– Я тебя перенес, – подсказал Ржавчина. – Хотел снять твое платье, но боялся разбудить. Поэтому стянул только ботинки. Ты кричала во сне, Вив.

– Кошмар приснился, – чуть сипло со сна произнесла я.

– Как в детстве, – прошептал Ржавчина и снова погладил мои волосы.

Я моргнула, просыпаясь. В комнате было темно, лишь не зашторенное окно тускло светилось лунными бликами. Ржавчина лежал рядом, обнимая меня. И конечно, на нем снова была только его странная юбка. Зато сверху нас обоих укрывала волчья шуба!

Парень вздохнул.

– Вив, я знаю, что тебе снится битва. Я не хотел, чтобы ты… видела.

Я пожала плечами. Горячая ладонь осторожно прошлась по моей спине и поднялась выше – к шее. Замерла на миг. И Ржавчина провел рукой, очерчивая линию моего лица, щеку, губы. Я слегка отодвинулась, и Ржавчина зарылся пальцами в мои волосы. Его дыхание участилось, а тело окаменело. Темнота стала предательской ловушкой. Она множила шепот и стук сердца, усиливала близость и так красноречиво выдавала чужое желание.

Мне хотелось сбежать.

– Такие длинные волосы, – прошептал Ржавчина мне на ухо. Его губы скользнули по моей щеке. Я уснула с заплетенной косой, но лента куда-то исчезла и сейчас мужские руки перебирали пряди. – Они никогда не были такими длинными.

– Конечно, не были. Ты сам срезал мои косички. Несколько раз! – буркнула я, пытаясь свести все к шутке.

– Я был мелким идиотом, – тихо рассмеялся Ржавчина. – Меня так раздражали твои волосы. И уши. Я хотел их отрезать вместе с косами. А еще твои глаза. Такие мятежные. Серые. Словно в них всегда шел дождь…

– Так и знала, что это ты наградил меня дурацким прозвищем.

Я снова попыталась отодвинуться, но парень перебирал мои волосы и не отпускал.

– Длинные. Мне… нравится. Ты стала такой красивой, мелкая.

– Послушай… – я подняла голову, но он лишь прижал меня крепче и не дал сказать.

– Помнишь ту каморку, в которой мы прятались? Там всегда пахло пылью и подгнившим сеном. Ты помнишь?

– Да.

– Ты никогда не плакала. Даже в тот день, когда оказалась в приюте. Меня это жутко злило, – я услышала в его голосе улыбку. Ржавчина провел рукой от моей шеи до груди. – Тогда я не знал, что ты плачешь внутри. Вот здесь. – Ладонь замерла напротив моего сердца. – Двуликий Змей! Как же ты меня бесила! Постоянно хотелось тебя ущипнуть, толкнуть, дернуть за платье!

– Ты все это и проделывал, – сонно проворчала я. – Я даже придумала отличный план, как тебя прибить. Задушить подушкой и закопать в лесу, под засохшей липой. Я готовилась и стащила у наставников лопату.

– У тебя бы ничего не вышло, мелкая, – хмыкнул Ржавчина, медленно выпутывая пальцы из моих прядей. Но лишь затем, чтобы переместить ладонь на спину. – В семь лет я уже был в два раза больше какой-то девчонки. К тому же прекрасно знал о твоем глупом плане! Мне пришлось перепрятать лопату, чтобы ее не нашли наставники.

– Ах ты! Мог бы сказать! – возмутилась я. Тайна исчезнувшего инвентаря мучила меня долгие месяцы.

Он снова рассмеялся, и смех пощекотал мою щеку. И снова тронул пряди. Ржавчина наматывал на руку мои волосы, снова и снова.

– Зато потом все изменилось, ты помнишь? У нас была та каморка. И старое одеяло, в которое мы заворачивались. Прятались от всего мира.

– Так и было, – слегка растерянно сказала я. Мои чувства двоились, обманывали. Мы и раньше лежали так – тесно прижавшись друг к другу. И раньше болтали во тьме, шепча на ухо всякую ерунду, близко-близко, чтобы нас не услышали. Ржавчина и раньше приходил меня утешать. Все было как раньше.

Все было по-новому.

Слова, действия, тьма. Прикосновения и дыхание.

Теперь в них был иной смысл.

Теперь я всей кожей ощущала, что меня обнимает мужчина. Чувствовала его желание, его голод. В каждом порывистом вздохе, в каждом движении. В напряжении, пахнущем корицей и мятой.

