– Я видела ваше фото в нью-йоркской газете.

– Ах, ну да, конечно! – Мне сразу вспомнились те типы с фотокамерами, которые толпились в порту. – Кстати, – заметил я, вглядываясь, – почему-то ваше лицо мне тоже очень знакомо.

– Наверное, по какой-нибудь картине, – предположила она.

– Э-э… я плохо знаю…

– То есть по кинофильму.

– Кино… Боже мой! – вытаращил я глаза. – Да вы же Эйприл Джун, правильно?

Она с улыбкой кивнула.

– Я видел десятки ваших фильмов!

– Вам понравилось?

– Не то слово! Постойте, вы сказали, что были в Нью-Йорке?

– Да, на встрече со зрителями.

– Жаль, что я не знал.

– Об этом сообщалось… А почему вам жаль?

– Потому что… То есть, я хочу сказать… Просто я не стал задерживаться в Нью-Йорке, но если бы знал, что вы там, то обязательно задержался бы.

– Понимаю… – Эйприл сделала паузу, чтобы поправить выбившуюся прядку волос, которая развевалась по ветру. – Как здесь дует!

– Да, немного.

– Что, если мы пройдем ко мне в купе и я приготовлю вам коктейль? Время уже почти обеденное.

– Замечательно.

– Так пойдемте.

Пробираясь вслед за девушкой вдоль поезда, я призадумался. Из головы не шли слова старого Плимсолла. Ему легко предупреждать, но мог ли он предвидеть что-либо подобное?

Войдя в купе, она нажала кнопку звонка. Перед нами тут же предстал негроидный служитель – не тот, что нес подушку, а другой, – и Эйприл нежным воркующим голоском попросила принести лед. Проводник испарился, и она снова повернулась ко мне.

– Я совсем не разбираюсь в английских титулах.

– Правда?

– Абсолютно. Для меня нет ничего приятнее, чем свернуться калачиком на диване с хорошей английской книжкой, но ваши титулы такие сложные… В той нью-йоркской газете вас называли графом Хавершотом. Это то же самое, что герцог?

– Не совсем. Герцоги стоят чуть выше.

– Значит, то же самое, что виконт?

– О нет, – снисходительно усмехнулся я. – Виконты, наоборот, ниже. Мы, графы, смотрим на них свысока. Иногда даже подшучиваем над беднягами.

– А ваша жена – графиня?

– У меня нет жены. Но если бы была, то была бы графиней.

Глаза Эйприл задумчиво смотрели вдаль.

– Графиня Хавершот… – пробормотала она.

– Совершенно верно, графиня Хавершот.

– А Хавершот – это место, где вы живете?

– Нет, я даже толком и не знаю, что это такое. Семейное гнездо у нас в Бидлфорде, в графстве Норфолк.

– Наверное, там очень красиво?

– Ничего, домишко вполне сносный.

– И парк там есть?

– Целый лес.

– А олени?

– Есть и олени.

– Обожаю оленей.

– Я тоже. Мне попадались очень приличные олени.

Тут переносчик льда принес лед. Оставив в покое крупный рогатый скот, Эйприл принялась греметь посудой и вскоре уже смогла предложить мне выпить.

– Надеюсь, это подойдет, – застенчиво улыбнулась она. – Боюсь, я не слишком хорошо разбираюсь в коктейлях.

– Отлично, – причмокнул я. – Очень оригинально. А вы не будете?

Она покачала головой с той же кроткой улыбкой.

– Я так старомодна… Не пью и не курю.

– Боже мой! Неужели?

– Нет. Я вообще тихоня и домоседка. Одним словом, скучная особа.

– Да что вы, бросьте… Нисколько не скучная.

– Увы, это так. Это может показаться странным для девушки, которая снимается в кино, но в душе я совсем простая и домашняя. Мне хорошо лишь среди моих книг и цветов… А еще я люблю готовить.

– Да что вы говорите!

– Да-да. Мои подруги даже подшучивают надо мной. Заходят, чтобы позвать меня с собой на вечеринку, а я на кухне в простом халатике жарю какие-нибудь гренки с сыром. Обожаю свою кухню.

Я уважительно отхлебнул из бокала, с каждым ее словом все больше убеждаясь, что имею дело с ангелом в человеческом обличье.

– Значит, вы живете один в… как, вы сказали, называется это место?

