Перед глазами круговорот скалящихся надо мной лиц, грубые пальцы в волосах, на моем теле, словно ублюдки знают: именно эти пятна с кожи оттереть сложнее всего. Они будут гореть на ней даже дни спустя, как выжженные, это чувство такое мерзкое…

Отмыться – всегда проблема. На этом я чертову собаку теперь съела.

Я хочу закопать ее и похоронить. Избавиться, хоть внутри по-прежнему трясет. Если бы не фары въезжающей во двор машины, не знаю, чем бы тот вечер вообще закончился. Фары спугнули Чупу и его дружков, а я… я все-таки побежала…

Пусть поздно, но все же побежала! В чокнутом аффекте. Даже зная, что за мной не гонятся, а только гогочут вслед.

Это так стыдно…

Страх, беспомощность. Физическая и моральная, даже если храбришься изо всех сил!

Я целый час глотала слезы, сидя на ступеньках черной лестницы своего дома и не представляя, как вот такая войду в квартиру: растрепанная, в порванной футболке, заплаканная. Я наврала родным прямо в глаза, лишь бы не задавали вопросов, утром замазала тональником мелкие синяки на руках, на ребрах… на груди…

Утром я тоже была в аффекте. И в то же время будто бы нет. Просто металась внутри себя и корчилась, когда решилась…

Страх снова был, но уже другой. Перед парнем, который меня пальцем не тронул, но все равно заставляет в струну все внутри натягиваться.

Никогда бы к нему не подошла. Сама – ни за что.

Теперь уже от другого трясет. Пока Палач вез домой, чуть сердце из груди не выскочило.

Псих. Ненормальный.

Кто так машину водит? Только ненормальные! Будто миллиметр – это дистанция, а скоростные ограничения в городе – для пешеходов.

Для меня это… что-то запредельное.

Вот так легко нарушать правила для меня непривычно. Я так не умею, я… Ума не приложу, как он умудрился снести своим бампером мой скутер; хоть тогда ни царапины не оставил, но все же снес. Как?! Он водит машину так, будто в его башке специальная прошивка!

Мне то холодно, то жарко, когда представляю. Лицо его. Тело… Голос!

У него ухо пробито. Заметила случайно. Не видела никогда, чтобы носил в нем что-нибудь, а теперь все время в голову эта деталь лезет. Прицепилась…

В холле окно меняют, кондиционеры отключили. Жарко. Голове с непривычки свежо, может, и хорошо, что волосы обрезала. От этой мысли в горле першит.

Палач по субботам на тренировки не ходит, но все равно каждые пять минут поглядываю на дверь.

Он ничего не обещал.

Только взял номер телефона, потом спросил, как называется геймерский клуб. Я дала адрес. Про Чупу тоже рассказала. То, что знаю. Что он мажор малолетний, его мать в городской думе депутат, а до этого владела большим бизнесом.

У рабочих громко жужжит дрель.

У меня… голова кипит. Телефон я из рук не выпускаю. Он с утра молчит, но за прошедшие дни я привыкла смотреть на него сжавшись, а теперь все время сердце частит.

Входящий звонок от брата получаю в середине дня.

– Привет… – натянуто говорит Никита.

– Угу… – отвечаю, вперив взгляд в клавиатуру рабочего компьютера.

– Слушай… тот пост… ну, с твоими фотками, в общем… удалили.

Меня омывает кипятком с головы до ног.

Прижав руку к груди, пытаюсь сглотнуть и не получается.

– Что? – спрашиваю глухо.

– Ну, удалили, – повторяет брат. – И… в общем, сегодня тихо как-то. В чате игровом. И вообще. Я не знаю, штиль какой-то…

– Ясно… – отвечаю хрипло.

– Я это… я тебя сегодня с работы встречу.

– Не нужно, я на такси приеду, – продолжаю хрипеть в чертову трубку.

– Все равно встречу, – отвечает упрямо. – Буду каждый вечер встречать.

Закусываю губу, чтобы сдержать дрожание подбородка. Предложение брата пробирает до нутра, опять глаза заволокло. Этот стресс… пророс во мне, расплодился. Дышать не дает, ведь Никита уже неделю из дома не выходит. Видеть в его глазах чертей каждый раз, когда смотрит на мою новую прическу, – страшно! Я строго-настрого запретила делать глупости и каждый час боюсь, что он не послушается.

– Я… позвоню вечером, – говорю ему. – Пока…

В висках стучит пульс.

Мне не нужно далеко ходить, чтобы сделать выводы. От них волнение такое сильное, что кажется, вот-вот им захлебнусь. Оно плещется в крови с новой чертовой силой, когда в пять вечера мне звонит курьер интернет-магазина, а спустя полчаса возникает перед стойкой и вручает посылку. В ней коробка с новым телефоном. На два поколения моложе того, что был у Никиты, но мне не приходит в голову предъявлять по этому поводу претензии.

Упав на стул, я опускаю лицо в ладони и выдыхаю так, словно до этого мгновения не дышала сутками.

