Следующий дом в миле отсюда. В такую погоду вам потребуется не менее двух часов, чтобы добраться до Матлок-Бата, и это при условии, что ничего не произойдет.

– Мне необходимо вернуться в гостиницу, – возразил Алистер. – А вас я умоляю отправиться домой, пока не простудились.

– Я всего в нескольких минутах езды от горячего камина. А вот вы действительно можете простудиться и умереть. Что мы тогда скажем вашему отцу?

– Мисс Олдридж, моему отцу ничего не надо говорить.

– И вам тоже, насколько я понимаю.

– Пока мы спорим, наши кони замерзают, а им необходимо двигаться, причем в противоположных направлениях. Благодарю за гостеприимство и заботу о моем здоровье, но о возвращении не может быть и речи.

– Мистер Карсингтон, какие бы дела ни были назначены у вас на завтра…

– Мисс Олдридж, неужели вы не понимаете? Мне нечего надеть!

– Вы шутите?

– Да какие уж тут шутки.

– Нечего надеть?

– Совершенно верно.

Она вспомнила, как ладно сидит на его широких плечах сюртук, сшитый у дорогого портного, и как облегает мощный торс, тонкую талию; вспомнила изящную вышивку на шелковом жилете, застегнутом на все пуговки, кроме верхней, и узкие бриджи на мускулистых бедрах и длинных ногах. От этих воспоминаний ее захлестнула горячая волна, хотя шел ледяной дождь, и мисс Олдридж ничего не могла с этим поделать. Он был героем и выглядел соответственно: высокий, сильный. Ни одна женщина не устояла бы перед ним.

Она не утратила способности мыслить здраво и сообразила наконец, в чем тут дело и чем вызвана его противоречащая здравому смыслу решимость пуститься в путь ночью в такую ужасную погоду.

Два сезона в Лондоне не прошли для Мирабель бесследно: она узнала кое-что о денди, а мистер Карсингтон был самым настоящим денди.

– Ну что ж, это меняет дело. Доброй ночи, мистер Карсингтон.

Повернув коня, она поехала к дому.

К удивлению Мирабель, отец ждал ее в вестибюле. Обычно он пил чай в библиотеке, перелистывая какую-нибудь ботаническую энциклопедию, а затем отправлялся в зимний сад, чтобы пожелать спокойной ночи своим любимцам из растительного мира.

– Вижу, дорогая, тебе не удалось его убедить, – заметил он, когда она отдала лакею насквозь промокшую шляпу и плащ.

– Ему не во что переодеться.

Отец удивленно взглянул на нее.

– Он денди, папа, и без подобающей одежды становится похож на растение, лишенное жизненно важных питательных веществ: вянет и умирает в страшных мучениях.

Она направилась к лестнице, и отец последовал за ней.

– Я так и знал, что с ним что-то не в порядке. Это как колючки у кактуса.

– Папа, я промокла, и мне не по себе. Я хотела бы…

– Но он прихрамывает, – не слушая ее, продолжил отец.

– Я заметила, – сказала Мирабель.

Как бы ей хотелось, чтобы хромота его не была такой элегантной! Она вызывала у нее чувства, которые ей не хотелось бы испытывать и которые она не могла себе позволить. Смешно в ее возрасте и с ее опытом…

– Насколько я понимаю, он был серьезно ранен при Ватерлоо.

Отец следовал за ней:

– Да, Бентон что-то говорил. Однако я сильно подозреваю, что мистер Карсингтон, сам того не зная, получил еще и травму головы. Я слышал о таких случаях. Видишь ли, это могло бы служить объяснением.

– Объяснением чему?

– Колючкам кактуса.

– Папа, я не имею ни малейшего понятия, что ты хочешь этим сказать.

– Нет-нет, разумеется. – Шаги за ее спиной остановились. – Возможно, ты права: он ничего не поймет о тюльпанах. Ну да ладно. Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, папа. – Мирабель направилась в свою комнату, совершенно без сил после перенесенного нервного напряжения.

Ее застали врасплох. Если бы ее предупредили заранее о прибытии мистера Карсинггона… но ее не предупредили, и она даже представить себе не могла подобного поворота событий.

Она сделала неправильное предположение относительно лорда Гордмора, и эта ошибка может иметь губительные последствия. Она не ожидала, что он проявит такую настойчивость, ошиблась, но теперь уже ничего не поделаешь. Можно лишь извлечь из этого урок. Ошибку она совершила из-за недостатка информации, но больше ее не повторит.

Сбросив мокрую одежду, она вытерлась, надела теплую ночную сорочку и халат, перешла в гостиную и, уютно устроившись в мягком кресле перед камином, принялась писать письмо леди Шерфилд в Лондон. Если существовала какая-нибудь заслуживающая внимания информация о мистере Карсинггоне, то тетушке Клотильде она была доподлинно известна.

Как и предсказывала мисс Олдридж, Алистеру потребовалось целых два часа, чтобы добраться до гостиницы Уилкерсона, где он остановился.

Он промок и продрог до мозга костей, и его нога отреагировала на это, упрямо отказываясь подниматься по лестнице.

