Пленительная мелодия (страница 2)

Страница 2

Он взглянул на меня.

– Тогда кто же тебя спасет, если застрянешь в зыбучих песках?

– Я.

– А что, если не получится?

– Тогда это сделаешь ты, – сказала я. – Если захочешь. Но ты тоже можешь увязнуть там.

Он пристально смотрел на меня с минуту. Затем медленно улыбнулся, и это было похоже на то, как будто солнце выглянуло из-за облаков.

– Тогда, я думаю, мы пойдем ко дну вместе. – Он пару раз затянулся сигаретой, прищурившись сквозь дым. – У тебя есть имя, принцесса?

– Джесса Мэйс.

– Джесса Мэйс, – повторил он. – Никогда не позволяй этим маленьким засранцам так с тобой разговаривать, договорились? В следующий раз, когда они попытаются, сделай вот так. – Он сжал кулак так, что казалось, будто костяшки его пальцев вот-вот лопнут. – И ударь их, прямо сюда, в нос, изо всех сил. Если ты сделаешь это достаточно сильно, они упадут. Затем ты убежишь. Если ты сделаешь это один раз, они больше тебя не побеспокоят.

Я покачала головой.

– Я не должна бить людей. Мой брат говорит, что палки и камни[1]

– Серьезно? – Он стряхнул пепел с сигареты и сплюнул на песок внизу. – Тогда твой брат – размазня.

Я уставилась на него, разинув рот.

Никто так не говорил о Джесси. Все остальные дети думали, что он ходит по воде, потому что умеет играть на гитаре.

– Я не могу заставить пятиклассника есть дерьмо. – Мое лицо вспыхнуло, и я опустила взгляд на песок. – Может, ты и можешь. А я – нет.

Когда я снова подняла глаза, он что-то снимал со своей куртки. И протянул это мне.

– Держи, – сказал он.

Я взяла что-то из его протянутой руки и рассмотрела. Это был маленький серебряный значок в форме мотоцикла. На знамени, обтягивающем шины, было написано Sinners MC. На мотоцикле сидела женщина, но она на нем точно не ехала. Она сидела лицом не в ту сторону и откинулась назад, выгнув спину дугой и выпятив грудь.

Мне было восемь лет.

Я понятия не имела, что такое Sinners[2] MC, поэтому мне и в голову не приходило поинтересоваться, откуда у него значок, принадлежащий запрещенному мотоциклетному клубу.

– Если будешь его носить, – сказал он, заглядывая мне через плечо, – никто тебя не тронет. – Он смотрел в сторону школы, его глаза сузились, когда он затянулся сигаретой.

– Снова курите на территории школы, мистер Мейсон?

Я обернулась и увидела, что к нам направляется учитель, а хвостиком плелся один из тех хулиганов-говнюков, с красным лицом, смотрящий куда угодно, только не на нас.

– Что скажут об этом твои родители?

– Интересно, что же, – пробормотал он. Его синие глаза встретились с моими, когда он отбросил сигарету в сторону. Затем он снова улыбнулся мне.

Я улыбнулась в ответ.

Мальчик спрыгнул на землю, перепрыгнул через зыбучие пески и приземлился в траву.

– Еще увидимся, принцесса.

Я видела, как он засунул руки в карманы джинсов и пошел прочь. Но это было неправдой; мы больше не виделись. После того дня он не возвращался в школу.

Целых два года.

Но эти хулиганы больше никогда меня не беспокоили. Никто из них. И я уверена, что это не из-за какого-то значка. А из-за него.

Потому что он заставил двух пятиклассников есть дерьмо за то, что они грубили мне, и никто не хотел снова его есть.

На следующий год, когда новенькая в моем классе спросила меня о моем мотоциклетном значке, она не поверила моему рассказу. Как будто я выдумала всю эту историю про крутого парня в кожанке, который спас меня от парочки хулиганов, а потом таинственно исчез из школы и больше не вернулся, – просто чтобы произвести на нее впечатление.

Но я знала, что все это было по-настоящему.

У меня был его значок и его фотография. На фотографии в школьном альбоме, сделанной в седьмом классе, он стоял рядом с моим братом и смотрел в объектив камеры так, словно был готов покорить весь мир… и заставить его есть дерьмо.

