– Басню, – внезапно говорит громким басом другой мужчина в комиссии, перебивая того молодого. Коварно усмехаюсь. У этого огромные усы и очки на кончике носа. Он смешной. Немного. У меня не получается сдержать легкий смешок, но я опускаю глаза, пытаясь вспомнить, какую там басню учила. Собираюсь с духом и с выражением, точно как репетировала дома у зеркала, и начинаю.

– Однажды чей-то жирный Кот
В чужой прокрался огород
И развалился там вальяжно.
Любому псу тут очень важно
Природный выполнить приказ:
Об…

– Стойте, – говорит все тот же мужчина, снимая очки и сжимая переносицу пальцами. – Вы в актерское или в цирковое пришли? Слишком много эмоций. Вы – актриса, а не клоун. Стихотворение давайте.

– Ага, – киваю. Что я там учила? Зажмуриваюсь, пытаясь вспомнить, и снова киваю сама себе. – Ага, да. Готова.

– Да начинайте уже! Мы четвертый час тут сидим.

Я вздрагиваю от недовольного голоса и искренне не понимаю, что я сделала этому парню, что он так на меня вызверяется. Он что, никогда в жизни никуда не опаздывал? Он робот?

– Так. Да, – собираюсь с духом и сжимаю сумку сильнее прежнего. Они не очень добро настроены, кажется… – Роберт Рождественский. «Необитаемые острова».

Снятся усталым спортсменам рекорды.
Снятся суровым поэтам слова.
Снятся влюбленным
в огромном городе
необитаемые
острова. Самые дальние,
самые тайные,
ветру открытые с трех сторон,
необнаруженные…

– Неплохо, – кивает усатый мужчина. Надо было заранее посмотреть, кто сидит в комиссии, чувствую себя очень неловко. – Я бы сказал, что у вас есть талант, но с ним нужно работать. Только стоит быть немного… раскованнее.

– Вы поете? – задает вопрос женщина.

Киваю. Я пою. В душе там, иногда, когда готовлю… С Полинкой на выпускном пели тоже…

– Пойте!

– А что петь?

– Да что угодно пойте, Коровина!

– Ага, – киваю, вмиг забывая все песни. Что петь, что петь? Начинаю паниковать, а потом вспоминаю, кажется, единственную песню, которую могу вспомнить вот так, по щелчку пальцев. – Медленно минуты уплывают вда-а-аль!

– Вы же сказали, что поете?! – негодует тот мужчина с усами. Он явно чем-то недоволен, но чем? Сказали петь, я пою. Что не так опять?

– Ну, а я что делаю? Люблю петь.

– Было бы неплохо еще и уметь. Танцуете? – снова он.

– Люблю, – киваю.

– А умеете? – он такого красного цвета, что, кажется, сейчас лопнет. Синьор Помидор, честное слово. То говорит, что талантливая, то ворчит на меня… Как понять-то, нравлюсь я или нет? Голова кругом уже.

– Да, – говорю, а головой качаю точное «нет». Не училась нигде танцам, что-то подсказывает мне, что не оценят.

– Знаете, Коровина, – говорит тот молодой парень. От его тона мурашки по спине, и я чувствую, что ничего хорошего мне он не скажет… На лице у него все написано. – Быть актрисой, это не только уметь талантливо рассказывать басни и стихотворения. Гораздо большую роль в этом, как и в любом другом деле, играет дисциплина, упорный труд и соблюдение всех правил. Вы опоздали, это раз. Два – ворвались сюда без приглашения, задержав всех членов приемной комиссии. Три – вы соврали по поводу своих талантов в пении. И вы правда считаете, что готовы стать актрисой?

Киваю. Конечно, я так считаю! Иначе чего бы я сюда пришла?

– А я вот так не считаю. Попробуйте себя в чем-то другом. М-м-м… учителем? Вместе с детьми выработаете в себе дисциплину. Всего доброго, творческий конкурс окончен.

Качаю головой, не веря своим ушам. Не хочу я учителем… Я актрисой стать хочу. И роли в кино получать. И чтобы награду мне дали, а весь зал мою фамилию скандировал. И чтобы стоять на сцене и плакать, ночами не спать и роли учить, играть в самых крутых фильмах и подбирать наряды на премьеры…

– Вы НЕ проходите, Коровина, – ставит точку не только в просмотре, но и в моей жизни тот Помидор, добивая меня после тех жутких слов. – Не задерживаем вас больше.

