Отметим примечательный факт: несмотря на чрезвычайно схожую генетику, наши ближайшие родственники – шимпанзе и бонобо – пошли в своем социальном развитии разными, почти противоположными путями. Шимпанзе – воинственный, агрессивный и физически очень сильный (несмотря на средние размеры) вид обезьян. Самец шимпанзе, хоть и доходящий в приседе лишь до пояса взрослому мужчине, на самом деле – гора мышц, раз в пять сильнее атлета-олимпийца. Стаи шимпанзе основаны на строгой субординации сверху донизу, большая часть конфликтов в них решается силой, самки почти беспрекословно подчиняются альфа-самцам. Когда две разные стаи шимпанзе в тропическом лесу вступают в спор за территорию, чаще всего он разрешается ужасным кровавым побоищем с немалым количеством жертв. В противоположность этому, бонобо – самый спокойный, мирный вид приматов. Хотя размерами они похожи на шимпанзе, но физически в разы уступают им; агрессия и вовсе для них нехарактерна. Во многих стаях бонобо царит матриархат; «мудрые» возрастные самки поддерживают разумный баланс отношений между всеми членами своей стаи. Больше всего на свете бонобо любят часами напролет заниматься сексом, причем (что редкость для животного мира) не столько для деторождения, сколько просто ради удовольствия. Лозунг хиппи шестидесятых «занимайтесь любовью, а не войной» словно заимствован из уклада жизни бонобо. Даже черты «лиц» этих двух видов обезьян разные: округлые и как будто немного удивленные у бонобо; острые, с резко очерченными скулами, выступающими мощными зубами и напряженным взглядом исподлобья у шимпанзе. Вероятно, столь мирная популяция вряд ли выжила бы в условиях борьбы с куда более мощными видами приматов. К счастью, ареал их естественного обитания в глубине джунглей Конго по ряду причин не подходит ни гориллам, ни шимпанзе, благодаря чему бонобо выжили и вполне здравствуют там.

Этот пример говорит нам о том, что дальнейшая «самостоятельная» эволюция человека могла пойти по какому угодно пути. И хотя разные группы предков людей, безусловно, вели различный образ жизни, в зависимости от среды обитания, мы имеем больше фактов, свидетельствующих, что по характеру они были скорее мирными, чем чрезмерно агрессивными; нацеленными на сотрудничество и взаимопомощь, чем на беспрестанные конфликты (хотя и не всегда, конечно).

Так что же именно произошло в восточноафриканской саванне 4 миллиона лет назад?

По правде говоря, ничего особенного. Примерно в это время (а может, на миллион лет раньше или позже: точные даты в антропологии оспариваются, смещаются вперед-назад из-за новых находок, и вообще приблизительны, так как эволюция развивается не ровно, а скорее скачками) одним из распространенных видов приматов восточноафриканской саванны стали существа, которых мы теперь называем австралопитеками. К Австралии они, конечно, никакого отношения не имеют. Произошло смешение двух слов из разных языков: «аустралис» – «южный» на латыни и «питекс», по-гречески «обезьяна». Этот вид обитал не южнее других своих сородичей; да и обезьяной он был уже не вполне, однако устоялось именно такое название.

Мозг австралопитеков был такой же по объему, как у шимпанзе, а размерами тела они им даже уступали. Австралопитеки той эпохи крайне редко пользовались камнями и палками для охоты, а до овладения огнем им было невообразимо далеко. В сущности, если бы мы сегодня увидели это небольшое, весьма осторожное и пугливое животное в зоопарке или на сафари, то сочли бы его за обычный вид обезьян, а мысль о том, что это самый древний наш предок, нас сильно удивила бы.

И все же в этих обезьянах было нечто новое.

Вероятно, вам не раз приходилось встречать в литературе или просто слышать известный термин «недостающее звено». Именно оно во времена Дарвина, и даже многие годы после, было, пожалуй, главным аргументом противников теории «происхождения человека от обезьяны». Вот древние приматы, животные, не имеющие ничего общего с нами, говорили адепты этого возражения, а вот скелет уже почти «готового», похожего на современного, пусть и пока живущего в пещере и охотящегося с дубиной на мамонтов человека. А где же переходное между ними звено? И в самом деле, во времена Дарвина о переходных видах человека ничего не было известно.

