Екатерина Какурина: Маркетолог от Бога

Моему мужу

© Е. В. Какурина, 2024

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука®

Глава 1

Вообще, я не собиралась менять работу. Мне нравилось работать дома, вставать без пяти десять. Включать компьютер, причесываться одной рукой, а другой застегивать пуговицы на белой рубашке и так садиться за стол: сверху выглаженная рубашка, внизу – розовые пижамные шорты в белый горошек. Выходить в скайп на связь с директором обсуждать задачи на день. Мне нравилось, сидя на кухне в носках и трусах, оформлять по телефону сделки на двести тысяч. И завтракать с одиннадцати до двенадцати мне тоже нравилось. Красить глаза по часу каждый, а потом наспех одеваться и бежать на склад. Движением руки направлять в зону отгрузки огромные фуры, набитые мебелью, и командовать рабочими. Тогда мне казалось, что жизнь удалась. В компании меня любили, потому что я ни разу не назвала клиента лохом и не послала в пень. Учитывая уровень сервиса наших конкурентов – других интернет-магазинов, – этого было достаточно. И все было хорошо. Но.

– Знаешь, что я думаю? – спросила Соня.

Я не знала.

– Мне кажется, тебе могли бы платить больше. – И посмотрела на меня, прищурившись. Да, это правда. Могли бы. Могли бы как миленькие. Я молодой, безотказный, дико талантливый специалист, которого еще поискать. В конце концов, именно я подняла на ноги московский филиал питерской мебельной фирмы, и мой интернет-магазин сейчас в топ-пять по оборотам – ну разве я не заслужила аплодисментов или хотя бы удвоения оклада? Заслужила, но, кажется, моему любезному директору все равно. Скорее всего, он ответит мне: «Шиш». Я ведь уже спрашивала пару раз. Ладно, семь.

– Пожалуй, ты права. Кину резюме на «Хэд Хантер», – ответила я.

Итак, я – величайший интернет-маркетолог нашей с вами современности – выхожу на тропу в поисках работы мечты.

– Круто! – сказала Соня и от радости привстала с дивана. – Я напишу тебе резюме!

Соню недавно отчислили из Российской экономической школы, и она судорожно искала себе занятие. В тот день она ходила по комнате взад-вперед, загибала пальцы и быстро говорила: «Так. Это круто. Теперь я могу заняться чем хочу. Могу прочитать Джойса в оригинале, могу ходить на семинары по Витгенштейну, так, могу записаться в тренажерный зал, могу начать писать дневник каждый день… Боже мой! Я даже могу пить!» В итоге мы плотно занялись только последним. Ну и в зал она записалась. Это да.

– Желаемая зарплата, – читаю вслух, сидя над резюме. – Сколько?

Соня ответила: «Пиши сто писят миллионов. Мы же в Москве, е-е-ехоу!» В тот вечер мы уже нормально накидались черно-белым ликером, который ее брат привез из Испании. Брата с нами не было, он живет в Питере. И в квартире не было никого, кроме серого кота по имени Эрик, который драл наши обои, и мы его за это прозвали Педрилой. Но мы любя. Он нас тоже любил, это выражалось в том, что он никогда не гадил в комнате, строго только в коридоре.

Короче, написала я резюме, а там, глядишь, и четыре утра, мы с Соней легли в кровать, начали строить планы на будущее, вспоминать прошлое, смеялись, растрогались, заснули.

Я проснулась от звонка.

– Алло, – бодренько отвечаю, как будто и не засыпала.

– Надежда? Меня зовут Мария.

Мария? Правда? Просто голос мужской.

– Та-ак… – говорю.

– По поводу вашего резюме. Удобно подъехать на собеседование?

И мы с мужиком по имени Мария договорились на завтра, в девять часов утра. Метро «Третьяковская». Это центр, совсем рядом со мной. Сто писят миллионов! Ехоу-у!

Ну вот, насчет собеседования договорилась, теперь можно посмотреть в окно. Час смотрела в окно. На улице пурга. Столько снега…

Я думаю, это конец света, хотя календарный конец света обещали два месяца назад, в конце две тысячи двенадцатого, но это же Россия, здесь всегда так. Лето в прошлом году тоже на два месяца задержалось.

Я смотрю в окно на небоскребы бизнес-центра «Белая площадь». Через полчаса становится не видно… вообще ничего. «Белая площадь» такая белая.

Соня проснулась. У нас хорошее настроение, мы долго ленимся. Полчаса играем с котом по очереди. Соня не пошла в универ за обходным листком, хотя вчера собиралась. День быстро пролетел – за окном было и так темно, а потому толком и не стемнело. Пришло время стряпать ужин. Получилось вкусно, я старалась. Я вообще научилась готовить все известные супы, мясо, рыбу, гарниры, пока работала дома. Раньше моим фирменным блюдом была лажанья. Не путать с лазаньей. Лажанью можно сделать из любых продуктов, которые вы залажали. Например, из подгоревшего борща с полусырой капустой или из курицы, зажаренной в кастрюле до углей. Но сейчас все съедобно. Сегодня русский стиль: молодая картошка со сливочным маслом и зеленью, селедочка и салат из свеклы с черносливом и орехами.

Соня пускала слюни и вилась рядом, а я била ее по рукам: «Погоди, петрушку добавлю».

Готово. Мне казалось, что не хватает соленых огурцов.

Соня вышла из душа и сказала, что не хватает водки. Я переспросила:

– Водки?

– Водки.

Не-е. Ну мы же приличные вроде девушки. Водки? Не-е-ет. Мы же не алкоголики. Забавно. Водку мы еще вместе не пили.

Соня говорит:

– Если хочешь, я схожу.

– Да ладно, не смеши меня… А у тебя голова мокрая?

Соня пошла в магазин и вернулась с бутылкой «Столичной». Со стороны это выглядело так, как будто мы начали спиваться, потому что ее отчислили из университета, а мне слишком мало платят. Грустно, что я не могу сказать «на самом деле все иначе». Но нам весело в этой снежной крепости под названием Москва, мы есть друг у друга, и впереди что-то новое.

Начали. Мой тост: «Чтобы те времена, которые мы сейчас переживаем, в будущем стали нашими самыми приятными воспоминаниями». «Одними из самых приятных, – поправила Соня, – я хочу еще более приятных».

Я согласилась. Мы выпили. Водка теплая и очень мерзкая. Покашляли. Соня отнесла бутылку в морозилку. Сидим и разговариваем. Я смотрю то на ее толстые коленки, то в ее карие глаза. Она похожа на мою подругу детства: такие же тонкие темные волосы, которые никак не растут ниже плеч, секутся и срезаются – терпения не хватает. Еще у Сони очень бледная кожа. Однажды в Питере я спала у нее в гостях, проснулась ночью и увидела ее лицо в свете луны. Это могло быть поэтично и красиво, но я до смерти испугалась. Мне показалось, что это гипс, что, пока я спала, Соня подложила мне в кровать гипсовую куклу, а сама сидит в углу и хихикает в кулачок. Но нет, это Соня такая бледная. Кажется, я сейчас описала какого-то уродца: бледная брюнетка с секущимися волосами и толстыми коленками. Нет, Соня довольно милая.

Мы навернули еще водки, но уже холодной и с апельсиновым соком. Соня предложила пойти гулять и валяться в снегу. Я задумалась.

В итоге – какой-то пустой парк. Под снегом спят цветочные клумбы, кованые лавочки. Очень красиво, только не видно ничего. Памятник? Кому? Идем к нему и проваливаемся. По колено в снегу, по пояс в снегу, снежинки за шиворот, хохочем, она все снимает на телефон (зачем?), валимся в снег, задыхаемся от смеха. Забрасываем друг друга снежными волнами, мы уже совсем охрипли, поднимаемся, я отряхиваю ее пальто. Она говорит: «Не надо, все нормально», но на самом деле у нее сзади все белое – от воротника до пяток. Идем дальше. Голова кружится. Вокруг очень красиво…

Не думала, что в центре Москвы есть место, где можно поваляться в снегу, но этот парк идеально подходит. Хотя, наверное, после бутылки «Столичной» найдешь такое место везде.