– В детстве я думала, что ты меня ненавидишь.

– Нет, – он потерся носом о мой висок. – Я никогда не ненавидел тебя, Вив. Даже когда отрезал твои косички. Я толкал тебя, щипал и дергал, потому что… потому что хотел, чтобы ты меня заметила.

– Тебя трудно было не заметить, Ржавчина! Ведь в приюте ты тоже провозгласил себя королем!

Он снова рассмеялся.

– Видишь, эта дурная привычка у меня с самого детства, ничего не могу с ней поделать. – Он помолчал, прижавшись губами к моему виску. И добавил едва слышно: – Как и с привычкой любить тебя.

– Ржавчина…

– Я не умею тебя ненавидеть. Даже злиться толком не получается. Даже когда мне больно настолько, что хочется уничтожить этот мир. Я мог бы, ты знаешь? Уничтожить всех ради тебя… Но проклятие! У меня не выходит тебя ненавидеть! А мне хочется.

– Тебе хочется меня возненавидеть?

– Угу… – он потерся носом о мою щеку. Коснулся губами губ. Мимолетно. Невесомо. Замер на миг. И отстранился. – Так было бы проще. Но ничего не выходит… И что мне теперь делать, Вив?

Я молчала, совершенно потерянная. Склирз, я не знала, что ему сказать. Выходит, не только меня разрывает противоречие.

– Ты помнишь мои слова о девушках, которых отправляли в Мертвомир, словно подарок для чудовищ?

– Я не хочу об этом знать…

– Иногда мне хотелось к ним прикоснуться, – упрямо продолжил Ржавчина. – Ощутить волосы. Или… коснуться кожи. Иногда хотелось иного. Я смотрел на них как человек, понимаешь? Некоторые были очень красивыми. И… без одежды.

Я пошевелилась, но сильные руки сжались крепче, не отпуская. Его губы коснулись моей щеки, уха.

– Я задал вопрос: сколько из них досталось мне. Ты помнишь?

Я неохотно кивнула. Такое трудно забыть!

– Никого. Никогда, – горячо выдохнул парень. – Я ни к кому не прикасался. Я… всегда хотел, чтобы все случилось с тобой. Только с тобой. Узнавание. Поцелуй. Чтобы первый раз был наш общий. Я думал о том, как это случится. Конечно, не в приюте. Не там, где нам могут помешать. Не на этих узких сырых кроватях. Я думал, что это будет как-то красиво… Я хотел этого для тебя. Чтобы тебе… понравилось, – в его голосе возникла горечь, и Ржавчина резко сжал кулак, дернул мои волосы. Склонился к губам, и я ощутила его дыхание. Его желание и злость.

И тут же отпустил, отодвинулся. Тяжело, со вздохом.

– Больно, мелкая.

Я ахнула. В груди что-то дернулось и забилось – жарко и страшно. Меня разрывало от желания сбежать. Меня мучило желание остаться. Успокоить его, сказать, что все будет хорошо. Утешить… Мы были утешением друг друга. Мы так невыносимо запутались…

Ржавчина вдруг выругался и снова прижал меня к себе. Он что-то шептал, гладил мои волосы и плечи. Говорил, что все будет как прежде. Нет, все будет гораздо лучше. Обещал весь мир. Он и раньше обещал мне его, но в детстве я считала это просто словами.

Уткнувшись в его плечо, я молчала, понимая, что есть чувства, которые невозможно изменить, даже если очень хочется.

– Я останусь здесь, – пробормотал Ржавчина, закрывая глаза. – В моей комнате холодно.

– Не надо было выбивать стекла, – проворчала я.

Ржавчина уснул первым. Положил голову на край подушки и обмяк, все еще обнимая меня. Я осторожно выбралась из его рук, сползла с кровати. За окном покачивалась полнобокая луна. Яркие колючие звезды рассыпались на небосклоне.

Сон испарился. Я смотрела на темный Двериндариум, на серебристую полосу Взморья, которая виднелась за крышами.

Я знала, что делать.

Вот только моему рыжему другу-недругу это вряд ли понравится.

Глава 5. Я знаю, что ты здесь

Ржавчина раскинулся на покрывале, волчья шуба сбилась в его ногах. Я тихо вытащила из шкафа свои вещи, обернулась. Рассвет очерчивал рельеф мужского тела, золотил волосы парня и линию его челюсти. Сейчас Ржавый Король был совершенно беззащитен. Я могла бы его связать, ударить или даже убить… Он спал так спокойно, вольготно раскинувшись на моей кровати. Несмотря ни на что, он все еще верил мне и доверял свой сон. Доверял мне.