И я ухожу… Не верю, не верю я! Да они просто слепые! И глухие! И вообще ничего не понимают в искусстве! Как вообще что-то может быть выше таланта? Да талант – это девяносто процентов успеха! Как можно вообще…

Хлопаю дверью посильнее, когда выхожу и натыкаюсь взглядом на ждущую меня Полинку.

– Ну? Что сказали?

– Чтобы я стала учителем, – бросаю сумку на подоконник и стараюсь дышать. Я что-нибудь придумаю. Обязательно! Я им всем покажу! – Сказали, что я не принята, потому что у меня нет дисциплины. Индюк какой-то прямо так и сказал!

– Может, задумаешься? Еще есть время поступить в другое место, – совершенно внезапно говорит Полина. Она одна меня всегда поддерживала, и что теперь?

– Ну уж нет! Я не сдамся. Придумаю что-нибудь. Но буду учиться тут. Ясно?!

– Да ясно, ясно… – вздыхает подруга.

То-то же. Коровина своих мечтаний на ветер не бросает.

Глава 2

Лена

Пять месяцев спустя

Ноябрь в этом году, как никогда, холодный, уже весь город засыпало снегом, и морозы такие, как будто уже зима! До театрального кружка мне добираться не больше десяти минут пешком, но по такой скользоте совершенно никуда не хочется. Но надо! Поэтому натягиваю капюшон повыше и громко выдыхаю, прежде чем выйти из дома.

– Мам, я ушла в театральный, – кричу ей. Я хожу туда уже пять месяцев, ровно с того дня, как тот индюк в приемной комиссии сказал мне, что я не могу стать актрисой. Тем же вечером я нашла, куда пойти заниматься театральным искусством, и исправно хожу вот уже почти полгода.

– Лен, осторожнее на улице, там ужасно скользко, – говорит мама. Я на льду не умею держаться вообще, такого таланта у меня нет. Только встаю – сразу ноги разъезжаются.

– Я осторожно, – киваю и выхожу из квартиры.

Моего «осторожно» хватает ровно до выхода из подъезда, я падаю сразу же, как только касаюсь льда носком своих ботинок. Больно! Люблю зиму, но лед… Это же невыносимо. Надо как-нибудь с ним совладать, вдруг мне придется играть в фильме звезду фигурного катания? А я не хочу играть с дублерами, я должна уметь все сама!

С трудом, тремя падениями и отбитым напрочь копчиком я наконец-то дохожу до своей театральной студии. Я твердо намерена стать актрисой, и ничто не помешает мне на этом пути, даже десятки синяков, которые расцветут на мне вечером…

– Лена, ты жива? Мы думали, по такой погоде тебя не ждать, – посмеиваются надо мной другие театралы, как только я вхожу в наш кабинет. Все знают, что я немного неуклюжая, а когда на улице так скользко – это для меня вообще опасно…

– Я почти ползла, но занятие не пропустила бы, – отвечаю таким же смешком. С недавних пор я стала относиться ко всему в своей жизни чуть ответственнее, потому что слова того парня, который завалил меня на вступительных, до сих пор не выходят из головы. И я не согласна с ним, конечно, потому что я вообще-то ответственная и все такое, но никогда не помешает стать лучше, чем есть.

– Итак, товарищи, – говорит наш преподаватель по актерскому мастерству, как только входит в кабинет. – Сегодня у нас необычное занятие, сегодня у нас мастер-класс! Проведет его актриса театра и кино Мария Гончарова, знакомьтесь и за работу.

Он убегает так же быстро, как и появляется, а потом в кабинет входит та самая актриса. Это очень неожиданно для нас! Это не самая крутая театральная студия, она даже не при университете, любительская больше, просто я искала то, что было ближе к дому, а тут такой сюрприз! Мастер-классы от настоящих актеров – это отличный опыт, который я не могу упустить.

