Командир этого сводного полка дал отмашку. И вперед пошли два мотопехотных батальонов 4-го корпуса постоянной готовности. Они все это время стояли в резерве и ждали своего часа.

Дождались.

И теперь их гусеничные БМП да БТР ринулись в атаку, давая очереди из 13-мм пулеметов и 20-мм автоматических пушек с коротких остановок, чтобы как можно сильнее «приголубить» разбегающихся в панике французов.

– Что у нас? – спросил Фрунзе, войдя в «аквариум» Ставки.

– Все в рамках ожиданий, Михаил Васильевич, – ответил Триандафиллов. – Противник перешел в наступление. Мы работаем от активной обороны.

– 4-м и 5-м корпусами?

– Так точно.

– А они могут так?

– Отчего же нет? Великого ума не требуется. Да и мы сами стараемся ставить задачи так, чтобы неверно их трактовать было затруднительно. Сведения к нам сюда стекаются очень подробные.

– Да-да, – покивал генсек. – Это я уже слышал. Какие потери?

– Скромные.

– А точнее? Вот 4-й корпус сколько потерял человек во время отражения французской контратаки?

– Сорок два убиты и двести девяносто один ранен, – произнес один из офицеров. – Тяжелых двадцать семь.

– А бронетехники?

– Пять легких ПТ САУ, два БМП и дюжину БТР.

– И все? А грузовики? Зенитки? Иную артиллерию?

– Как ни странно, пока удается избежать этих потерь, – произнес Триандафиллов. – Французы наступают слишком нагло. И их артиллерия отстала, будучи не в состоянии поддерживать танковые кулаки. Так что потери у нас идут только в местах непосредственного лобового соприкосновения с массами французских танков. Да и то редко. В большинстве случаев засады удались.

– А дальше что?

– Мы временно замедлили наступление 1-го корпуса на Ригу. И переключили всю ударную и истребительную авиацию на фланги, равно как и тяжелую артиллерию, – произнес начальник Генерального штаба. – Это позволило смешать вторую линию французского контрнаступления.

– Чтобы вынудить противника к полномасштабному отступлению с зависанием на спешно возводимых оборонительных позициях в глубоком тылу, мы готовим контрудары со своей стороны, – продолжил за него Триандафиллов.

– Их имитацию, – спешно поправил его офицер Генштаба.

– Да, имитацию, – кивнул нарком обороны.

– То есть? Почему имитацию?

– Для полноценного удара корпуса не готовы. Они не справятся без больших потерь. Мы хотим воспользоваться преимуществом в мобильности и разведывательных данных и выдвинуть на фланги французских группировок нашу мотопехоту. Демонстративно. Чтобы, избегая окружения, они отошли.

– А если атакуют?

– Не должны. По ним сейчас плотно работают авиация и тяжелая артиллерия. Там форменный бардак. Мы в первую очередь стараемся уничтожить штабы, чтобы довести этот хаос до максимума.

– А истребители открыли охоту за грузовиками и телегами, – дополнил офицер Генштаба. – Мы стараемся у них выбить все транспортные средства «последней мили», чтобы нарушить снабжение топливом, боеприпасами и продовольствием. Ну и вывоз раненых максимально затруднить. А раненые сильно сковывают боевые части, отвлекая людей.

– Англичане новые полки авиации не пытаются развернуть?

– Пытаются – в Таллине.

– А чего так далеко?

– Они пытались и ближе к линии фронта их развернуть. Два раза. Ничем хорошим это не закончилось, – оскалился в многозначительной улыбке нарком.

Фрунзе немного помолчал, разглядывая через стекло карту театра боевых действий.

– Не нравится мне, что мы замедлили темп наступления на Ригу. Без отвлечения основных ударных средств эти контрудары было не остановить?

– Вероятно, можно было. Но ценой больших потерь 4-го и 5-го корпусов. Французы вложились в эти удары очень серьезно.

– И теперь вы предлагаете заплатить большими потерями 1-го корпуса? Самой нашей боеспособной части. Или французы, давление на которых прекратилось, не бросятся окапываться самым отчаянным образом?

– А оно не прекратилось. Корпус продолжает давить. Просто осторожно. И работая своими силами. В конце концов, у него и у самого есть серьезные артиллерийские системы.

– Вы не хуже меня знаете, что их недостаточно.

– Для вскрытия крепкой обороны – возможно. Но французы не успели ее подготовить. Да, темпы наступления корпуса сильно замедлились. Но он продолжает наступать. И потери остаются в пределах ожидания. Мы специально снизили темп, чтобы сохранить, с одной стороны, давление, а с другой – не угробить корпус.

– При сохранении среднесуточных потерь мы потратим существенно больше людей и техники при прохождении каждого километра пути с меньшим темпом.

– Да. Но у нас очень мало сил. И зеленые корпуса… Мы бы их потеряли после отражения этих контратак. Возможно, даже пришлось бы выводить на переформирование. В этом случае потребовалось бы вообще прекращать наступление на Ригу и откатываться назад, переходя к обороне.

– Ладно, – хмуро произнес Фрунзе, не отрываясь от карты. – А что наши англофинны?

– Сидят тихо. Насколько мы можем судить – укрепляют оборону.

– Не собираются атаковать?

– Нет.

– Я вас правильно понимаю, англичане хотят выиграть эту кампанию, за счет французов?

– Без всякого сомнения. У нас на Карельском перешейке очень мало войск. Да и те – милиция. У нас ведь ее очень мало. А ничего другого нет. Не спецназ же туда ставить в общевойсковой бой. Так вот. При желании англичане смогли бы ее пробить. Да, милиция у нас хорошо вооруженная, но это не регулярные войска. Впрочем, англичане не спешат этим воспользоваться, видя, что мы держим все боеспособные части где-то еще. И они завязаны. Их не перебросить в Карелию.

– М-да… Они в своем репертуаре.

– К тому же они опасаются попасть под удар орудий Балтийского флота.

– Они не знают, что мы прошляпили боезапасы? И что нашим новым кораблям нечем стрелять?

– Знают, конечно. Полагаю, что это их рук дело. Но у нас есть как минимум два монитора и несколько линкоров. А их 12-дюймовые пушки – тоже вполне аргумент. И достать они могут очень далеко, простреливая бо́льшую часть перешейка.

– Странные они… Ой странные… – покачал головой генсек.

– Они обычные. Вы, Михаил Васильевич, разве от них чего-то иного ожидали? Они ведь, по сути, наняли французов повоевать против нас. Сами же просто рядом маячат, обозначая присутствие.

Чуть помедлив, генсек прошел к телефону. Набрал внутреннюю диспетчерскую Ставки, которая, приняв пароль и идентифицировав говорящего, соединила его с Фраучи.

– Как продвигается наш морской вопрос?

– Вы по поводу снарядов?

– Да. Удалось выяснить, почему в погреба было загружено все что угодно, кроме них?

– При подготовке флота к переходу имел место бардак. Мы нашли распоряжения, в которых прямо говорилось о загрузке в погреба личного имущества моряков, переезжающих в Союз.

– Но ведь акт был подписан. И там числились боеприпасы к орудийным системам. Его, получается, подмахнули?

– Вероятно.

– И где люди, которые это сделали?

– В бывших США они сейчас.

– А точнее?

– Если бы я смог ответить на этот вопрос, то их бы уже везли в Москву. Скрылись мерзавцы. Либо в Конфедерации сидят, либо в Содружестве. А вы сами знаете – туда мы пока нормально внедриться не можем.

Фрунзе поиграл желваками.

Помедлил.

И после доброй минутной паузы произнес:

– Хорошо. Понял тебя. Отбой. – И положил трубку.

– Как они в проливе на них не напали, – покачал головой Триандафиллов.

– Не решились бы на открытое нападение. Они ведь не хотят увидеть Красную Армию в Дели. А до него нам идти недалеко. И защищаться там им от нас будет крайне сложно.

Все помолчали.

Это был старый разговор. Нарком не верил, что угроза войны в Индии могла остановить англичан от нападения. И считал, что те не знали об отсутствии снарядов на кораблях. И что эту пакость им учинил кто-то иной.

Генсек же не видел, кому еще выгодно так гадить Союзу. Тем более в сложившимся контексте. Ведь рано или поздно эти самые снаряды удалось бы или купить, или изготовить самим. И скорее рано, чем поздно. И поспешность, с которой англичане организовали это нападение, выдает их информированность.

Хотя, конечно, возможно они узнали об этом уже постфактум. Когда корабли оказались в Кронштадте и американские моряки стали языком чесать.

– Это нельзя так оставлять, – покачал головой Фрунзе.

– Что именно?

– Блаженное состояние англичан.

– Но у нас нет сил для операций еще и на этом фронте.

– А Валаам?

– Там довольно сильная береговая оборона. Лайми завезли несколько десятков хороших артиллерийских стволов. Да, острова защищают небольшие силы. Но если мы попытаемся высадиться, то понесем большие потери. В водичке Ладоги особо не поплаваешь. Даже летом из-за родников очень холодная. А морская пехота нам еще нужна.

– ВДВ.

– Что ВДВ?

– Зачем нам преодолевать береговую оборону? Давайте там высадим полк ВДВ. Отвлечем несколько дирижаблей на сутки. И закроем этот вопрос.

– Ну… – завис Триандафиллов, уставившись на карту.

Потом взял листок и начал делать расчеты. По телефону запросил подробную карту о расположении войск и военных объектов на островах. Выявленных, во всяком случае. И пошло-поехало. В конце концов, ВДВ действительно прохлаждались. А каких-то значимых защитных средств в глубине острова у финнов не имелось. Да, по большей части все пространство там было заросшим лесом. Но имелись и поля. Покосы.

После очень непродолжительного обсуждения этой темы пришли к выводу, что именно дирижабли использовать не стоит, потому как часть береговой обороны состояла из зениток – этаких универсальных установок. А выбрасывать десант в ночи на пятачки полей, окруженные густыми лесами, – самоубийство. Так что решили применять планеры. Благо, что для аэроклубов, открытых по всей стране, их делали серийно. Самые разные. В том числе и довольно крупные. Вот, заведя самолетами эти планеры вглубь финской акватории, их можно было отправить на острова с севера, то есть оттуда, откуда подвоха никто не ожидает. Бесшумность же позволяла избежать преждевременного обнаружения…

Глава 7

1931, июнь, 4. Рига

Корабли чуть покачивались на легкой волне. Едва-едва.

Экипажи отдыхали.

Только вахтенные мрачно посматривали в ночную темноту. Новости о быстром наступлении Красной Армии, разбившей хваленые французские части, вгоняли в тоску. Противник был уже недалеко от Риги, и вскорости, возможно даже завтра, кораблям придется вступить в бой.

Да, как артиллерия поддержки.

Но это и пугало. Потому как внезапно сильная авиация союзников взяла и испарилась из-за халатности на местах. А именно так оценивали известия об уничтожении самолетов прямо на аэродромах. Глупо и тупо… и очень стыдно… Из-за чего угроза авианалетов на флот становилась более чем реальной.

А тут еще и контратака французов захлебнулась. Об этом, конечно, никто официально не объявлял. Но на кораблях по какой-то неведомой причине о том знали и ходили все мрачными, прекрасно понимая, что военная кампания явно не задалась. Так что флаги Латвии, которые развевались над остатками Королевского флота, перешедшего вроде как в лизинг этой небольшой, но гордой стране, вгоняли в особую тоску экипажи. Мало кто из них считал разумным ввязываться во всю эту историю, и чем дальше, тем больше…

Тем временем со стороны моря заходили советские дирижабли.

Тихо.

Погасив всякие огни, чтобы их не заприметили заранее.

Прожекторы ПВО союзников исправно рыскали по небу в поисках целей, но больше ориентировались по полусфере берега. В то время как небо над кораблями оставалось девственно черным. Полноценно накрывать акваторию мощные береговые прожекторы не могли. Вот руководство и решило вообще не дергаться. Просто на самих кораблях потушили почти все огни. Ну почти. Совсем в полную темноту вогнать их было небезопасно для местной технической навигации.