Проходим мимо снежных горок. Черные дороги с желтыми фонарями и эти сине-белые троллейбусы. Пустые улицы в снегу, и мы тоже все в снегу. Заходим в бар «Дорогая, я перезвоню». Мало людей, все какие-то некрасивые. С «Дорогой» все понятно, уходим. Садимся в такси, которое Соня ловит криком «Извозчик!» и щелчком пальцев.

Мы дома, и Соня говорит:

– А давай позовем Никиту?

– Давай. Я не против. Никита милый.

– Да, Никита милый… – повторяет Соня.

– Он на щеночка похож.

– Почему? Потому что глаза карие?

– Точнее, он похож на молодую овчарку, знаешь, у которой тело выросло, а глаза еще щенячьи.

– Да. Он юный… у него даже кожа другая, не такая, как у тебя. И он такой непосредственный.

Так и сказала «не такая, как у тебя», слышали? Кожа ей моя не нравится, видите ли. Стерва. Ладно. Ей повезло, что я отходчивая.

– Прямо наш с тобой любимый типаж, – говорю. – Непосредственный. И кожа. Как у щенка. На животике.

– Ох уж эти щенки с мягкими животиками.

Мы смеемся и переглядываемся горящими глазами. Никита – ее новый знакомый, который учится на втором курсе «собаки». Я недавно узнала это слово, и мне нравится им щеголять. «Собака» – значит «совместный бакалавриат Российской экономической школы и Высшей школы экономики». То есть он учится в двух лучших вузах одновременно. Это очень круто, Соня так сказала. Никита, кстати, тоже из Питера, но встретились они с Соней в Москве, в лифте РЭШки. Она спросила, есть ли у него зарядка для айфона. У него не было ни зарядки, ни айфона. Потом они познакомились, потом он пришел к нам в гости, сейчас второй раз придет.

Вот что удивительно: мы втроем жили в Питере на соседних улицах. Я и Соня ходили в бассейн напротив дома Никиты. Никита ездил на «Владимирскую» играть на гитаре с одноклассником, а я работала в офисе в этом же здании. Наверняка мы проходили близко. Возможно, черными глазами на нас смотрел Достоевский в камне на площади, мы были рядом, но не были знакомы. Встретились мы в Москве.

Собственно, в первый раз мы только тем и занимались, что перечисляли места, где могли встретиться, но не встретились. А еще краснели. Первое, что мы сделали, когда познакомились с Никитой, покраснели. А потом он залез под стол. Ну, не сразу. Я сказала, что стол шатается и раз уж ты, парень, пришел к нам в комнату, то глянь, чего там. И он мигом залез под стол. Это было удивительно и мило. Он сказал из-под стола, что нужна крестообразная отвертка. Я дала ему такую. Нет, эта отвертка не поможет. Что, недостаточно крестообразная? Нет, дело в том, что у вас полы кривые, на этом мои полномочия все. К тому моменту мы уже раскраснелись до неприличия.

Забыла сказать: Никита отлично вписывается в нашу компанию неудачников – его недавно бросила девушка.

Хватит про Никиту. Он уже пришел. Сидим втроем под высоким потолком и пьем вино. Приключения петербуржцев в Москве. Каждый привез с собой кусочек меланхолии, интеллигентности, серого дождя. Меня и Соню уже немного отпустило от водки. Говорим про литературу. От Бунина к Толстому, от Толстого к Достоевскому. И был такой спор, который я запомнила, потому что… поймете почему.

Интересный получился разговор. Мы начали с категории свободы. Что для вас значит «свобода»? Соня говорит: «Ну смотри. Свобода – это когда тебя ничего не сковывает: ни снаружи, ни внутри. Ты родился на необитаемом острове, и у тебя нет барьеров в голове. Ты никому ничего не должен, все разрешено, никакой морали. Вот это свобода».

– Нет, – говорит Никита, – это не так. Свобода – значит любовь.

Соня такая – «обоснуй». А Никита ей: «Сейчас объясню, что я имею в виду». И объясняет:

– Всем нужна любовь. Все же любят лайки, так? Лайк мы воспринимаем положительно, дизлайк отрицательно. При этом мы не можем думать лишь о любви к себе самим, потому что мы рождены с сочувствием, сопереживанием. Понимаешь?

– Ага…