И… моя радость тухнет с той же скоростью, с которой искрилась минуту назад. Потому что актриса эта – та самая женщина из комиссии со вступительного экзамена, который я завалила. Она не говорила мне толком ничего, конечно, и не она поставила на мне крест, но обидно! Обидно, что ее жизнь продолжается и она наверняка меня даже не помнит, а я теряю год на пути к своей мечте, а могла бы учиться уже и быть на ступеньку выше к званию великой актрисы.

На занятии мы учимся плакать. По-настоящему плакать, так, чтобы все вокруг верили. Ну, с чем-чем, а с этим-то у меня проблем никогда не было! Заплакать для меня дело трех секунд, даже не придется нажимать на один из своих непроходящих синяков.

На самом деле из-за своей восхитительной способности разрыдаться на ровном месте с самого детства я и загорелась идеей стать актрисой. Потому что бабуля всегда говорила, что мне с моими способностями надо в кино сниматься, ну я и поверила ей… Так поверила, что теперь это стало мечтой номер один. И права была бабуля! Это точно мое.

Поэтому реву я взахлеб и так натурально, что даже сама себе верю. Сначала играю, стараюсь, а потом так грустно становится… Вспоминаю, как не попала в актерское, как грустила потом и заедала эту грусть мороженым, как злилась и не хотела верить во все слова, что услышала там. Еще и на ногу, которую на льду по пути сюда подвернула, встаю как-то неудобно и больно, что слезы еще сильнее из глаз катятся. Остановиться уже не могу! Плачу так сильно, что меня вся группа уже успокаивает и даже сама Мария, которая пришла к нам проводить мастер-класс.

– Вы настоящая актриса, – смеется она, когда я наконец-то перестаю плакать и стираю со щек остатки слез. – Почему вы еще не на сцене театра?

– Потому что вы меня не взяли летом на вступительных, – говорю с обидой в голосе. Знаю, что поступаю по-детски, но что делать, если обида внутри самая настоящая? Я же правда так хотела, а меня в учителя отправили. Восхитительная профессия, но просто не для меня! Я создана для того, чтобы блистать на сцене, и на меньшее я не согласна.

– Вы поступали в этом году? – удивляется она. Киваю. Конечно, поступала! – Почему я не помню никого, кто так натурально плакал бы?

– А я не плакала, – жму плечами, – стихотворение, басня и песню спела, но никому не понравилось.

– Как ваша фамилия?

– Коровина.

– Ах, это вы… Да, я вас помню. Это вы опоздали на последний день творческого конкурса, да? – киваю. Вот тут стыдно немного, да…

– Так вышло! Но я готовилась, и вы сказали, что талант у меня есть, а в итоге…

– Это был Виталий, он довольно категоричен ко всем, кто опаздывает или не живет по стойке смирно, – улыбается она, но немного виновато. – В целом мы с ним согласны, дисциплина должна быть везде, но в вашем случае, к сожалению, это сыграло решающую роль. Возможно, попади вы на другой день – учились бы сейчас на первом курсе.

– Думаете, в другой день он был бы ко мне чуть снисходительнее?

– Думаю, что, если бы вы попали в день конкурса, когда в приемной был бы ректор, все могло бы развернуться немного иначе. А Виталик – его сын. Александр Петрович доверяет ему, как себе, и тот иногда заменяет его во время творческого конкурса. Он учится на последнем курсе, талантливый и перспективный парень.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что в следующем году приходите пораньше, будьте чуть более спокойны, и, возможно, двери нашего вуза будут открыты для вас.

– Спасибо…

От ее слов почему-то на душе не теплее, наоборот, по коже пробегает холодок. Словно она только что сказала, что некий Виталий отобрал у меня шанс, который сам ректор мне мог бы предоставить. Или она не так сказала? Кажется, что именно так!

Что это за Виталий такой вообще? Учится еще, главное. Конечно, чего бы не учиться, когда папа ректор… Я бы тоже с удовольствием училась. Ходила бы на пары и училась показывать страуса, а не надеялась, что в следующем году меня не завалит такой же умник!

После занятия выхожу на улицу и сразу же звоню подруге, мне срочно надо кому-нибудь выговориться! Полинка уехала в другой город учиться, мы теперь только созваниваемся и совсем не видимся, к сожалению, но, если мне нужно на кого-нибудь порычать, я все равно звоню ей.

– Да?