– Бидлфорд. Ну, не то чтобы… То есть, я еще не совсем переехал. Титул у меня недавно. Но со временем собираюсь обосноваться, иначе старого Плимсолла удар хватит. Он наш семейный поверенный и следит, чтобы все было как положено, у него пунктик насчет этого. Главе рода положено сидеть в своем замке.

– В замке? Значит, у вас замок?

– В общем, да.

– Настоящий замок?

– Вполне.

– Старинный?

– Весь мхом зарос. Его в свое время еще Кромвель громил.

В глазах Эйприл снова появилось мечтательное выражение.

– Как приятно, наверное, иметь такой чудесный старый, – вздохнула она. – В Голливуде все новенькое, с иголочки, все показное… один внешний блеск и мишура. От этого так устаешь. Он такой…

– Показной? – подсказал я.

– Да, показной.

– И вам он не нравится? Слишком показной?

– Не нравится. Он меня ужасно раздражает. Но что поделаешь? Работа есть работа. Ради работы приходится жертвовать всем.

Эйприл снова вздохнула, и я почувствовал себя свидетелем большой человеческой трагедии. Потом героически улыбнулась.

– Не будем больше обо мне, лучше поговорим о вас. Вы первый раз в Америке?

– Да.

– А зачем вы едете в Голливуд? Вы ведь едете в Голливуд? Или выходите раньше, до Лос-Анджелеса?

– Нет, все правильно, именно в Голливуд. У меня там дело, в некотором роде. Семейные неприятности, знаете ли. У меня там кузен, который, похоже, решил свалять дурака. Вы, случайно, не знакомы с ним? Такой высокий, желтоволосый, по имени Эгремонт Маннеринг?

– Нет.

– Ну так вот, он сейчас в Голливуде и, судя по всему, собирается жениться. Насколько мы его знаем, скорее всего, на какой-нибудь пылкой красотке из кабаре. Хочешь не хочешь, приходится вставлять им палки в колеса. Для того меня и послали.

Эйприл понимающе кивнула.

– Меня не удивляет ваше беспокойство. Девицы там просто ужасны. Вот еще почему мне так неприятен Голливуд. Почти невозможно найти настоящих друзей. Многие считают меня излишне щепетильной, но я ничего не могу с собой поделать.

– Я вас понимаю. Да, проблемы…

– Лучше быть одинокой, чем общаться с людьми, чуждыми по духу, у которых на уме одни только вульгарные вечеринки. Хотя… разве ты одинок, когда у тебя есть книги?

– Вы правы.

– И цветы…

– Конечно.

– А еще кухня.

– О да!

– Ну вот, опять говорим обо мне! Расскажите что-нибудь еще. Значит, вы приехали только для того, чтобы разыскать кузена?

– Не совсем. Я, знаете ли, решил в некотором роде убить двух зайцев. В Чикаго как раз был чемпионат по боксу в тяжелом весе, и мне очень хотелось на нем побывать.

– Неужели вам нравится бокс? – поморщилась она.

– Понимаю, что вы хотите сказать, – вздохнул я. – В девяти случаях из десяти смотреть там, конечно, не на что, позорище одно… Но на этот раз бой был что надо! Ради одного только пятого раунда стоило проехать четыре тысячи миль. – Приятные воспоминания охватили меня, и я вскочил, чтобы понаглядней проиллюстрировать свой рассказ. – Все шло неплохо с самого начала, но пятый – это что-то! Чемпион с ходу загнал претендента в угол, врезал по носу и поставил синяк под глазом. Вошли в клинч, судья их растащил. Чемпион провел апперкот, претендент ответил боковыми. Еще клинч. Опять растащил. Пошел ближний бой по всему рингу. Чемпион лупит прямыми, опять угодил в лицо, кровь так и хлещет, зубы, уши летят во все стороны… А потом, перед самым гонгом, он снизу ка-ак…

Тут я запнулся, потому что Эйприл лишилась чувств. Сперва вроде бы просто прикрыла глаза, чтобы внимательней слушать, но затем склонилась набок и потеряла сознание.

Я страшно перепугался. В порыве вдохновения мне и в голову не пришло подумать, какой эффект может произвести подобный рассказ на столь нежное экзотическое растение. Что делать? Вообще-то лучший метод лечения в таких случаях – укусить за ухо, но кусать за ухо это божественное существо… Кроме всего прочего, мы недостаточно близко знакомы.

