– Ты все-таки покрасилась? – Взгляд не останавливается ни на секунду. Проводит им по открытым коленям, бедрам, груди, шее. Совершает самый быстрый круг и только потом смотрит в глаза. – И похудела.

Полотенце чувствуется тяжелым и вот-вот готово упасть к моим ногам.

– Что ты здесь делаешь? – говорю ровно, а внутри ребра чиркают друг о друга, стараясь произвести огонь.

– Возвращаю долг. Ты же проникла в мой номер, когда я был в душе.

Бессовестно намекает на нашу недавнюю встречу.

– У меня до сих пор психологическая травма, Марино, – мой колкий ответ лишь вызывает раздражающе-обаятельную улыбку у этого гонщика.

Готова вновь идти и вставать под прохладную воду. Итальянец смотрит на меня так, как раньше. Толика огня в глазах, учащенное дыхание. Я помню аромат его парфюма и горячую кожу. А если поцеловать Майка чуть ниже кадыка, то плечи Марино покроются мурашками.

Мне все в нем нравилось. До определенного дня.

– Поужинаем? – спрашивает без напряга.

Я, наоборот, прилагаю усилия, чтобы сохранить невозмутимость. Подумаешь, после эпичнейшего расставания, гонщик зовет меня разделить с ним ужин.

– Ты уверен, кому задаешь этот вопрос? – желание упереть руки в бока, но полотенце уже готово сорваться с меня. Это все тяжелый, душный взгляд неугомонного Марино.

– А ты сомневаешься?

– Когда дело касается тебя – на все сто процентов.

– Фух, Жемчужина, а ты все такая же горячая киска.

– Знаешь, о чем я жалею… – пропускаю мимо ушей его «горячую киску», – что полгода назад я согласилась пойти с тобой на свидание. Самая моя большая ошибка в жизни!

– По-видимому, я дал мало денег, раз ты такая недовольная. Стервозная.

Горло стянуло кожаными ремнями, изнутри хрип рвется. Я, кажется, проревела все обиды на этого итальянца, но от упоминания нашего последнего разговора, слезы подступают к глазам.

«Сто, двести, триста… Тысяча евро хватит? Ладно, за последний минет еще соточку накину. Хотя он был не ахти, жемчужинка».

И снова я одна большая рана, потому что посмела влюбиться в того, кто так протащил меня по острым словам.

– Пошел вон, – отступаю в сторону. Меня бросает в жар, я чувствую, как загораются щеки. Краснеют, словно они советский флаг.

– Значит, мало…

– Вон, я сказала. И не сметь приходить ко мне в номер. Не сметь упоминать как-то о нашем прошлом и давать гадкие намеки. Ясно?

– Иначе что? – Марино моментально становится серьезным. Его челюсть напряглась, желваки – две выпирающие точки, о которые можно порезаться.

Подхожу к кровати, на которой лежит Майк, и хватаю его за руку. Глупая попытка поднять тело заканчивается тем, что я заваливаюсь на этого гонщика, а он… Подминает меня под себя.

Сил бороться как нет. Хотя я хочу. Очень хочу.

– Иначе. Что?

Его дыхание близко. И губы тоже. Последний раз, когда его губы были на таком расстоянии от моих, мы поцеловались.

– Ты меня домогаешься, Марино? – спрашиваю первое, что приходит в мой воспаленный происходящим мозг.

Я и думать не могла, что как-то еще встречусь с Майком. А тут он еще и сверху на меня улегся. Руку свою на бедро мое положил. Вверх ведет, и это по-прежнему приятно.

– Сколько?

– Что сколько?

Но я уже догадываюсь, о чем он. Вновь трясет от обиды и ненависти.

– Сколько стоит с тобой трахнуться? Те же расценки?

Марино ведет себя смело, пьяно. Его ладонь почти добралась до промежности. Та уже искрит, все пульсирует. Но я лучше умру, чем позволю Майку коснуться меня там.

Да и почему я вообще до сих пор реагирую на касания этого итальянца? Не Майк предатель, а мое собственное тело. Это уже не чертов храм, а самое настоящее неуправляемое вражеское логово.

– Пошел к черту.

– Триста евро?

Другой рукой развязывает слабый узел под мышкой. Начинаю пробовать вырываться.

– Отпусти.

– Четыреста?

– Ни за какие деньги я не буду с тобой спать. Ты мне противен. Всегда был. Твои поцелуи я терпела, а когда касался, я мечтала, чтобы это мучение закончилось, как можно скорее. Секс с тобой – самое худшее, что может случиться.

Мои слова – ледяной душ для Майка. Нет, я вовсе так не думаю. Каждое слово было сказано, чтобы удавить озверевшего гонщика. Ответить, дать сдачу.

Но мне вдруг тоже стало больно.

Марино зависает ненадолго, а потом встает и отходит в сторону, повернувшись ко мне спиной.

Полотенце сползло, и я быстро его поправляю. Сердцебиение похоже на гул, от которого закладывает уши. И глаза становятся очень влажными, их пощипывает. Мечтаю остаться одной.

– Что ж, тысяча евро твоя максимальная цена, жемчужинка. И это с чаевыми.

– Ты уйдешь уже?

– На ужин, значит, не пойдешь?

Фыркаю. После всего сделанного и сказанного? Что за упертость, которая родилась раньше него?

– Я иду на ужин с другим.

Его плечи совершают подъем, затем спуск и останавливаются. Крутой поворот и взгляд глаза в глаза. Во рту пересыхает от вида Майка Марино, который сейчас будто готов влезть в своего черного монстра и рвать с места до финишной черты. Опасный он, рассерженный.

– С кем?

– … С Алексом.

– Эдером? – очередь Майка фыркать.

– Допустим, – дыхание спирает.

Я не понимаю Марино. То он оскорбляет, то на ужин зовет, то… Словно ревнивый бык насупился и сверлит потемневшими глазами.

– И все это, – обводит мое тело сначала взглядом, потом указательным пальцем в воздухе, – для него? Кремами там намазалась, все такое…

Его лицо искривилось, а поджатые губы хотелось обвести, чтобы немного расслабить.

– Почему нет? Алекс мил, любезен. Симпатичен.

– И не противен.

– Это ключевое.

Замолкаем. Дышим как два огнедышащих дракона, готовые спалить все вокруг и другого в первую очередь.

– Приятного вечера, Таня.

– И тебе, Майк.

Медленные шаги в сторону выхода отдаются болючими ударами в солнечное сплетение. Я готова согнуться пополам и взвыть.

Два чертовых, но счастливых месяца вместе с итальянцем, а я с уверенностью могу сказать, что они перевернули мой мир. Сначала показали рай, а потом жестко им ударили, сбросив с облаков.

– У тебя же есть акция «Приведи друга»? Я рассчитываю все же на скидку. Ах, – щелкает пальцами в воздухе, как по нервам, – секс со мной самое худшее, что было в твоей жизни. Надеюсь, Эдер поправит это.

Дверь за Майком хлопает громко. Голова разбивается на сотни осколков.

Глава 9. Таня

– Mamma mia! Santa Maria! Какие страсти!

– Насколько помню, в этом ресторане подавали отличный венский шницель, – Алекс скромно улыбается, коротко проведя по мне взглядом.

Шницель… Это что-то вроде котлеты?

Глазами прочесываю меню, цепляясь за знакомую пасту. Тут же воспаленный мозг посылает воспоминания о романтичном ужине с Марино, когда мы еще довольно хорошо дружили. Между нами был легкий флирт и неиссякаемое упорство итальянца. Да, еще первый, но довольно страстный поцелуй. Такой, что ноги отрываются от земли, и ты забываешь обо всем.

– Таня?

– Прости, я задумалась. Мне пасту.

Помимо еды нам приносят вино. Если думать, что у меня и впрямь свидание с гонщиком Алексом Эдером, то я должна испытывать что-то вроде волнения. У меня в животе крутит бешенство, и я всеми силами стараюсь потушить этот огонь внутри.

Майк Марино вызывал и вызывает у меня что угодно, но точно не равнодушие.

Мы ужинаем в молчании, иногда спрашивая рядовые вопросы типа:

– Как тебе паста?

– Замечательно. Очень вкусно. А как твой шницель? – прозвучало странно, но мы проигнорировали этот момент.

– Достойно.

Австриец не отличается эмоциональностью.

Я делаю глоток вина и улыбаюсь своему «собеседнику».