Данный аргумент давно и безнадежно устарел. На сегодня найдены сотни, если не тысячи, останков древних людей самых разных эпох, физиологическое строение которых изменялось медленно, поэтапно и достаточно «логично» (хоть и не без «белых пятен»). Но на этом долгом пути была одна находка, которую многие антропологи до сих пор считают самой важной за всю историю этой науки.

Если вам доведется побывать в Эфиопии – колоритной, богатой достопримечательностями стране, обязательно зайдите в национальный музей в ее столице, Аддис-Абебе. В одном из его небольших залов под стеклом хранится легендарный экспонат, внешне, говоря откровенно, не слишком броский: разложенные косточки в форме тела небольшой обезьяны. На человеческий скелет эти останки совсем не похожи: характерный череп обезьяны, фрагменты костей короткого позвоночника, кости маленьких рук и ног. Скелет не полный: не все кости существа были найдены.

Перед вами – знаменитая «Люси» (названная с юмором в честь психоделической песни «Битлз»). Группа ученых-антропологов, работавшая в долине реки на юге Эфиопии в начале 1970-х годов, наткнулась на множество скелетных останков необыкновенно древних «людей». Самый полный из скелетов принадлежал взрослой самке ростом около метра и весом при жизни не более тридцати килограммов. Как показали исследования, самка погибла от падения с приличной высоты (вероятно, упала с гребня холма, пытаясь убежать от хищников). Радиоуглеродный анализ показал ее возраст – около трех миллионов лет. Это был первый в истории найденный почти целый скелет нашего столь древнего предка, что стало сенсацией. С момента этой находки, примерно полвека назад, вопрос о «недостающем звене» был окончательно снят с научной повестки дня.

Что же было необычного в не похожих на нас и слабо интеллектуально развитых австралопитеках? Что выделяло их из длинного ряда других видов приматов того времени?

Они впервые попытались встать на две ноги. Поначалу именно пытались. Ранние особи этого вида все еще вполне естественно передвигались также и на четырех лапах, как и все обезьяны. Кроме того, как можно легко заметить в зоопарках, некоторые нынешние обезьяны (шимпанзе, павианы и другие) могут без всяких проблем при необходимости встать на задние лапы, уверенно и естественно сохраняя в такой позе равновесие некоторое время (например, выпрашивая банан у водителя машины или как жест устрашения соперника). Ранние австралопитеки ходили на двух задних ногах не все время, а лишь при необходимости, при этом сильно сутулясь, буквально вжимая голову в плечи. И все же это было нечто совершенно новое. Поздние австралопитеки (этот вид сначала разделился на несколько ветвей, затем все его подвиды вымерли полтора-два миллиона лет назад, но, к счастью, успели передать свои гены новому, более близкому к нам виду), судя по их останкам, ходили на двух ногах уже намного увереннее и почти все время (Люси в их числе). Кроме того, они впервые стали осуществлять самые примитивные действия с помощью камня с заточенным краем: дробили кости, разрезали им шкуры.

Почему австралопитек встал на две ноги? Точно не из любопытства: были важные эволюционные причины, иначе быть не может. Но какие именно причины? Существуют обоснованные, серьезные научные гипотезы, но все равно – это лишь предположения.

Прежде чем анализировать эти причины, стоить вспомнить то, что процесс «выпрямления походки» был отнюдь не одномоментным. Он занял от 1 до 2 миллионов лет: иными словами – десятки тысяч поколений. Промежуток времени между постройкой египетских пирамид до полета человека в космос был в двести раз короче того удивительного «мгновенья», когда первый «человек» (скорее, все еще обезьяна) спрыгнул с дерева и пошел гулять по саванне.

