Борис Конофальский: Элеонора Августа

© Конофальский Б., 2024

© ООО "Издательство "АСТ", 2024

Глава 1

Сержанту Жанзуану было приказано жечь костры. И первый из них надо было развести на восточной оконечности острова, чтобы баржи в темноте не налетели на мель. Но это оказалось делом ненужным. Офицеры, хоть и знали, что ночи сейчас весьма коротки, не учли, что коротки они настолько, да и к тому же лунны и светлы. Когда подплыли к острову, он уже проглядывал в рассветной дымке черными стенами деревьев – и без костра его было видно.

Волков так и простоял на носу первой баржи всю ночь. Садился и тут же вставал, и был мрачен. Не успевали они до рассвета высадиться. Он уже начинал бояться, что с тех барж, что идут за ним, начнут просить остановки, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Кавалер оглядывался, пытаясь рассмотреть суда в утреннем тумане, и видел только нос той баржи, что шла за ним. Дальше не видно: темно. А солдаты уже не спят – выспались.

– Эй, господа солдаты! – закричал им кормчий. – Вы все на один борт не наваливайтесь, у нас и так перегруз.

А солдаты смотрели на берег, что проплывал слева от баржи. Берег черный: ни огня, ни единого светлого пятна. Берег мрачный, так и верно – вражеская земля.

– Костер! – закричал вдруг кто-то. – Костер справа!

Волков, солдаты и все остальные, кто был на барже, повернули головы направо. Так и есть: на его земле пылает большой костер. Его издали видно, даже через туман.

– Наконец-то, – выдохнул старый солдат, стоявший рядом с генералом.

А генерал лишь взглянул на него быстро и поспешил на корму. Стал вглядываться назад, глядеть на баржи, которые уже можно было различить в первых лучах рассвета.

И тут в темноте сзади вспыхнул и закачался фонарь: туда-сюда, туда-сюда. Карл Брюнхвальд показал, что поворачивает к берегу. Шесть барж с солдатами Брюнхвальда и Рохи начинали свое дело.

– Ну, храни вас Бог, господа, – тихо произнес Волков и снова отправился на нос баржи.

А солнце уже показалось из-за спины. Уже так светло, что третий костер, что развели люди Жанзуана, костер, который должен указывать на вторую цель на пристани Милликона, уже и не потребовался. Волков и так видел торговый город: хорошие дома над рекой, амбары, причалы, еще причалы, по берегу склады, лодки, баржи.

– Господин! – закричал ему кормчий. – У пирсов свободные места! Я туда пристану! Удобное место для всех трех наших лодок.

Он указал рукой, и кавалер увидел те свободные места.

– Давай, – коротко согласился Волков и тут же обратился к своему оруженосцу: – Господин Фейлинг, вина.

Молодой человек принес господину большую флягу. Волков отпил изрядно, а Фейлинг стоял рядом и ждал.

– А теперь шлем, – распорядился генерал, отдав оруженосцу флягу и надевая подшлемник.

Людишки – не спится им, сволочам, – уже на пирсах. Птицы орут над рекой и в деревьях, что растут вокруг. Солнце еще не встало, а приказчики уже считают тюки и бочки. Грузчики доедают завтрак, люди торговые уже выходят из своих барж на свет, потягиваясь со сна. И все с удивлением смотрят, как прямо к пирсам, доски об доски, ловко швартуются большие баржи. А в баржах…

Из барж, гуще, чем рогоз, торчали пики, копья и алебарды. И шлемы, шлемы, шлемы. Увидели местные люди, что приплывшие баржи полны добрых людей – при доспехе, железе и огненном бое.

Волков первый спрыгнул на дощатый настил пирса и пошел по пирсу не спеша, забрала не закрывал, одна рука на эфесе меча, словно прогуливался, поглядывая на всех людей, которые в удивлении на него смотрели. А сидящий на свернутых веревках молодой грузчик еще не прожевал свой завтрак до конца, а тут вскочил и закричал весьма нагло:

– Эй, вы… Господин, а кто вы такой? И что с вами за люди?

Дурак, видно, не знает геральдических цветов. Иначе сразу бы понял по бело-голубому ваффенроку генерала, кто он. А тут Максимилиан с баржи сошел и последовал за генералом, на ходу разворачивая великолепное бело-голубое знамя с черным вороном посередине.

