Я посмотрел на здоровых уркаганов, что стояли с краю строя, действительно видно, что физически очень сильные. В строй выходили из всех трёх бараков, строились в четыре шеренги. Когда закончили вызывать будущих штрафников, притащились заключённые, что работали на кухне. Привезли сухой паёк на тележке, в который вошли треть буханки хлеба, десяток сухарей. А ещё, что мне показалось странным, кусок сала примерно на сто пятьдесят грамм. У всех имелись мешки, с подвязками, чтобы носить за спиной, вроде рюкзака. Народ складывал скудный паёк в свои сидоры43. Когда паёк раздали вышел начальник лагеря вместе с конвоем, который будет сопровождать нас. Майор Зельцман толкнул пламенную речь о защите Родины и всё такое, типа мы встали на путь исправления, а своей кровью искупим всю тяжесть вины. А Коммунистическая партия, под руководством Вождя, товарища Сталина, поведут нас в светлое будущее. Говорил красиво, я аж заслушался. А потом подумал, что умели коммунисты своими речами зомбировать людей этого времени. Колонной нас повели на выход из лагеря, к реке, именно там стояла баржа, по моим прикидкам из лагеря забрали почти восемьдесят человек, может чуть больше, а может меньше. Заключённые шагали вольным шагом.

– Сейчас запрут нас в барже, как селёдку в банке. Скорей всего до Тавды сплавятся, там железная дорога есть, – произнёс негромко Ловкач.

Я подумал, что моё тело тоже наверняка знало куда могут везти, ведь в лагерь как-то доставили. Только память родственника не торопилась делиться со мной знаниями. В очередной раз я подумал о том, где мне найти перстень, который вернёт меня обратно в моё время через ритуал. Как только подошли к реке, я рассмотрел катер и баржу. Сам катер по принципу буксира, но толкает баржу в корму, скорей всего закреплено там всё прочно. На палубе баржи малые постройки, явно не для нас, а для конвоя. Действительно, нас загрузили в трюм баржи, освещения здесь не было, точнее не было искусственного освещения, зато имелись вентиляционные люки, которые были зарешечены. А иначе была бы вероятность задохнуться в трюме. Да и конвою наблюдать можно через такие люки вентиляции, даже пострелять можно, если потребуется. Ловкач выбрал место недалеко одного из люков, таковых имелось три штуки. Места были заняты, но Ловкач, не обременяя себя любовью к ближним, распинал ногами некоторых заключённых, освободив нам место. Я заметил, что блатные конкретно шугали других заключённых не стесняясь. Если кто-то что-то проворчал, то Ловкач шикнул, ворчание сразу прекратилось. Мы уселись, привалившись спиной к борту баржи. Антон развязал свой сидор, стал осматривать свои пожитки. Похвастался мне почти новой колодой карт. Не может Ловкач без игры в азартные игры, в будущем таких людей будут называть игроманы. Немного порывшись, Антон достал два предмета, закрыв полой пиджака от чужих глаз, показал мне.

– Смотри чем разжился, два дня назад выиграл у нашего кузнеца. Поверь на слово, мастер он хороший, много перьев44 сделал, никто не жаловался, – улыбаясь прошептал Антон.

Это были ножи в ножнах, а точнее финский нож, в народе назывался «финкой». Широкое и короткое лезвие, ручка выполнена из бересты. Я такие ножи встречал в будущем, что интересно из-за бересты нож не тонет в воде. Сделан качественно, ведь я сам кузнец, правда в другой жизни. В общем вещь очень полезная, таким хоть сало порезать, хоть горло кому-нибудь вскрыть. Я проверил заточку клинка. Что сказать, лагерный кузнец мастер однозначно, жаль не познакомился с ним. Развязав свой сидор, я достал нательную рубаху и стал резать её на полосы.

– У тебя что, рубаха лишняя? – удивился Антон.

– Делай как я, не зубоскаль, – коротко произнёс я.

Я задрал штанину и начал приматывать финку с ножнами к икре правой ноги тканевой полосой от рубахи. Я правша, с этой стороны мне удобней достать клинок, если возникнет такая надобность.

– Думаешь нас шмонать45 будут? – спросил меня Антон, но повторил мои действия.

– Думаю, что не без этого. Кое-что оставят, а вот ножи отберут однозначно, чтобы мы в дороге друг другу уши не обрезали. К тому же нам где-то по дороге другую одежду дадут, не отправят же в бой в том, что на нас сейчас, – коротко пояснил я.

Я считаю, что при качественном обыске мы так просто свои финки не спрячем, но попытаться стоит. Ловкач продолжал инспектировать своё барахло, а я, привалившись головой к борту баржи задремал.

Лето 1942 год. По реке до Тавды. Штрафники-добровольцы.

Я проспал пару часов, проснулся от того, что тело затекло от неудобного положения. Наше место с Антоном было рядом с люком, откуда падал дневной свет. Осмотрелся. Прямо под люком, чтобы было освещение играли в карты. Даже не сомневался, что там Ловкач. На полу трюма стоит ящик, с одной стороны сидит Антон, с другой несколько зэка. Ловкач внаглую обыгрывает народ, пока есть возможность. Я прислушался к разговору.

– Игра должна быть на интерес, тогда здоровый азарт просыпается в человеке, жить становится веселее. Что поставишь, Сухарь? – активно уговаривал заключённого Ловкач.

– Ты у меня уже все сухари выиграл. Могу ботинки поставить, пойдёт? – горячился незнакомый мне жулик, но явно поддавшийся азарту.

Ловкач достал блестящий портсигар, покрутил им перед носом Сухаря.

– Ботинки твои мне ни в одно место не упирались, сам носи. Я смотри какую ценную вещь ставлю, а ты за ботинки базаришь. Портсигар старинный, хороших денег стоит, за такую вещь можно пару буханок хлеба выменять. Ставь свою цепочку, я знаю у тебя есть, – забалтывал своего оппонента Ловкач.

– Ну есть. И что? Цепочка золотая, между прочим, против портсигара не тянет, – азартно возражал Сухарь.

– Твоя правда, ставлю к портсигару бензиновую зажигалку, медную. Безотказная штука, кремень новёхонький, а ещё пачку чая. Душистый чай, из него чифирь словно напиток богов получится, – продолжил соблазнять игрока Ловкач.

В результате Антон уговорил оппонента, мелкий воришка Сухарь поставил золотую цепочку на кон игры. Где только этот жулик хранил цепочку, что в лагере у него не отобрали и не украли? Пара минут и Ловкач вновь в выигрыше. Антон веселиться, Сухарь отходит расстроенный. Ловкач продолжает зазывать желающих испытать судьбу в картах. Я усмехнулся, Антон точно не исправим. Пока нас везут он явно обчистит достаточно народа среди контингента. Насколько я успел узнать и частично вспомнить, Антон начал играть в карты ещё в школе, был у него сосед по квартире в Самаре, который обучал его играть в азартные игры и фокусам на картах. А ещё у Антона феноменальная память, один раз посмотрит и запоминает сразу. Даже рубашку карты, та, что с обратной стороны карты, запоминает. Говорит, что все рубашки у карт разные, а он их отличает. Его бы талант, да в мирное русло. Я конечно же не о игре в карты, а о памяти Антона. Уголовник Сухарь так возбудился, что достал золотые серёжки с камешками, вроде рубины, я сразу не разглядел.

– Ловкач, ставлю серьги с рубинами против портсигара и моей цепочки, – храбро заявил проигравший Сухарь.

– Сразу видно не нюня, а настоящий мужчина. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Добавляю зажигалку и нательное бельё, новое, между прочим, – тут же поднял ставку Антон.

– Отвечаю, часами, говорят, что командирские, – Сухарь достал из своего сидора механические наручные часы и положил их на ящик.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Фартовый46 ты мужик, Сухарь, бабы тебя наверняка любят. Желаю, чтобы тебя ждали дом у речки, баба голая на печке, ведро пива, водки таз, ну и об освобождении приказ, – весело приговаривая, раздавал карты Ловкач.

Как итог Сухарь проиграл свою ставку через минуту, он матерился следующие три минуты, проклиная своё невезение и Ловкача, который забрал у него удачу.

– Да не переживай ты так, старина. Не везёт в картах, повезёт в любви, – успокаивал Сухаря мой приятель.

При этом казалось, что Ловкач искренне жалеет своего проигравшегося оппонента, чем сразу подтвердил, выдав Сухарю щепоть махорки. Когда Сухарь скрутил самокрутку, Ловкач дал ему прикурить от своей зажигалки и пообещал, что в следующий раз Сухарю точно повезёт, важно, чтобы у него было что-нибудь стоящее для ставки на кон игры. А Удача она такая красотка, она решительных любит. Сухарю обязательно повезёт, но в другой раз, когда он свою решительность подкрепит ценной вещью. Как только наступил вечер, дневное освещение совсем ослабло. Ловкач прекратил игру и пересел ко мне.

– Тебе, Антон, не сидор нужен для вещей, а телега. Ты что, всех жиганов ободрать в карты хочешь? Зачем тебе столько вещей? То же золото могут отобрать на пересылке, где нас переодевать будут, – по-доброму пожурил я друга.

– Эх, Ромка, и чего я такой в тебя влюблённый? Друг ты мне до гробовой доски. Ни за что бы я не ввязался в эти штрафные роты, но пропадёшь ты без меня. Сейчас стемнеет, мы часть золотишка на тушёнку обменяем у конвоя, – со знанием дела заявил Ловкач.

А я подумал, что у моего двоюродного деда был настоящий друг, постараюсь всё сделать, чтобы он не погиб в той мясорубке, куда нас везут.

Когда совсем стемнело на улице, в трюме стало вообще мрачно, будто в заднице у африканца. Однако Ловкач, казалось, дремал, я же уснуть не мог, потому просто размышлял о том, что нас ждёт. Вскоре затихли шаги на палубе. В трюме уголовники и прочие арестанты затихли, слышался храп и сопение. Люди спали. Неожиданно для мен Антон толкнул меня в плечо.

– Жерех, вставай, надо обмен произвести, – тихо прошептал мой приятель.

– Какой ещё обмен? – не сразу понял я.

– Я сяду тебе на плечи, так ты меня поднимешь к люку, а я попробую договориться с часовыми, чтобы золотишко на харч обменять, – пояснил Антон.

Вентиляционный люк с решёткой находился на высоте метров трёх, примерно. Антон уселся мне на плечи, я встал вместе с ним, как раз под люком. Нашего общего роста хватило, чтобы Ловкач приблизил лицо к решётке люка.

– Эй, служивый. Служивый, подойди сюда, дело есть благородной важности, – начал тихим голосом подзывать Антон часовых к люку.

Ловкач повторил свои призывы ещё несколько раз прежде, чем в люк заглянул «энкэвэдэшник».

– Чего тебе, урка грёбаная? – ругнулся часовой, но тоже тихим голосом.

– Предложение есть, жажду спроса на моё благородное предложение. Мне золотая цепочка карман жжёт, готов обменять на четыре банки тушёнки. Крале своей подаришь, она тебя за это любить так будет, что ангелы на небесах позавидуют, – начал свои уговоры Ловкач.

– Как мне знать, что твоя цепочка не бронзовая? – усомнился часовой.

– Да ты что, служивый? Век мне воли не видать, чтобы я стал своё честное имя марать. Где это видано, чтобы блатной бронзу в кармане таскал вместо золота? Мне эту цепочку моя любимая отдала, когда на войну меня провожала. Возьми, говорит, Антошенька цепочку, а когда голодно станет, обменяешь на тушёнку, – искренне врал Ловкач.

– Вас же из лагеря забирали, где ты там свою любимую нашёл? – вновь не поверил часовой.

– На свидание со мной приезжала моя любовь неземная, буквально два дня назад. Цепочка неворованная, а честными руками добыта, – продолжал увещевать часового Ловкач.

– Две, – сразу сбил цену часовой.

– Три банки и пачка чая. В противном случае потерплю до Тавды. Там у железнодорожного конвоя обменяю, может служивые там более милосердные, – не унимался Антон.

– Давай сюда, я посмотрю, – заявил часовой.

На моё удивление Антон передал часовому цепочку. Ведь, по сути, конвойный может легко забрать вещь и ничего не давать нам взамен. Сверкнула зажигалка, видимо часовой рассматривал цепочку, потом сказал ждите и отошёл от люка. Прошло минут пятнадцать, Ловкач уже спрыгнул с моих плеч, но из-под люка не уходил. Я уже было подумал, что нас обманули, однако послышались шаги и сразу в люк сбросили три банки тушёнки и маленькую пачку чая, грамм на пятьдесят. Антон ловко поймал предметы обмена и присел рядом со мной.