Самая распространенная и, возможно, отчасти верная теория состоит в том, что как раз 3–4 миллиона лет назад наблюдалось климатическое похолодание; тропические леса уступили место открытой саванне. Примерно тогда же в Африке вымерли ряд крупных, опасных видов хищников (саблезубые тигры и другие), что облегчило выживание небольших групп австралопитеков. Зоной их обитания стала граница леса и открытой саванны. Прямохождение позволяло им совершать действия, недоступные до сих пор: например, стоя обозревать саванну; двигаться хоть и немного медленнее, но зато на значительно большие расстояния. Самки могли переносить детей в руках, а не на спине, как обезьяны; на двух ногах было удобнее переходить неглубокие реки. К сожалению, эта теория отчасти умозрительна и не дает ответа на вопрос, почему на задние лапы одновременно с нами не встали другие, очень близкие к австралопитекам генетически, физиологически и по образу жизни приматы той же эпохи (шимпанзе, гиббоны, павианы), которые, как показывают раскопки, водились тогда в тех же самых местах; а значит, сталкивались с точно такими же жизненными проблемами. Возможно, дело было в какой-то неизвестной нам случайности, особой мутации генов, «поддержанной» естественным отбором древних людей, но «отбракованной» всеми другими близкими к ним видами обезьян (такое теория эволюции допускает).

Еще одна известная и популярная теория развития прямохождения первых людей (о ней писали даже классики марксизма): освобождение рук для полезного труда. Согласно этому, древние люди стали изготавливать каменные инструменты для обработки пищи, а также для охоты. Звучит убедительно и логично. Но, увы, не соответствует имеющимся археологическим фактам. Австралопитеки, судя по форме и состоянию зубов, почти не потребляли мяса, а значит, редко или вообще никогда не охотились: их рацион состоял из растений, фруктов, корений, насекомых, которых они подолгу и тщательно разжевывали. Видимо, не брезговали они и падалью (как минимум раскалывали и выедали кости, оставшиеся после хищников и гиен). Что касается каменных орудий труда, то первые такие простейшие артефакты относятся ко времени, когда австралопитеки были очень зрелым видом, близким к окончательному вымиранию. Значит, первые миллионы лет (та же Люси) они уже ходили прямо, но еще явно не делая руками чего-то полезного.

Таким образом, вопрос, почему обезьяна одного вида пошла на двух ногах (а именно это событие стало главным, поворотным во всей человеческой истории) по-прежнему остается дискуссионным.

Очевидно лишь то, что почему-то это действительно произошло, причем бесповоротно. Прямохождение за миллионы лет привело к заметному изменению тела и скелета раннего человека. Появились мощные пяточные кости, на которые при ходьбе можно опираться. Удлинилась и окрепла шея, даже форма черепа изменилась так, что голову стало удобно держать прямо, а не наклоненной вперед. Кости таза стали плотнее (чтобы держать равновесие и вес тела). Изменилась кисть: большой палец руки стал крупнее и сильнее отстоял от прочих: это новшество анатомии принесет огромную пользу следующим, более разумным видам человека.

И все же, если бы мы увидели во время сафари даже поздних, самых «развитых» австралопитеков, мы все равно бы приняли их за обезьян. Они по-прежнему имели совершенно обезьяний череп и «лицо»; их тела были густо покрыты шерстью, рост редко превышал один метр. По всей видимости, хождение на двух ногах они (например, когда была важна скорость) легко перемежали скачками на четырех лапах. Речью они также не обладали: общались громкими гортанными «уханьями», быть может, лишь чуть более разнообразными по смыслу, чем шимпанзе. Если бы современный ребенок увидел австралопитеков из окна джипа во время сафари, то его реакция была бы, скорее всего такой: «Папа, мама, смотрите – вон те шимпанзе привстают на задние лапы, а передними что-то друг другу показывают. Они такие смешные и необычные!»

Следующая остановка в нашем путешествии: период от полутора до двух миллионов лет до нашей эры. Те же места, но с более широким ареалом: не только современные Кения, Танзания, Эфиопия, но и жаркий полупустынный Чад, а также обширные низкие леса юга Африки. Область проживания древних людей, несмотря на все трудности их быта, впервые в истории заметно расширилась, что доказывает их определенный успех в конкуренции с другими видами.