– Эшбахт! – охнул кто-то.

И тут же над пирсами звонко и испуганно полетело:

– Эшбахт! Эшбахт!

– Признали наконец, – засмеялся Максимилиан, глядя, как люди принялись разбегаться с пирсов.

Бежал, позабыв завтрак, и незадачливый грузчик, вопя на бегу:

– Эшбахт напал! Стража! Эшбахт!

Волков тоже усмехнулся. Да, узнали. Он повернулся к своим:

– Господин Габелькнат, где мой конь?

Конь уже был оседлан, подпруга подтянута, только сходни на пирс сбросить. И вот уже Габелькнат подвел к генералу его коня, помог сесть. Гвардия его тоже выводила коней, а прапорщик уже был в седле. Тяжелое знамя едва колыхалось, тревожимое утренним ветерком. Волков огляделся по сторонам: пирсы почти опустели. Он перекрестился. Господи, пусть в лагере врага о нем узнают раньше, чем о Брюнхвальде.

А с трех барж на пристань уже не спеша спускались солдаты. Офицеры их не подгоняли. Без малого четыре с половиной сотни людей выходили неторопливо, словно купцы, осматривались. Положили сходни, принялись выводить коней.

Волкову прикрикнуть бы, да не хотел он поднимать суету. Тем более что к нему уже бежали офицеры третьей роты с Фильсбибургом во главе, капитан Вилли шагал быстрым шагом. Капитан-лейтенант Фильсбибург подошел первым и остановился, ожидая приказаний.

– Господин генерал…

– Стройтесь в колонну по четыре, пойдем через город на юг, в городе никого не трогать.

– Будет исполнено, – поклонился капитан.

– Капитан Вилли, – продолжал Волков, – кавалерии у меня нет, так что вам придется еще дозором заняться. По десятку человек снарядить вправо от нас, влево, пусть пройдутся, поглядят, что и как, нет ли рядом кого; еще десяток людей направьте вперед, пусть дозором идут первые.

– Сейчас же распоряжусь, господин генерал.

– С дозорными отправьте тех сержантов, что посмышленее. Солдаты пусть снарядят оружие, зажгут фитили и будут наготове, пусть смотрят в оба. Не хочу, чтобы местное ополчение ударило во фланг или с тыла.

– Будет исполнено, господин генерал.

Пора было выдвигаться, Волкову не терпелось поскорее добраться до лагеря врага. Но третья рота есть третья рота: сержанты – олухи и болваны. Офицеры все еще строили своих людей на пристани.

Дозорные уже давно разбежались в разные стороны, а стрелки с капитаном Вилли скрылись на широкой улице, ведущей в центр города. Генерал уже раздражался, но пока молчал.

«А господин капитан Фильсбибург все еще строится. К обеду, видно, на войну поспеет».

Кавалер глядел, как офицер командует своими людьми, и оправдывал его тем, что треть людей только что набраны, у Фильсбибурга не было возможности привести часть в порядок, и сразу же думал о том, что Карл Брюнхвальд нашел бы время хотя бы на отработку построения в колонну.

– Господин генерал, вестовые! – сказал из-за спины Максимилиан.

И вправду, по пирсам весьма бодро скакали два всадника, которых Волков знал в лицо. Подлетели, остановились.

– Господин генерал, мы от полковника, – заговорил один из них.

– Как у него дела? – спросил Волков, стараясь делать вид, будто спокоен.

– Все хорошо, все выгрузились, когда мы уезжали, стрелки и первая рота уже пошли к дороге, вторая рота капитана Хайнквиста заканчивала выгрузку.

– Отлично, скажите полковнику, что мы уже тоже… – он бросил недовольный взгляд на колонну солдат, – почти готовы выдвинуться.

– Еще капитан Мильке спрашивал, кого грузить в первую очередь: кавалерию или ландскнехтов? Баржи уже отплывают к тому берегу.

Генерал задумался. Он вспомнил карту, которую нарисовал капитан Дорфус. Вспомнил и сказал:

– Кавалерию. Пусть грузится фон Реддернауф, а выгрузившись – идет в распоряжение Брюнхвальда.

Вестовые ускакали, а Волков со своими размышлениями остался на пристани. Он стал сомневаться, правильно ли приказал грузиться первыми кавалеристам. Но потом плюнул: разве угадаешь? А теперь уже дело решенное, люди-то уехали.

Тут стала отплывать первая баржа, из которой уже выгрузились все пассажиры, и один молодой солдат принялся кричать, да еще и с надрывом, с волнением:

– Господин генерал… Это что?.. Баржи уходят?

Волков тронул коня, подъехал ближе, чтобы не орать в горло, посмотрел на крикуна в упор и произнес:

– У тебя есть алебарда. Зачем тебе баржи?

Солдат молчал. Подбежавший к нему сержант звонко стукнул его по шлему древком протазана.

– Чего ты пасть раззявил, дурак? Стой да молчи, когда скажут – кричи. Что, законов воинских не знаешь, баран? Чего к генералу лезешь? У! – Он сунул под нос солдату кулак.

А Волков уже закричал, чтобы все слышали:

– Баржи уходят за кавалерией и ландскнехтами, нам на баржи рассчитывать нет резона. Рассчитывайте только на товарищей своих, на крепкий строй да на молитву. И помните: горцы в плен берут, да вот только пленных в живых не оставляют.

Солдаты и без него это знали. Но ничего, еще раз о том напомнить не повредит. Тут Фильсбибург дал команду барабанщику:

– Готовься!

Над пристанью рассыпалась, как сухой горох по доскам, короткая дробь. По рядам солдат прошла волна.

– Барабанщик, «простым шагом вперед»!

И под бой барабана колонна людей двинулась прочь от пристаней.

И тут где-то вдали послышался звук… словно крепкую ткань рвут долгим движением.

– Господин генерал! – оживился господин Фейлинг, ехавший на полкорпуса лошади позади Волкова. – Слышали? Залп был!

– Мушкеты, – сухо произнес Максимилиан.

Всё он слышал. Генерал приподнялся на стременах и посмотрел вперед, а затем крикнул:

– Капитан Фильсбибург, думаю, что лучше нам ускорить шаг, иначе полковник одолеет врага быстрее, чем мы придем к делу.

– Конечно, господин генерал, – отозвался капитан. – Барабанщик, «скорый шаг». Слышишь? Играй «скорый шаг».

В конце улицы стрелки Вилли встретили арбалетчиков, которые вышли из лагеря тоже, видно, на разведку. И сразу меж ними завязалось дело. Вилли все-таки был еще слишком молод для капитанского звания, иначе связываться бы с арбалетчиками не стал и отвел своих людей. Но он решил, что для семидесяти стрелков, что были с ним, четыре десятка арбалетчиков не задача, что к приходу колонны он очистит дорогу в лагерь врага. А арбалетчики аркебуз не испугались и не побежали, горцы, даже арбалетчики, редко бегают. И вскоре, к удивлению своему, капитан Вилли понял, что арбалеты мало того что заряжаются быстрее аркебуз, так еще и болты кидают намного точнее, чем ружья – пули.

Когда основная колонна показалась из-за поворота, восемь стрелков уже были ранены, а самому капитану достались аж два болта. Хорошо, что молодой офицер, служивший в стрелках, доспех имел добрый: стеганку отличную, кирасу, шлем с бугивером. Тем не менее пришлось одному из стрелков вырезать ему наконечник болта из ляжки. А вот у его дорогого коня доспехов не было, и горцы сразу нашпиговали его болтами, как рождественский окорок морковью. Конь так и издох у стены большого сарая, тут же на улице.

Волков злился на Вилли, видя все это: «Дурак, сопляк. И людей потерял столько, и сам поранился, и коня хорошего угробил. Роха, старый осел, предлагая его в капитаны, не видел, что ли, что мальчишка еще не имеет достаточного опыта». Впрочем, он и себя винил в этом, оттого еще больше злился. Очень не хотелось ему потерять офицера в самом начале дела. Слава богу, молодой капитан держался молодцом и, крепко завязав бедро тряпкой, остался со своими подчиненными.

Вот так и началась самая, быть может, главная битва в жизни кавалера. И начиналась она не так, совсем не так, как ему хотелось бы.