Его звали Броуди Мейсон.

Он был любовью всей моей жизни.

Если бы я только поняла это намного раньше.

Глава 1. Джесса

Я опаздывала. На свадьбу собственного брата.

И из-за того, что я опаздывала, Вселенная, казалось, устроила заговор, чтобы превратить мое опоздание в еще большую катастрофу. Все три этапа моего рейса были отложены. В последнем виновата авиакомпания, во втором – погода, а в первом… ну, целиком и полностью я, так что сработал своего рода эффект домино.

Когда я наконец приземлилась в Ванкувере с опозданием на тринадцать часов, мне показалось, что мои чемоданы спускались по багажной карусели особенно долго, и к тому времени, как я собрала свои вещи, погрузила их на багажную тележку и направилась к выходу, я находилась в пути уже больше двадцати четырех часов. Более чем достаточно, чтобы рассудить, насколько рассердится мой брат.

Я жутко устала, мне было невыносимо жарко, и я вспотела в своих кожаных ботинках и куртке с искусственным мехом. Я надела тонкую футболку поверх майки и трикотажные леггинсы с курткой и ботинками, не зная, чего ожидать от погоды. Зима в Ванкувере выдалась на удивление холодной, но снег и лед теперь исчезли, сменившись слабым моросящим дождем. Встретивший меня воздух был приятным и свежим, но не холодным, когда я проходила через раздвижные стеклянные двери. И все казалось таким… родным.

Гораздо более родным, чем я предполагала.

Я глубоко вздохнула и подняла лицо к затянутому облаками небу. Уловила вдали вершины покрытых снегом гор. И меня охватило всепоглощающее чувство… радости.

Приятно оказаться дома, если не считать того факта, что на самом деле я не хотела здесь находиться, что несла бремя снедающего душу чувства страха, приходящего, когда знаешь, что вот-вот столкнешься лицом к лицу с вещами, с которыми ты не знаешь, как справиться.

Дом.

Я лучезарно улыбнулась, когда по лицу начали стекать струйки дождя…

И тут я увидела его.

Его.

В нескольких футах слева от меня находилась стоянка такси, куда я и держала путь. Я бы добралась до парома, где встретилась бы со своей старой подругой Рони, моей «спутницей» на свадьбе. На пароме, переправлявшем на остров Ванкувер, мы бы обменялись последними новостями, и я бы собралась с духом перед тем, что обещало стать самыми трудными выходными в моей жизни. Во время извилистой четырех с половиной часовой поездки по острову я бы прокручивала в голове различные пикантные моменты разговора, которые помогли бы мне справиться с этим: нечто несущественное, безличное, как последние сплетни о знаменитостях, модные тенденции с передовой, а уж в случае настоящего отчаяния, то и погода. Канадцы всегда охотно обсуждали погоду – это было своего рода образом жизни. Конечно, я бы тоже отпустила пару-тройку приличных шуток.

С моими старыми друзьями всегда было над чем посмеяться.

В конце пути, возможно, Рони пофлиртовала бы с паромщиком, и он позволил бы нам по-быстрому пропустить стаканчик (или два) в последнем баре, который мы смогли бы найти, прежде чем отправиться в путь. На частном катере, направлявшемся к шикарному и очень отдаленному курорту на побережье, где должна была состояться свадьба, я произнесла бы небольшую напутственную речь, заготовленную к встрече с мужчиной, которого старательно избегала последние шесть с половиной лет.

По сути, всю свою взрослую жизнь.

По ходу дела Рони, как всегда, помогла бы мне отвлечься, развеселила и разрядила обстановку. И когда я видела бы его, его, она оказалась бы рядом со мной, привлекая внимание и оказывая шумную и милую поддержку.

И все бы прошло просто замечательно, верно? Потому что встреча с ним ни в коем случае не могла закончиться так плохо, как я опасалась.

Точно.

Таков был план.

Вместо этого я была одна. Я сделала всего два шага в своем родном городе. Я валилась с ног и страдала от смены часовых поясов. Я не выпила ни капли. А как же моя небольшая напутственная речь? Все псу под хвост.