Кое-как он все же добрался до своего номера. Его камердинер Кру выразил свое неодобрение строгим покашливанием, посоветовав Алистеру принять горячую ванну.

– Не стоит заставлять слуг таскать воду вверх по лестнице в столь поздний час, – отказался Алистер, опустился в кресло возле огня, положил ногу на каминную решетку и принялся ее массировать, одновременно рассказывая Кру обо всех злоключениях дня, обходя при этом молчанием свою странную реакцию на мисс Олдридж.

– Сожалею, сэр, что вам пришлось понапрасну предпринять такую дальнюю поездку в скверную погоду, – посетовал Кру. – Может, принести вам бутылочку вина и что-нибудь поесть?

– Меня там накормили до отвала. Судя по всему, у мистера Олдриджа есть две великие страсти: ботаника и еда.

– Что правда, то правда, сэр. Здешние слуги говорят, что при всей своей рассеянности он ни разу не опаздывал к ужину.

– Мне следовало остаться здесь и послушать, что говорят слуги, – сказал Алистер, глядя на огонь. – Тогда я оказался бы лучше подготовленным к встрече. – Раскаленный уголь вызвал воспоминания о волосах мисс Олдридж: когда в них отражалось пламя свечи, они становились то золотистыми, то огненно-красными. – Его дочь… – Удивительно, что такая молодая особа обо всем имеет свое суждение и переубедить ее невозможно.

– Говорят, у этой леди необыкновенный характер, сэр. Оно и понятно: ведь ей приходится управлять таким большим поместьем и всеми делами своего отца.

Алистер взглянул на слугу:

– Мисс Олдридж управляет поместьем?

– Она управляет всем. Мне говорили, что ее управляющий не может даже вздохнуть, не получив ее одобрения. Вы не забелели, сэр? Может быть, все-таки принести вам вина? Или приготовить горячий поссет? Вам никак сейчас нельзя заболеть, ведь у вас столько дел.

Хоть Алистер и не чувствовал себя больным, приготовить свой излюбленный поссет все же позволил. Кру отправился в кухню, а его хозяин тем временем постарался переварить все услышанное.

Скверно одетая любопытная девушка с огненными волосами, оказывается, управляла одним из крупнейших поместий в Дербишире.

– Ну что ж, кто-то ведь должен этим заниматься, – пробормотал он, помолчав. – Сам мистер Олдридж разбирается только в ботанике: его дочь сама так сказала.

– Прошу прощения, сэр? – переспросил Кру, вернувшийся с горячим напитком.

– Сколько ей лет? – спросил Алистер. – Не девочка. Едва ли юная девочка смогла бы… Черт возьми, почему я не поинтересовался? – Он покачал головой, принимая чашку из рук слуги. – Скажи, не слышал ли ты, случайно, сколько лет мисс Олдридж?

– Тридцать один год, – сказал Кру.

Глоток поссета попал Алистеру не в то горло, и, откашлявшись, он рассмеялся, да и было над чем: он здорово попал впросак.

– Тридцать один год…

– Исполнилось в прошлом месяце, сэр.

– А я-то думал, она совсем еще девчонка. Худенькая такая, с копной медно-рыжих волос, огромными голубыми глазами и такой улыбкой… – Он посмотрел на чашку, которую держал в руке. – Господи, помоги нам! Судьба канала и все остальное в ее руках!

Глава 3

На следующее утро Мирабель, прихватив с собой двух слуг, отправилась на поиски тела мистера Карсинггона, но, добравшись до Матлок-Бата и не обнаружив по дороге ни одного трупа, она узнала от почтмейстерши, что этот джентльмен благополучно прибыл вчера поздно вечером в гостиницу Уилкерсона.

Выбор гостиницы удивил Мирабель. Она почему-то думала, что он остановился на холме, в самом фешенебельном отеле Матлок-Бата под названием «Старый Бат», а он предпочел остановиться у Уилкерсона, в гостинице, расположенной на южной дороге, где было грязно и шумно от проезжавших экипажей.

Сейчас, правда, когда они въезжали в деревню, на дороге было пустынно. Из-за туч робко выглянуло солнце, лучи его блеснули на поверхности реки и осветили побеленные домики, прижавшиеся к склону холма.

Хоть деревня и была хорошо знакома Мирабель, поскольку являлась ее собственностью, она всякий раз заново поражалась ее красоте. Склоны холмов круто поднимались от Деруэнт-Уотера, и над всеми возвышался известняковый утес Хай-Тор, похожий на замок, обнесенный стеной из серой скалистой породы, которую оживляли участки зелени.

Сам курорт с минеральными водами был чистеньким и весьма привлекательным местом. Вдоль короткой «музейной» дороги располагалось множество пансионатов, магазинчиков и музеев, а на окружающих склонах холмов выглядывали из зелени виллы. По другую сторону дороги полого спускались к берегу реки озера, а дорога огибала гору, возвышавшуюся за холмами Эйбрахама.

Подъем на холмы был делом несложным, и Мирабель поднималась туда в любое время года и отдыхала на природе.