Присматриваюсь. Алекс и впрямь симпатичен. Его редкая улыбка довольно очаровательна. Он высок, с красивыми руками и длинными пальцами, почти как у пианиста, и на его голове нет постоянного бардака. Волосы коротко подстрижены и уложены.

– И как так получилось, Таня, что ты стала работать на вспыльчивого итальянца Марино?

Паста потеряла свой вкус, а вино вообще застряло посередине горла огромным пузырем. Вопрос Алекса заводит в тупик.

Никогда не любила резких и быстрых переходов с темы на тему. Ох уже эти гонщики.

– Я какое-то время работала в итальянской газете, а потом пришла на собеседование к менеджеру… Майка.

Язык закручивается в узел. Вот как мне не хотелось произносить имя этого придурка.

– И ты прошла сложный конкурс?

Австрийцу интересна эта история? В любом случае взгляд у него заинтересованный. Алекс нахмурен и сосредоточен. Это добавляет ему привлекательности. Серьезные мужчины – моя слабость. Я так решила.

– Нет, просто пригрозила пистолетом. Как видишь, сработало. Итальянцы такие трусливые.

Эдер замирает. Его изящная, но все же мужская кисть зависает с нарезанным кусочком шницеля.

– Это шутка, Алекс. Конечно, был конкурс. Видно, я оказалась лучшей, – стараюсь смягчить напряжение.

Я смеяться начинаю, Алекс подхватывает и со стороны, должно быть, мы выглядим довольно мило.

Взгляд Эдера меняется, становится тягучим. Я чувствую прилив жара вдоль шеи и к щекам.

В этот момент мы оба слышим звонкий смех и оборачиваемся на вход в ресторан. Он на первом этаже отеля, которую снимают на время Гран-при Бахрейна.

Застываю настолько, что дыхание прекращается. Я стискиваю вилку в руке и мечтаю ее согнуть.

Наблюдаю, как Его Величество придурок Марино входит под руку с какой-то блондинкой. На ней ультракороткое платье и довольно вызывающий макияж. И где только такую взял в этой стране? Они не обращают внимания ни на кого, и, я бы сказала, между ними неприкрытый, раздражающий каждый рецептор флирт.

Паста рвется наружу, о выпитом вине сожалею. Никакой расслабленности больше нет. Каждую гребаную секунду я то и дело смотрю на ту парочку. На них все смотрят.

За ними входит еще одна пара. Эти не смеются, лишь загадочно улыбаются. У парня такой же взрыв на голове, как и у Марино, и я узнаю в нем действующего чемпиона мира Тимура Сафина. Только он почему-то в широких пижамных штанах и огромной футболке. Его девушка худенькая, как тростинка, и она очень красивая.

Отставляю недоеденный ужин и боюсь поднять глаза на Эдера. У нас как бы свидание, но и его итальянец умудрился испортить на расстоянии.

– Мы можем к ним присоединиться… – в его голосе нет вопроса. Это предложение, и то с натяжкой.

Я вообще заметила одну закономерность, эти пилоты слишком самоуверенные и упертые, чтобы задавать вопросы.

– А можем остаться вдвоем, – полушепотом говорю.

Еще чего… Смотреть на улыбающегося итальянского придурка и думать о том, как его рука чуть было не коснулась меня между ног еще час назад?

Эдер почти сдался моему русскому, сибирскому напору. Я почувствовала прилив сил, как те, через два столика, начали приглашать нас к ним. Их четверо, но активно жестикулирует только Тимур.

У него на щеках ямочки, как и у Марино. Они не братья, случайно? Не удивлюсь, если оба придурка.

– Пойдем, пойдем. Сафин не так ужасен, как все о нем думают.

– Правда? В прессе пишут, что он душка, – мои брови взмывают вверх. Я как бы не сильно интересовалась, но работа такая – следить, что пишут в сети и в журналах.

Эдер издает что-то вроде короткого смешка, на секунду затормозив все свои действия.

Его английский с акцентом, может, и я не так выразилась? Потому что Алекс поменялся в лице, и мне захотелось его обнять. Только вот гонщики еще и гордые, а, насколько я поняла, в последней гонке прошлого сезона этот Сафин вырвал у Алекса победу.

Поэтому я меняю тему, согласившись присоединиться к Тимуру и его команде. Чувствую себя правильной, почти благородной.