Кен Джаворовски: Грехи маленького городка

Мишель, Хоуп и Трою с громадной любовью

Ken Jaworowski

SMALL TOWN SINS

Copyright © Ken Jaworowski, 2023

All rights reserved

Настоящее издание выходит с разрешения Sterling Lord Literistic, Inc. и The Van Lear Agency

Нейтан

Я могу четко проследить линию собственной жизни с того летнего вечера, когда мне было семнадцать. Оттуда все и началось, связав между собой все дальнейшие годы. Как в детской игре, где надо соединить точки в определенной последовательности: начинаешь с одной из них, ведешь к другой, к третьей, к следующей, и рано или поздно на бумаге появляется изображение.

Тогда я только что окончил одиннадцатый класс и мусолил пару идей насчет того, как лучше убраться из Локсбурга – пенсильванского захолустья, откуда я мечтал сбежать с тех пор, как достаточно вырос, чтобы начать издевательски называть его Блоксбургом. Одной из возможностей был колледж, другой, более дешевой, – служба в морской пехоте. Годилось и то, и другое, лишь бы уехать.

Среди одноклассников у меня образовалось множество приятелей, а вот настоящих друзей не нашлось. И вовсе не из-за моего плохого поведения, совсем наоборот: я был единственным сыном сладкоголосой матери-инвалида и отца-дьякона, которые вместе поддерживали на плаву норовившую пойти ко дну церковь, слишком бедную, чтобы позволить себе штатного священника. Если я не делал уроки и не помогал по дому, то торчал в церкви Святого Станислава, выковыривая потеки воска из подсвечников или заделывая трещины, оставленные суровыми зимами на внешней стороне каменных стен.

Однажды субботним вечером я шел из церкви домой: голова опущена, руки в карманах. Когда я свернул за угол, в десяти ярдах от меня сбега́ла по ступеням крыльца своего дома Лили Роланд, будущая десятиклассница и весьма примечательная личность. В свои пятнадцать она беспардонно кокетничала почти со всеми мальчишками, кроме меня. Когда Лили порхала по школьным коридорам, я украдкой наблюдал за ней, очарованный, но настороженный.

– Привет, Нейт! – окликнула она, хотя сам я не использовал краткий вариант своего имени.

Я задрал подбородок, пытаясь скрыть смущение. Поскольку раньше мы с Лили ни разу не разговаривали, меня изумило, что она вообще знает, кто я такой.

– Тоже на вечеринку идешь? – спросила Лили.

– Не-а, – ответил я, будто понимал, о какой вечеринке речь.

– Идешь-идешь. Я тебя похищаю.

Она взяла меня под руку, и я забыл, как дышать. Прикосновение девушки, пусть даже сугубо дружеское, едва не обратило меня в камень. Вкупе с теплым июньским ветерком оно пьянило, словно я в одиночку вылакал целую бутылку церковного кагора.

– Где вечеринка-то? – спросил я, стараясь не показывать волнения и надеясь, что вопрос прозвучал достаточно равнодушно.

– У Трейси, – сказала Лили, – на Уиллоу-стрит.

Я закивал как болванчик, одновременно пытаясь сообразить: там, значит, живет Трейси Карсон, еще одна девчонка, с которой я даже словом не перекинулся. Тем временем мы с Лили прошли два квартала и свернули на Уиллоу-стрит.

– Знаешь… меня вроде не приглашали, – пробормотал я, точно зная, что так и есть.

– Да ей плевать. И поздновато ты спохватился, – заметила Лили, отвернулась и стала подниматься по ступеням к двери. Перед этим она высвободила руку, и я почувствовал одновременно и настоящее облегчение, и глубокое разочарование.

Лили вежливо постучала и толкнула дверь. В доме вокруг обеденного стола собралось человек пятнадцать, они играли в какую-то игру с выпивкой. Все лица были знакомыми. Если в городке живет около пяти тысяч человек, рано или поздно встречаешь каждого из них.

– Гляньте, кого я нашла, – обратилась к компании Лили.

Никакой реакции не последовало, чему я только обрадовался. Лишь бы не презирали – и на том спасибо. Как любой семнадцатилетний подросток, я постоянно смущался, а иногда и впадал в истерику, но в то же время старался изобразить уверенность в себе.

Три четверти часа спустя компания почти утроилась, а классический рок по радио заиграл вдвое громче. Я подпирал стенку, держа в руке банку тепловатого пива и наблюдая за игрой, поучаствовать в которой меня не позвали. Потом пиво кончилось, но я сделал вид, будто в банке еще что-то есть, и продолжал периодически подносить ее ко рту. Банку дала мне Лили: принесла с кухни, когда мы только пришли сюда. А потом со стайкой других девчонок упорхнула наверх и с тех пор не показывалась.

Мне пришло в голову, что лучше свалить. Наверняка никто даже не заметит.

Я посмотрел на дверь.

В тот вечер любая мелочь могла стать решающей, это уж точно. А если бы я задержался в церкви еще на минутку-другую и не встретился с Лили? Или пошел бы к дому другим путем? Но задним числом самым важным из череды поворотных мгновений мне кажется именно это, последнее, когда еще что-то можно было изменить. Сколько жизней пошли бы иначе, выйди я тогда на улицу?

Но я решил зависнуть еще ненадолго, поэтому добрел до кухни и взял из холодильника еще пива, надеясь, что никто меня не засечет, не разорется и не потребует заплатить.

А когда вернулся на старое место у стены, Лили тоже вернулась.

– Привет, – сказала она, – а я гадала, где ты.

Я показал на пиво.

– Допивай, – велела Лили.

– Зачем?

– Тут тухло, – брякнула она, нисколько не заботясь, что кто-нибудь может услышать. – Пойдем отсюда.

Мы по очереди пили из банки, пока та не опустела, а потом вышли из дома. Я воображал, что все смотрят, как мы удаляемся. Может, потом обо мне даже пойдут слухи – заманчивая перспектива для парня, которого во всей школе никто не замечает.

Когда мы свернули в переулок, Лили взяла меня за руку. Как себя вести, я не знал, но без единого вопроса пошел за ней в лесистый пятачок неподалеку. Там мы уселись на поваленный ствол.

– Холодает что-то, – сказала она и прильнула ко мне. Я обнял ее одной рукой. – А ты неразговорчивый, – добавила Лили.

Я не ответил, только пожал плечами.

– Ну вот видишь! – Она с улыбкой подтолкнула меня локтем.

И мы без дальнейших прелюдий принялись целоваться. Я не пытался остановить Лили, когда она расстегнула ширинку моих брюк и сунула туда руку. Слов у меня не было, к тому же я все равно не понимал, хочу ли ее останавливать. Минута, и ее шорты упали на землю, а сама Лили оказалась верхом на мне. Чтобы все не завершилось в тот же миг, пришлось вскоре сдвинуть ее пониже и сбавить темп. Благодаря этим усилиям я смог продержаться еще минуты две, прежде чем мы кончили. А потом просто растянулись рядом на земле.

– Хорошо было, – шепнула Лили.

– Ага, – согласился я, чтобы сказать хоть что-то.

* * *

В то лето я томился по Лили каждый божий день и сканировал взглядом улицы, стоило только выйти в город. Когда родители увозили меня вместе со всей церковной общиной на трехдневные вылазки на природу, я то и дело звонил домой на случай, если Лили оставила сообщение. И без конца размышлял, не позвонить ли ей, то убеждая себя, что она не станет со мной разговаривать, то свято веря, будто она только и ждет, чтобы я сделал шаг навстречу. А потом наступил август, и она постучалась в мою входную дверь. Увидев Лили, я не смог сдержать улыбку.

– Привет.

– Привет. Ты один?

– Да. Мама с папой в церкви.

– И больше дома никого нет?

– Никого.

– Можно зайти?

Я открыл дверь. Лили вошла, остановилась посреди гостиной и повернулась ко мне лицом.

– Я беременна.

Слова мигом застряли в пересохшем горле, а в животе вспух тугой комок страха и тоски. Я до сих пор ощущаю эхо тех чувств. Порой они прокрадываются в мои сны, и я просыпаюсь, разбуженный отголосками паники, которая накатила на меня тогда.

Когда ко мне наконец вернулся дар речи, я по два раза задал Лили каждый из вопросов: был ли у нее секс с другим («Нет! Я тебе не шлюха какая-нибудь, просто выпила слишком много! Ты тоже виноват!») и уверена ли она («Кузина купила мне два теста на беременность, и оба положительные»).

– И что мы будем делать?

– Кузина обещала дать мне свои документы. И вызвалась отвезти в Филли^[1] на аборт.

– Ясно. Ага. Ладно. Хорошо, – забормотал я, вцепляясь в ее ответ, как в спасательный круг. Авось удастся спасти положение, не впутывая моих родителей.

– Это дорого, – сообщила Лили.

– Сколько?

– Кузина возьмет отгул на два дня. Потом еще поездка в Филли. Мы решили наврать моей маме, что едем на концерт и собираемся переночевать в отеле. И, сам понимаешь, доктору заплатить придется. Кузина прикинула, надо около тысячи. На все про все.

– У тебя столько есть?

– Разве что баксов шестьдесят. Поэтому я и пришла. Были бы бабки, уже поехала бы. А у тебя сколько?

Баланс моего банковского счета только-только перевалил за сотню долларов.

– Когда ты собираешься в Филли?

– Если добуду нужную сумму, то на следующей неделе. А если нет… ну, не знаю.

– Деньги я достану, – пообещал я. – Записывайся к врачу.

* * *

Следующие несколько дней я провел в терзаниях, до глубокой ночи изыскивая способы добыть тысячу долларов, но ни у одной из моих идей не было шансов воплотиться в реальность. К среде я пришел в отчаяние. Единственным вариантом осталась кража, которую изначально я отмел. Продать церковную утварь вряд ли удалось бы, и мне подумалось про обручальное кольцо матери.

Она хранила его в деревянной шкатулке на туалетном столике.

И я взял кольцо, обещая себе, что скоро верну его, хотя у меня не было конкретного плана, как это провернуть. Потом я позаимствовал отцовскую машину и проехал сорок миль до Харрисбурга, где владелец тамошнего ломбарда предложил мне триста долларов. Я забрал кольцо и повернулся, чтобы уйти.

– Погоди, – окликнул меня скупщик, – сколько тебе надо?

– Тысячу.

Он фыркнул.

Я потянулся рукой к двери.

– Могу дать семьсот пятьдесят, – предложил хозяин ломбарда.

Я мотнул головой.

– Ладно, возвращайся, – вздохнул он, когда моя ладонь легла на дверную ручку.

* * *

Через неделю Лили съездила в Филадельфию и вернулась. Когда я позвонил, она сказала:

– Да, дело сделано. – А еще через три фразы бросила: – Не звони мне больше, ладно?

* * *

Прошло несколько дней, и как-то вечером отец постучался в мою спальню.

– Ты был недавно в нашей комнате? – спросил он.

– Нет. А что?

– Может, порядок наводил?

– Нет.

– Твоя мать очень расстроена. Не может найти обручальное кольцо.

– А если она его в магазине потеряла или еще где?

– Она почти не носит его. Надевает только по особым поводам.

– А-а.

– Страховой агент оценил кольцо в десять тысяч долларов, но дело даже не в деньгах. Оно принадлежало моей матери, а мне его дал отец, чтобы я подарил своей невесте.

– Наверное, мама его где-то дома уронила.

– Тогда давай поможем ей искать.

– Прямо сейчас?

– Нет, сейчас слишком поздно. Завтра, когда будет светло.

– Хорошо.

Я попытался вернуться к книге, которую якобы читал, но отец по-прежнему торчал в дверном проеме.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Я несколько раз слышал, как ты бродишь по ночам.

– Все нормально.

– Помни, ты можешь все мне рассказать. Я не стану тебя осуждать.

– Да. Знаю.

Папа повернулся, чтобы выйти, но остановился и снова посмотрел на меня.

– Нейтан, ты точно не видел кольцо?

Я видел, чего ему стоило произнести это. Отец избегал слов, когда можно было обойтись жестом или взглядом. Его вопрос предполагал доверие, честность – идеалы, которыми папа жил и которые побуждал меня чтить.

– Нет, – ответил я.