Эсна была тем островком мира, спокойствия и любви, в который он возвращался из своих суровых будней повелителя Ньона. Наблюдая игру её живой мимики, слушая её серебристый смех, принимая её ласки и поцелуи, он вспоминал, ради чего и за что борется, ради чего каждый день ведёт свою вечную битву с судьбой и с врагами. Всё имело смысл – когда он знал, что наступит вечер, и в этом вечере будет Эсна, его нежная светлая Эсна.

Без неё смысл был потерян.

Он жил по инерции; по привычке; на чистом волевом импульсе.

Он продолжал делать то, что делал всегда, воплощал те стратегии, что уже утвердил, ежедневно методично выполнял свою работу – но за всем этим была теперь пустота.

Вечера без неё.

Пустые, бессмысленные вечера человека, которому не за что больше бороться.

Надвигалась гроза, в обществе бурлили волнения, князья погружались в заговоры, разведка собирали всё новые тревожные данные – намечалась битва, возможно, решающая для его правления.

А он не чувствовал готовности сражаться, потому что сражаться ему было больше не за что.

Грэхард крайне редко хотел чего-то для самого себя; и никогда ничего он не желал так отчаянно и болезненно, как любви Эсны. Лишившись Эсны – он потерял стимул, который двигал его вперёд. Он лишился своей причины бороться.

И вот, теперь она смотрела на него своими светлыми глазищами – смотрела и говорила…

Он сморгнул, заставляя себя сосредоточиться на её словах.

– …хочу остаться, – лихорадочно говорила она, стирая слёзы. – Я люблю тебя и хочу быть с тобой!

Грэхард так сильно и исступлённо желал услышать от неё именно это, что теперь ему было сложно поверить в то, что она вправду это говорит.

– Не прогоняй меня, пожалуйста! – просила она, прижимаясь к нему. Ей было теперь страшно, что он не простит ей этого года, и не захочет ничего слушать, и просто постановит, что всё кончено – а она ничего, ничего не сможет с этим сделать, потому что совершенно невозможно его переубедить!

– Глупости говоришь, солнечная, – тихо ответил он, зарываясь пальцами в её золотые пряди, – как я могу хотеть тебя прогнать? – в голосе его ясно слышался горький упрёк.

– С тебя станется, – буркнула она ему в бороду, впрочем, успокаиваясь и чувствуя, что он, в самом деле, её не прогонит.

– Я люблю тебя, родная, – просто ответил он, пропуская сквозь пальцы её волосы и любуясь тем, как на них играют закатные лучи солнца.

Она, удивлённая неожиданным ласковым обращением, вскинула на него открытый беспомощный взгляд.

Лицо его показалось ей мягким и умиротворённым, и она успокоилась, осознав, что он точно оставил свою идею отослать её.

– Люблю, – уверенно повторил он, нежно проводя пальцами по её лбу и скуле.

Улыбнувшись, она перехватила его руку своей и поднесла к губам; поцеловала каждый палец и ладонь. О чём-то задумалась; по губам её скользнула улыбка; она бросила на него лукавый взгляд и переспросила:

– Любишь? – и тут же потребовала: – Докажи!

Он в весёлом изумлении приподнял брови. Впрочем, в выражении его глаз не было ни гнева, ни раздражения – он увидел в её словах флирт, и почувствовал, что ужасно соскучился по этому лёгкому весёлому флирту, который она умела привносить в его жизнь.

Эсна, однако, была настроена куда серьёзнее, чем ему думалось. Прикусив губу, она собралась с мыслями и потребовала:

– Если любишь – живи! – и с упрямым выражением лица упрекнула: – А то, тебя послушать, так ты уже в гроб собрался ложиться!

На лице его расплылась широкая искренняя улыбка.

– Нет уж! – решительно ответил он и твёрдо постановил: – Теперь никаких гробов! – и, сильным движением подхватив её на руки, поцеловал её.

Сердце его теперь переполняло желание жить – совсем уже позабытое им чувство, про которое он думал, что оно больше никогда к нему не вернётся.

«В самом деле, и что это я надумал капитулировать?» – удивлённо спросил он сам себя, припомнив свой пессимистичный настрой.

С каждым её поцелуем, с каждым её «Люблю», с каждым прикосновением – сердце его билось всё решительнее и сильнее, и глубокая, всепоглощающая жажда жизни овладевала всем его существом.

Ему снова было, за что бороться, – и горе было тем, кто попытался бы встать у него на пути!