Развод за каменной стеной (страница 29)
Артём сел за обеденный стол и кивнул мне на место напротив. Знала, что это будет ужасно, но еле волокла ноги, пока шла к нужному стулу. Села на краешек, спрятала руки под стол. Упёрлась взглядом в столешницу.
– Правда, что этот человек – твой настоящий муж?
– Да.
– И что вы собираетесь разводиться правда?
– Да.
– Значит всё, что ты мне рассказывала про свою семью от первого до последнего слова, ложь?
Стук, стук – машинкой о машинку где-то сбоку.
Бах-бах-бах, с бешеной скоростью в груди.
Глухо, гулко, больно.
– Про свой брак – да.
Мне было невыносимо. Меня словно заживо варили на огне стыда, отчаянья и безысходности.
Зуев горько усмехнулся.
– А про что ты не соврала?
– Формально я тебе говорила правду.
– А зачем тогда этот спектакль с подставным мужем?
Мне было стыдно, что обманывала. А ещё обидно, что обман вскрылся так нелепо.
– Послушай, Артём. Я замужем 3 года. У меня сын, которому 2. Но ни я, ни Андрей Вадику не нужны. Он решил со мной развестись. Мы гостили у мамы, вернулись к двери с новым замком. Всё имущество оформлено на свекровь, поэтому при разводе мне ничего не останется. В качестве отступных Вадик выделил мне машину. А тут Светка с объявлением о продаже дома. Нам было негде жить, вот я и подумала, что смогу продать машину и на эти деньги купить дом. Чтобы у Андрюшки была своя комната. Чтобы мы не боялись, что кто-то сменит замки, пока нас не будет дома.
На глаза наворачивались слёзы. Горло скребло от еле сдерживаемых рыданий.
– Я хотел, чтобы в новом доме жила хорошая любящая семья! И ты обманула! У тебя её нет.
Зуев говорил, сердито глядя на меня исподлобья. Эти обидные слова хлестнули больнее пощёчины. Стали последней каплей ада, начавшегося возле запертой двери и тянувшийся изо дня в день.
Я оперлась руками о холодную гладкую столешницу и качнулась вперёд. Мне некуда было больше отступать. Последняя надежда была разодрана в клочья, и я решила высказать то, что думаю. Хуже быть уже не могло.
– Знаешь, Зуев, ты всё угадал, кроме одного. У меня есть любящая семья. И она не такая, как ты себе навоображал. У меня есть только я и мой сын. Любимый сын! От которого мне предлагали избавиться, но я его оставила. И не жалею! Знаешь почему? – Слёзы душили. Сердце жгло от обиды. – Потому, что он и есть моя любящая семья! Я люблю Андрея, он любит меня! Это самая честная любовь из всех, которые я видела. Самая искренняя! А то, что нас никто другой не любит, так и что? Семья у нас маленькая, но любящая. В этом я тебя не соврала!
Я вскочила на ноги и бросилась к Андрею. Он вцепился в ворот платья, погладил по щеке, а потом обнял. И я расплакалась.
Подхватила сына на руки и пошла из кухни. В дверях остановилась, повернулась к Зуеву, который провожал нас своими ледяными голубыми глазами.
– И, знаешь, Артём, эту маленькую семью я ни на что не променяю. Потому что она настоящая. Потому что она любящая! Нас вышвырнул из своей жизни Вадик, отказал в помощи Иван. Вадим не смог изображать моего мужа. Даже у родителей живёт брат с близнецами, а нам там и места нет. Теперь ты вышвырнешь, как безродных щенков на улицу. Но! Я рада, что у меня есть моя маленькая любящая семья! И, знаешь, фиг с ним, с этим домом. Обойдусь без посторонней помощи. Выращу сына одна!
Ничего не видя от застилающих взор слёз, практически на ощупь добежала до своей комнаты. Хлопнула дверью и рухнула в кресло.
Ревела, прижавшись лицом к макушке Андрея. Целовала его пальчики, которыми он стирал слёзы с моего лица.
Когда в дверь постучали, не открыла. Замка нет. Если надо – Зуев и так войдёт.
Но он не входил.
Постучал ещё несколько раз. Потом я услышала его шаги. А ещё через минуту Артём просунул под дверь записку: «Я уеду. Живи спокойно, никто тебя выселять не будет. Коробки пока не распаковывай. Поговорим, когда вернусь».
Потом он спустился на улицу в чёрной одежде и мыслях. Открыл гараж и умчался, едва не снеся крепления ворот.
Мы с Андреем снова остались одни.
Уборка на развалинах жизни
Артём не вернулся к ужину. Ночевать он тоже не приехал, и от этого было так тоскливо. Мне даже показалось, что меня бросили не в тот раз, когда я стояла у закрытой двери, а сейчас.
Удивительно, но звонил Вадик. Трезвонил так активно, как после нашего знакомства. Я не брала и не отвечала. Поставила телефон на беззвучный режим и возилась с Андрюшкой. Надоел.
Хочет разводиться, пусть разводится. Сегодня об этом не было сил ни думать, ни разговаривать. Рушу всё потом. Да и что тут решать? С Клюевым всё понятно. У него другая есть, мы ему без надобности.
Мне не было жалко неудавшегося брака. А вот себя было жалко ужасно. Неужели я такая никчёмная, что не заслуживаю любви? Неужели я никому не могу понравиться. Неужели так и буду всю жизнь скитаться с сыном по углам?
Последнее было очень обидным, но по-настоящему ранило не это. Я никак не могла избавиться от воспоминаний об Артёме. Мне казалось, что он где-то рядом. Смотрит на меня с немым укором, осуждает.
Всю ночь я ворочалась с боку на бок. Уснула, когда за окном стало светлеть. Но и тут мне не повезло. Приснился Артём, который смотрел на меня зло. Спрашивал, – ну и где твоя любящая семья?
Проснулась разбитой и без малейшей надежды на примирение.
Сын хорошо себя чувствовал. Я нашла в коробках, привезённых Вадиком, осеннюю одежду. Укутала Андрюшку и отвезла в садик. Он был счастлив снова встретиться с детьми.
А я села в машину и вернулась в домик для гостей. Сил совершенно не было. Не хотелось ни есть, ни работать. К тому же, сев за ноутбук, я поняла, что глаза заливают набегающие слёзы и захлопнула его не выключая.
Спустилась на первый этаж, нашла тряпки, вёдра и чистящие средства. Натянула перчатки. Поставила в наушниках песни любимой группы и начала драить кухню.
Сначала мыла кафель фартука возле плиты. Тёрла каждую капельку, высыхала досуха. Иногда прерывалась, чтобы сесть на диван, упереть руки в колени и реветь. Тихо роняя слёзы прямо на ковёр.
Потом снова вставала и шла к столу, чтобы хорошенечко его оттереть. Потом возвращалась к дивану и плакала. Так и переходила от одного предмета мебели к другому.
Постепенно периоды уборки становились длиннее, а рыданий – короче. Яростное отчаянье сменилось сначала острой болью потери. А потом в груди стало щемяще ныть от всепоглощающего ощущения горя.
Когда я приступила к мытью полов, чувствовала себя такой несчастной, что готова была просто лечь на плитку и перестать двигаться. Потому что зачем? Какой в этом смысл?
Но я не сдавалась: тёрла и тёрла пол с таким упорством, словно соскребала пятна со своей израненной души. Помогало плохо, но боль притуплялась, становилась глухой.
Заползла глубоко под кухонный стол и, двигаясь на коленках назад, мыла кафель. В какой-то момент я развернулась в сторону плиты и увидела ноги. Мужские. В чёрных брюках и таких же носках.
Я резко выпрямилась и со всего размаха приложилась головой об стол. Зашипела от боли и присела снова. Нога проскользнула по мокрой плитке, и теперь я ударилась локтем.
Тихо ругаясь себе под нос, я попробовала встать, но меня схватили за ногу и потащили наружу. Я рефлекторно схватилась за ножку стола и дальше мы поехали вместе.
Наконец я оказалась снаружи. Зуев с непонятным выражением лица подхватил меня под мышки и усадил на диван. Вытащил наушники и сказал охрипшим голосом.
– У тебя телефон не работает. Ты снова нас всех испугала.
Распаковка
Не успела я подумать, о загадочных личностях, которые беспокоились за моё здоровье, как Артём набрал номер телефона и, стараясь бороться с улыбкой, сообщил.
– Свет, всё с ней нормально. Мыла полы с наушниками… Не знаю, может авиа режим включила, не уточнял. Но сейчас жива и здорова, можешь не сомневаться… Да… Всё в порядке. Она тебе потом позвонит. Завтра.