Покачав головой, я отвернулась. Чужое доверие – порой слишком тяжёлая ноша.

За остаток ночи я успела прочитать несколько глав из книги о Дарах. Они рассказывали об истории открытия Двери и первых легионерах. Основное я и так знала по урокам наставника Бладвина. Стоило подумать о старом преподавателе, как сердце тоскливо сжалось. И я уже привычно поместила его образ в просторную комнату в своей голове, а потом крепко закрыла туда дверь.

Если воспоминания причиняют невыносимую боль, лучше от них избавиться.

«Ви-вьен…» – снова шепнули мне тени.

Я вздрогнула, обернулась. Но, конечно, никого не увидела.

Когда лучи рассветного солнца разогнали ночную тьму, я уже была умыта, причёсана и одета. В первый же день Ржавчина притащил мне целый ворох одежды, самой разной, и свалил все в одну кучу. Где он ее взял, я спрашивать не стала, как и просить принести мои вещи. Я не хотела, чтобы Ржавчина или Мор заходили в дом на улице Соколиной охоты. Среди чужих нарядов были и юбки прислужниц, и роскошные бархатные одеяния, украшенные самоцветами и золотым шитьем. Все это богатство я засунула в пузатый шкаф, занимающий добрую часть моей новой спальни. Сегодня платья я отвергла и выбрала узкие замшевые штаны, рубашку и синий мундир Двериндариума. Девушкам положено носить зеленое, но я решила не привередничать. Волосы заплела в косы и короной уложила вокруг головы. Из кабинета взяла узкий кинжал с костяной рукояткой и пристегнула его к поясу. Натянула сапоги, глянула в зеркало и прищурилась. Кивнула одобрительно. Я выглядела бледной, но решительной. Я должна быть именно такой.

Ржавчина еще спал, когда я прихватила шерстяной плащ и вышла в коридор.

И удивленно остановилась. Каменную стену подпирал Киар Аскелан. Его белоснежные волосы были собраны в высокий хвост. На его мундире сегодня не переливались каскады рубинов, лишь на руке матово блестел перстень с волчьей мордой да глаза сверкали багрянцем. Из-за плеча виднелись ножны клинка. А на щеке зигзагом змеился шрам – точно такой же, каким битва за Двериндариум украсила лицо Рейны. Только в зеркальном его отражении.

Я сглотнула, уставившись на эту отметину. Странно, но шрам не испортил ледяную красоту Киара. Скорее добавил ему опасности.

Спрашивать о том, какого склирза этот шрам вообще появился на щеке бесцветного, я не стала.

– Моя госпожа.

Я обомлела, когда Киар склонил голову, приветствуя меня, словно королеву.

– Я в вашем распоряжении.

– Издеваешься? – выдохнула я.

Конечно, он издевался. Но ни в алых глазах, ни на равнодушном лице не было ни единой эмоции. Лишь белая бровь слегка приподнялась, выражая удивление.

– Не понимаю о чем вы, госпожа.

– Хватит! – оборвала я. Попыталась повыше задрать подбородок, чтобы бесцветный не увидел страха и слабости. – Я знаю чувства, которые ты ко мне испытываешь! Ненависть, отвращение, презрение. Я знаю, и твои издевки ничего не изменят. Если собираешься воткнуть нож мне в спину, ты понимаешь, чем и кем рискуешь.

Белая бровь поднялась чуть выше.

Я подняла голову, глядя в мерцающие алые глаза. На мою речь Киар не отреагировал, даже не моргнул. Похоже, о бесстрастности бесцветных лордов не зря слагают легенды!

Так что я просто прошла мимо. И услышала:

– Аскеланы не бьют в спину.

Повернув голову, я всмотрелась в лицо с рукотворным шрамом.

– Я знаю. Поэтому я тебя и выбрала.

В алых глазах появилось какое-то новое выражение, но я уже отвернулась и пошла к лестницам. Киар беспрекословно устремился следом и, когда мы покидали Вестхольд, вдруг произнес:

– А я уж решил, что все дело в поцелуе.

Я обернулась и в изумлении воззрилась на бесцветного, пытаясь понять – шутит он или говорит серьезно. Или это тоже издевка? Но понять это мне так и не удалось, лицо Киара по-прежнему напоминало снежную маску. Кивнув, словно подтверждая свои слова, лорд добавил: