Завершила она все это решительной фразой: «И я нисколько не боюсь!»

Чжолунь засмеялся. Таковы были все в их семье Цянь. Он согласился лично пойти и переговорить с дядей Сэнсуном от ее лица. У него было одно характерное движение – пальцем он указывал на кончик своего языка. Когда Чжолунь был ребенком, у него на языке появились язвы, и деревенский врач заявил, что язык придется отрезать. Многие его поддержали – да этот лекарь гений! Однако без языка что за будущее ждет ребенка? Удивительно, но Господь обратил свой взор на мальчишку с язвами на языке, и доктор Янг, врач из Шанхая, преподававший в университетском госпитале, спас ребенку язык. После выздоровления Чжолунь обрел потрясающую дикцию и стал выражаться изысканно и красноречиво. Однажды он пошутил в присутствии брата и сестер, что единственным разочарованием в его жизни будет не раскрыть в полной мере потенциал собственного языка.

Никто не знал, как Чжолуню удалось убедить дядю Сэнсуна, однако после того визита Цянь Сэнсун дал свое согласие. Отец Сюлин не стал противиться ее внезапному порыву. Единственное, что он ставил ей в вину, – то, что она не пришла поговорить с ним сама. Возможно, Цянь Сэнсуна покорил юношеский задор племянника, Чжолуня. А может, дело было в том, что и сын Ву уезжал учиться. Цянь Сэнсун не хотел, чтобы его дочь уступала в учености будущему жениху.

Позднее Сюлин обнаружила у отца на рабочем столе свиток, только что написанный Чжолунем:

Века почестей завоевываются достижениями в науках.

Ее отец высоко оценил каллиграфические способности Чжолуня. Хотя его племянник пошел по военной стезе, у него осталась душа ученого, и он ежедневно упражнялся в рисовании иероглифов, никогда не порывая связи с каллиграфией. В его писаниях прослеживалось сходство с манерой Ванг Юхуна, а по мастерству и тщательности исполнения они никак не выдавали его возраст, хотя и отличались юношеской свежестью.

Отец написал Сюлин письмо. Он хотел отвезти дочь в город, с визитом к Ву, на улицу Гинко. Просто свозить в гости. Честно говоря, он хотел заранее дать Сюлин понять, что она станет членом семьи Ву. Однако она резко отклонила его предложение, объяснив это тем, что юноше и девушке не стоит знакомиться преждевременно. К тому же она еще не вступила в брачный возраст, и ей нечего делать в чужом доме.

Прежде чем отправиться в Сучжоу, Цянь Сюлин в последний раз вернулась в поместье Цянь. Она вышла из восточных ворот старого города, миновала деревянный мостик, прошла через крошечную рыбацкую деревню на озере Санлидун, потом мимо храма Вули направилась на восток, и через несколько километров добралась наконец до расшатанного моста Ванг По. Мы не знаем, о чем она думала, стоя там и наблюдая за тем, как воды реки медленно катятся к востоку.

Возможно, она размышляла о своем будущем. Старое поместье Цян вырисовывалось на фоне неба, и в душе ее царила безмятежность. Что бы ни ждало ее, она не верила, что полностью оторвется от родных краев. Туманные романтические фантазии проносились в ее голове. Торопливые шаги не могли угнаться за юными мечтами. Несмотря на приподнятое настроение, она вдруг испытала укол неописуемой грусти.

Она явилась официально попрощаться с господином Гао, всячески поддерживавшим свою ученицу. Внезапно Сюлин расчувствовалась. Господин Гао стал очень худым, а беспрестанный кашель и выступающие скулы заставляли беспокоиться о его здоровье. Пока он говорил, на лбу у него выступили капли пота. Господин Гао по-прежнему вел уроки в бесплатной школе при поместье, которая теперь носила название Всеобщей Академии. Ее отец молчал – но не так, как раньше. Сюлин думала, что дело не только в грядущем расставании: похоже, он чем-то обеспокоен. Что будет с ней, когда она вылетит из родительского гнезда? Никто не мог этого знать. Помолвка с сыном семейства Ву была грандиозным событием в ее жизни. Однако она стремилась к независимости, и блестящий ум уже начинал давать свои плоды. Добросердечная и скромная мать Сюлин редко высказывала свое мнение в их большом доме. Она походила на гусеницу шелкопряда, которая только и знает, что трудиться над бесконечной нитью. Мать переговорила с ней наедине, сказав, что ее отец уже несколько дней не может спокойно спать. Что-то говорит ему, что его дочь ждет необыкновенная судьба – не как у других людей. Если она хочет лететь, никто не станет мешать ей.

– Лин, ты правда хочешь лететь? – Мать обняла ее со слезами на глазах.

– Я вернусь, мама, в знак уважения к тебе и к отцу.

Однако десятилетия спустя, вспоминая о том дне, она сказала: «В конце концов, я написала эссе о том, как в юности уехала из Исиня. Я чувствовала себя как птичка, взлетающая в небеса. Рассчитывая когда-нибудь вернуться, я уже мечтала о том, чтобы изменился весь мир, и я вместе с ним».

Глава 4
Река Хуанпу, одна ты меня понимаешь

В документальном фильме, снятом Татьяной, сестрой Жерома, мелькает старое фото. Это групповой снимок женской баскетбольной команды университета Датун, сделанный в республиканский период, в шестой месяц восемнадцатого года. На снимке – хорошенькие девушки в спортивной форме по моде того времени. Они стоят ровно в линию. Их нежные личики застыли на пленке полвека назад. Фотография уже желтеет, но все девушки узнаваемы. Третья слева, с круглым лицом, улыбающаяся, не разжимая губ, это Цянь Сюлин.

Но почему она не поехала в Сучжоу? Что она до сих пор делает в Шанхае?

Если считать по календарю, восемнадцатый год республиканского периода – это 1929-й. Цянь Сюлин на этом снимке должно быть семнадцать лет. Она уже закончила обучение в школе для девочек в старом Сучжоу, на что у нее ушло всего два года вместо трех. Перескакивать через классы было для Цянь Сюлин не в новинку. Просто сказать, что она отличалась тягой к науке, значит пренебречь ее редкостным трудолюбием.

Бледно-голубая футболка с длинными рукавами, темно-синие шорты, короткая стрижка-каре, спортивные туфли и название школы белыми буквами на груди – таковы были модные стандарты для девушек-студенток после периода 4 мая. Надевая длинные юбки, Цянь Сюлин прятала за ними стройную фигуру, но мысли свои она сдерживать не собиралась. Позднее она подарит фотографию своей внучке Татьяне. И это будет единственный ее снимок, имеющий отношение к Сучжоу.

На заднем плане видна высокая труба и фабрика рядом с ней. Фабрика стоит на берегу реки. Река чиста. Так выражаются мощь и противоречия индустриальной цивилизации и старого Сучжоу. Не совсем понятно, что это за фабрика. Для новых женщин периода 4 мая, таких как Цянь Сюлин, поднимающиеся в небо заводские трубы символизировали одновременно науку и цивилизацию. По сравнению с пагодой Хуку, садом Скромного Правителя или горой Небесная Лестница и другими историческими достопримечательностями такой фон лучше передает дух времени. Девушка на фотографии выглядит спокойной; лоб до бровей закрывает челка. На ней свободный кожаный жакет и трикотажная юбка. На ногах лаковые туфли на высоких каблуках. Если сравнить это фото с теми, где она младше и еще живет в маленькой деревушке в Чжэцзяне, становится ясно, насколько Цянь Сюлин оторвалась от своих деревенских корней. Все ее существо пронизано духом современности.

Фотография предсказывает то, что должно было произойти с ней в будущем. Она была образцом прилежания и добродетели. Получала наивысшие баллы по математике. На экзаменах в средней школе для девочек провинции Сучжоу никто не мог соперничать с ней. Но самое главное – Сучжоу и Шанхай находились близко друг к другу. А международная азиатская столица открывала перед людьми огромные возможности. Настоящий рай для мечтателей и искателей приключений.

Старший брат Цянь Сюлин Чжулу уже учился на факультете металлургии в шанхайском университете Джао Тонг. Младшая сестра оставалась в его тени, несмотря на то что отлично училась и была первой во всем. К тому же Сюлин знала о дальнейших планах брата: он будет сдавать экзамены, чтобы в десятке лучших поступить в Бельгии в Лёвенский католический университет.