Потому что в дюжине футов справа от меня он стоял на обочине под дождем и смотрел в мою сторону… и тут мой мир рухнул.

– Броуди, – выдохнула я.

Это повергло меня в своего рода оцепенение, потому что он и правда стоял прямо там. В джинсах и черной кожаной куртке он смотрел на меня сверху вниз, пока капли дождя стекали с его мягких каштановых волос и пухлых губ… Затянутое тлеющими тучами пасмурное небо отбрасывало тени на его глаза и изогнутые брови… Он выглядел точно так же, как раньше, только… лучше.

– Ты опоздала, – сказал он бесстрастно, после чего сделал несколько шагов мне навстречу и остановился, скользнув взглядом ниже, к моей груди. – Это моя футболка?

Я опустила взгляд.

Это была старая гастрольная футболка Led Zeppelin. На ней было написано «Соединенные Штаты Америки, 1977» и изображен ангел-рокер, голый чувак с распростертыми крыльями. Она не относится к разряду тех футболок, за которую заплатили баснословные деньги в каком-нибудь хипстерском бутике, потому что она выглядела старой и потрепанной. Она и в самом деле старая. Она была мне велика с самого начала, а теперь настолько растянулась, что я завязала ее на бедре, дабы она подошла по размеру. Ворот спадал с одного плеча. Она была ужасно поношена, и в ней образовалось несколько дырок.

И да, это его футболка.

Я подобрала ее с пола в его спальне одним ускользающим из памяти утром, когда мне было восемнадцать. Я так ее и не вернула, да и он никогда не просил об этом. И даже если бы Броуди захотел забрать ее после того, как она износилась бы до чертиков, я бы на это не согласилась.

Это было частичкой его самого. Единственной частичкой в моем распоряжении.

– Нет, – солгала я, застегивая куртку. Бабочки запорхали у меня в животе, когда он потянулся, чтобы собрать мои сумки с тележки.

– У меня была точно такая же. Исчезла примерно в то же время, что и ты.

Его синие глаза встретились с моими, и я почувствовала, как по спине пробежал электрический разряд. Я почувствовала это между ног.

Черт возьми.

Я до сих пор это чувствую.

То же самое… то, что должно было умереть за все годы и мили, разделяющие нас… всю эту тишину… все то время, что я потратила впустую, пытаясь изо всех сил бороться с этим, отрицать это или просто заглушить. Прыткое, горячее и тугое чувство скручивалось у основания моего позвоночника… в легких, в задней части горла, каждая клеточка моего тела загоралась огнем и выступала против каждой секунды, что мы были в разлуке.

Сейчас было точно так же. Только… непреодолимее.

Это было нечто большее.

То безумное влечение, которое я испытывала к нему тогда, стало только сильнее.

Его глаза потемнели, зрачки расширились… и я знала, что он тоже это почувствовал. Затем его взгляд опустился на мои губы. Он вдохнул, раздувая ноздри. Его челюсть сжалась.

Затем он развернулся и пошел прочь. С моими сумками.

О мой бог.

Я просто стояла, наблюдая, как он уходит, и воздух между нами все больше истончался по мере того, как он удалялся, пока я не перестала дышать. Вообще.

Я отмерила две с половиной секунды на то, чтобы прийти в себя. Затем, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха.

И наконец последовала за ним.

Я догнала его, только когда он остановился, чтобы забросить мои вещи на заднее сиденье черного «эскалейда», припаркованного у обочины с мигающими аварийными огнями. Я смущенно стояла, ожидая, когда он обернется, и каждая клеточка моего тела пульсировала от учащенного сердцебиения: легкие – в попытке вдохнуть, мозг – в попытке думать, клитор

У меня дрожали колени.

Ни один мужчина раньше не заставлял мои колени дрожать.

Точнее, ни один мужчина, кроме него.

Мое тело никогда так не реагировало на других мужчин.

[1] Начало поговорки «Sticks and stones may break my bones but words will never hurt me» – «Палки и камни могут переломать мне кости, но слова меня никогда не ранят».
[2] «Грешники».