Зуев нажал отбой, поставил стул прямо передо мной и уселся. Уставился своими голубыми глазами. Я застыла.
– Как ты тут, Лер?
Зуев смотрел насторожённо. Было ощущение, что он готовится меня поймать, если побегу. А куда? Мне деваться теперь некуда. Даже к маме некуда.
– Нормально.
Он кивнул, внимательно меня рассматривая. Зачем ему разговоры со мной? Всё же уже понятно. Я не гожусь. Моя семья не годится.
И от этого больно!
Слёзы навернулись на глаза, но я постаралась скрыть их. Отвернула голову. Моргнула несколько раз. Закусила губу и обняла себя руками.
– Что делала?
Я взглянула на Зуева, как на умалишённого. Протянула руки в перчатках – повела в сторону ведра и ряда флакончиков с моющими составами.
– Убиралась. – Зуев улыбнулся, и стало ещё обиднее. Захотелось поругаться с ним и закончить разговор. – Я талантливая, это тоже умею. Может тебе понравится, и ты захочешь нанять меня поломойкой?
Артём хмыкнул. Кивнул с лукавой улыбкой.
– Захочу. Только не того, о чём ты думаешь. Но, раз уж мы заговорили о перспективах, хочу приобщить тебя к одному занятию. Не уборка, но похоже. Сможешь мне помочь?
Теперь я смотрела на Зуева удивлённо. Почему-то этот странный вопрос оборвал поток эмоций. Стало всё равно. К чему всё это? Чего он хочет?
– Что надо делать и когда? – уточнила я осторожно. Желания в чём-то участвовать не было совершенно, но и ругаться желание пропало.
– Надо сходить со мной в основной дом и помочь распаковать вещи.
– Ты купил новую мебель? – удивилась я. – Решил переезжать?
Улыбка Зуева погасла.
– Это пока неточно, но надеюсь, что вопрос решится в ближайшее время. Так поможешь? – Я равнодушно пожала плечами. Сил страдать уже не осталось. Артём воспринял это, как согласие. С энтузиазмом. – Тогда одевайся теплее и пойдём вместе. Мне ещё кое-что надо захватить из кладовки.
– Чистящее понадобится? – кивнула я в сторону флаконов на полу.
– Нет. И перчатки снимай, они тоже не нужны. Только поторопись.
Артём помог мне подняться. Я собрала чистящее и отнесла в кладовку. Вымыла руки, а когда вышла в коридор, Зуев уже ждал меня с упакованным в крафтовую бумагу свёртком, похожим на огромную тонкую коробку.
Шли молча. Артём открывал передо мной двери, пропускал вперёд. Я безвольно шлёпала за ним. Старалась не смотреть на Зуева. Да и не попадаться ему на глаза тоже. Что он там надумал после нашего разговора?
Надо было спросить, но провоцировать не хотелось. Я его обманывала, а он имел все основания выставить меня за дверь и больше не разговаривать. Хотя всё это ужасно жалко. Жалко и больно.
Я снова прикусила губу и, когда Артём помог мне раздеться, едва могла сдержать слёзы. То ли из-за них, то ли из-за моей невнимательности, мне показалось, что в доме стало как-то уютнее. Теплее.
В это раз на входе не было бахил. Зуев скинул мокасины, поставил их у стены. Я последовала его примеру. Артём подхватил меня под руку и потянул в гостиную, держа свёрток за угол.
– Надо снять с мебели весь целлофан. Ты лёгкая, забирайся на стремянку и снимай полиэтилен. – Зуев подвёл меня к небольшой А-образной лесенке, помог вскарабкаться на самый верх. – Только снимать надо очень аккуратно. Плёнка тончайшая. Если дёрнуть посильнее, скотч её порвёт. Поэтому надо действовать аккуратно. Не торопясь. Попробуешь?
Я с сомнением осмотрела плёнку. При первом посещении дома мне казалось, что она толще. А теперь подвесной камин был обёрнут самым тонким целлофаном из известных. В такие пакеты невозможно наложить яблоки, они тут же рвутся.
– Сложно сказать сразу. Давай попробуем. Я буду стараться.
– Я на тебя надеюсь. Плёнка потом будет очень нужна. Так что, сделай аккуратно.