Далекая Европа! В то время в сердце Цянь Сюлин по-прежнему царил ее давний кумир – мадам Кюри. С тех пор как Чжолунь подарил ей журнал со статьей о достижениях мадам Кюри, Сюлин тщательно следила за всеми новостями о ней. Каждый раз, когда ее имя появлялось в прессе, Сюлин брала ножницы, вырезала заметку и вклеивала в свой альбом. Она знала, какие материалы мадам Кюри опубликовала за прошлые годы и в чем состояли ее достижения. В глубине души Сюлин мечтала стать ближе к мадам Кюри… а потом еще ближе, и еще.

Цянь Сэнсуну приходилось оплачивать сразу двоим детям образование в Шанхае. Это было для него нелегко. В Чжэцзяне в 1920-х годах происходили беспорядки, повстанцы сражались между собой, да к тому же год за годом выдавался неурожайным, так что вокруг царила разруха. Тем не менее решимость Цянь Сэнсуна выучить своих детей нисколько не поколебалась. В семье его ближайшего друга и будущего родственника, Ву Сичжэна, имелось трое студентов университета, и все учились за границей. Он наблюдал за тем, как Ву Сичжэн акр за акром продавал свои плодородные земли в окрестностях города, чтобы платить за учебу своего младшего брата Ву Дайю и племянника Ву Чонлена во Франции. Третьим был его сын, Ву Чонгхи, нареченный Сюлин, который недавно сдал экзамены в Лёвенский университет.

Сюлин хотела вместе с братом Чжулу поехать учится в Лёвен. Чжулу первым заговорил об этом с их отцом.

Брат и сестра часто ссорились, но когда доходило до серьезных вопросов, между ними воцарялось полное понимание.

Некоторое время Цянь Сэнсун не мог принять решения. Все упиралось в стоимость обучения. Один подготовительный год в Лёвене стоил тысячу серебряных долларов. Это была по-настоящему крупная сумма. В старом Исинье месячная зарплата офицера полиции равнялась паре серебряных долларов. На эти деньги можно было содержать большую семью. Цянь Сэнсун поддерживал решение сына ехать учиться за границу, отчасти следуя примеру своего друга Ву Сичжэна. Однако, что касается Сюлин, у него имелись некоторые опасения. Дочь – драгоценнейшее сокровище матери и отца, зачем ей уезжать в такую даль от них? Почему она не может остаться и продолжать учебу в Китае? К тому же Сюлин предстояло рано или поздно стать членом семьи Ву. Сэнсун измучился от тревоги и постарался просто изгнать неприятные мысли у себя из головы.

Учась в Китае, Сюлин легко справлялась с любыми препятствиями. Она без усилий сдала экзамены в подготовительный класс университета Джао Тонг. Университет этот был частным и очень известным. О нем ходила пословица: на севере – Нанькай, на юге – Джао Тонг.

Она смотрела, как пассажирские пароходы, пуская из труб дым, медленно причаливают к берегу реки Хуанпу. С них спускались люди всех цветов кожи. Цянь Сюлин представляла, как худая пожилая дама идет по сходням прямо к ней. У дамы седые волосы, высокий лоб, ясный взгляд под светлыми бровями и жесткая линия губ – именно такой она тысячи раз вставала перед мысленным взором Сюлин. Это была мадам Кюри.

Внезапно Сюлин поняла, что стала к ней гораздо, гораздо ближе.

Часто она стояла на берегу реки и просто перебирала мысли у себя в голове. В модных кафе на набережной это почему-то не получалось. Размышлять – таково было ее хобби. Ей казалось, что только волны реки Хуангпу понимают ее. И ведут с ней беседу.

Она всегда пристально следила за деятельностью мадам Кюри. В тот год знаменитой ученой исполнилось шестьдесят два. Осенью одному китайскому студенту, выпускнику факультета физики из университета Цинхуа, по имени Си Сийян, выпала удача стать учеником мадам Кюри. Она пригласила его к себе в исследовательскую лабораторию, заниматься изучением радиационной химии. Вот ведь счастливчик! Его пример вдохновил Сюлин: «Отлично, братец Си! Ты прокладываешь путь для младшей сестры, которая тоже попадет к мадам. Я последую за тобой!»