К счастью, моего вмешательства и не потребовалось. Веки девушки затрепетали, она чуть слышно вздохнула и открыла глаза.

– Где я?

Я выглянул в окно.

– Вообще-то я здесь впервые, но, думаю, где-нибудь в Нью-Мексико.

Она села.

– О, мне так неудобно!

– Что?

– Это так глупо – падать в обморок!

– Я сам виноват. Все эти кровавые подробности…

– Что вы, нисколько. Я уверена, большинству девушек они бы, наоборот, понравились, хотя мне кажется, в них есть что-то ужасно неженственное… Продолжайте, пожалуйста, лорд Хавершот, что случилось дальше?

– Нет-нет, ни за что!

– Пожалуйста!

– Ну, короче говоря, один хороший удар в челюсть, и дело в шляпе.

– Не могли бы вы подать мне воды?

Я кинулся за стаканом. Вся дрожа, Эйприл сделала крошечный глоток.

– Спасибо, – пробормотала она. – Мне уже лучше. Простите мне мою глупость.

– Что вы, никакой глупости!

– Нет, это глупо, очень глупо.

– Вовсе нет. Все произошедшее лишь делает честь вашей женственности.

Я хотел было добавить, что в жизни не видывал ничего, что потрясло бы меня глубже, чем то, как она бухнулась в обморок, но тут негроидный тип просунул нос в дверь и сообщил, что обед подан.

– Вы идите, – сказала она. – Наверное, вы умираете с голоду.

– А как же вы?

– Думаю, мне лучше остаться и немного отдохнуть. Я все еще… Нет-нет, идите.

– Какой же я болван!

– Почему?

– Остолоп! Нести при вас такое!

– Не надо, прошу вас! Идите обедать.

– А вам не нужна помощь?

– Нет.

– Вы уверены?

– Вполне. Полежу, подумаю о цветах… Я так часто делаю – просто лежу и думаю о цветах. Чаще всего о розах. Тогда мир снова кажется прекрасным и благоуханным…

Наконец я отчалил и, прожевывая свой бифштекс с жареной картошкой, предался весьма усердным размышлениям.

У меня не было сомнений в том, что произошло. Подобные вулканические симптомы ни с чем не спутаешь. Мужское сердце не станет так колотиться ни с того ни с сего. На этот раз все по-настоящему, а то, что мы с Энн Банистер два года назад приняли за страсть, просто ерунда, второсортный товар. Стало быть, деваться некуда. Любви, наконец, удалось опутать своей шелковой сетью Реджинальда Хавершота.

Я подозревал это с самого начала. В тот момент, как перед моими глазами появилась эта девушка, у меня возникло отчетливое ощущение, что она просто создана для меня, и все, что происходило потом, лишь укрепляло его. Ее милая, нежная кротость и мечтательность – вот что разбило меня наголову. Наверное, так всегда бывает со здоровяками вроде меня, нас инстинктивно тянет к таким вот хрупким цветочкам.

В глубокой задумчивости я покончил с бифштексом и придвинул к себе блюдо с яблочным пирогом и сыр.

3

Почему я пребывал в глубокой задумчивости? Потому что вполне отдавал себе отчет в том, что все это, как говорится, только присказка, а сказка будет впереди. Любовь с первого взгляда – это замечательно, но вот что дальше? Как быть теперь? Иными словами, что мне следует предпринять, какие шаги, дабы рассчитывать на счастливое будущее? Прежде чем наши имена огласят в церкви и священник спросит, согласен ли ты, Реджинальд, и так далее, придется еще немало попыхтеть. Легкая победа мне ни в коей мере не светит.

До сих пор я на эти темы не распространялся, но в моей внешности присутствуют определенные недостатки, которые никак не позволяют мне идти нарасхват, в смысле отношений с противоположным полом. Ну не красавчик я, что тут поделаешь. Наружностью пошел в папашу, а если бы вам доводилось видеть моего папашу, то вы поняли бы меня без слов. Он был храбрый солдат и отличный игрок в поло, но лицом скорее смахивал на гориллу – даже больше, чем многие гориллы, – и в кругу сослуживцев получил ласковое прозвище Примат. Я – его живой портрет.