Глава 15

Яна

Оставшиеся до конца рабочего дня часы кажутся мне резиновыми. Мне слишком сильно хочется засунуть голову в морозилку или под кран с холодной водой, чтобы мысли не кусались. Не вертелись ураганом, не плясали как пьяные!

Я рисую в голове картины. Мучаюсь. Мечусь, не в состоянии решить, что должна делать: взять в руки телефон и написать «спасибо»?

Написать ему. Палачу.

Ведь все происходящее – его рук дело, по-другому и быть не может.

В груди становится тесно каждый раз, когда привыкаю к мысли, что он принял мое предложение. Принял! Это ощущается узлом в животе, и он постоянно шевелится, этот узел. То холодит, то обжигает, но в покое не оставляет.

Вдруг понимаю, что обо всех забыла. Я будто в вакууме жила последние дни, может, поэтому в голове только ЕГО лицо, больше ничьи туда не помещаются. Ни Божены, ни… Ильи.

Илья…

Сердце подрагивает, когда это имя бегущей строкой в голове проносится. Он тоже видел те фотографии? А Палач? Он видел?

Щеки печет.

Почему он молчит?!

За окном такси, которое везет меня домой, темно. Уже половина одиннадцатого вечера, и за это время Палач ни разу со мной не связался. Это нервирует. Кожу сдирает! Я только и думаю о том, что ему скажу, если позвонит.

«Привет».

«Спасибо».

«Как дела?»

Черт.

Считая желтые фонари вдоль проспекта, я прижимаю к груди коробку со злосчастным телефоном всю дорогу, словно она – символ всех моих страданий. Ведь именно с этого чертового телефона все и началось, а теперь закончилось, но внутри меня живет тревога, которая не дает вышагнуть из этих обстоятельств так, словно ничего не было.

Именно поэтому я вызвала такси, лишь бы на автобусе не ехать. Не идти знакомой дорогой, которая теперь пугает. Потому что помню все слишком хорошо. Вот так просто – не вышагнуть!

Мурашки, которые по плечам бегут – колючие. Мысль о том, что для кого-то моя проблема выеденного яйца не стоит, тоже колется. Несправедливость печет. Выжигает внутри обиду на весь этот чертов мир, в котором только сильный выживает, а слабый – это я.

Никита ждет меня у подъезда. Ходит туда-сюда, одетый в толстовку и шорты, из которых торчат худые ноги.

– Салют… – угрюмо бурчит.

Вручив ему коробку, тихо говорю:

– С Новым годом.

Брат пялится на «подарок» с недоверием. На него, на меня. Следом идет, когда в дом захожу. Топает по ступенькам и успевает нажать на кнопку лифта сам, потому что я двигаюсь как вареная.

Еще вчера все мышцы начали болеть, будто меня в канат скрутили и обратно раскрутили. Это от напряжения. Я не знала, что так бывает. А теперь… теперь знаю.

– Не понял… – тянет взволнованно. – Ты че, киллера наняла?

– Почти… – отвечаю, прижимаясь спиной к стене скрипучей кабины.

Истина опять марширует по мне волной. Я своим секретом ни с кем не хочу делиться. Палач – мой секрет? Выходит, так. Боюсь, что, если открою рот, от смущения стану свекольного цвета, потому что не знаю, как про него говорить.

– Нет, ну правда, – допытывается. – А хуже не будет?

– Я не знаю… И так голова кипит…

– Ладно… – вздыхает. – Уже все равно дерьма палата…

– Ник!

– Сорян, – улыбается, как оболтус.

Отвесив ему легкий подзатыльник, чувствую, как внутри растекается тепло. По всему телу растекается, будто с пальцев капает. Дышать хочется. Полной грудью! Мелочь, которую раньше не ценила, а теперь научилась.

В квартире пахнет едой, но аппетита у меня как не было, так и нет.

Минуты тикают. Я знаю, что должна сделать. Должна взять телефон и позвонить, но, когда выхожу из душа, руки и ноги неподъемные. Глаза закрываются, как только головой подушки касаюсь, и на обратной стороне век лицо Палача!

Отчетливо и во всех подробностях.

В животе от этого мурашки, а в голове ясное понимание: он заставил Чупу вернуть нам телефон. С процентами. Кто из них двоих волк, а кто овца, сомневаться не приходится. Как и в том, что он сделал это небезвозмездно…

До боли закусив губу, испускаю в подушку протяжный стон.

Глава 16

Яна

– У тебя телефон орет! – ударяет Никита по двери ванной с той стороны.

Несмотря на то что уже почти полдень, я все еще не проснулась, но как только улавливаю в глубине квартиры сигнал своего рингтона, роняю в умывальник тюбик зубной пасты и чувствую скачок привычного адреналина в крови.

Звонить может кто угодно, но мое сердце заходится в пляске, пока, обернутая полотенцем, иду в свою комнату на деревянных ногах.

Не выпрыгиваю из кожи вон только потому, что уже это сделала. Минуту назад. Имя контакта на дисплее не может прикончить меня второй раз за это утро, поэтому смотрю на него, внутренне подбираясь.

У меня секунда на то, чтобы, пожевав губы, принять звонок, пока Палач его не прервал.

Обтерев о полотенце мокрые после душа пальцы, нажимаю кнопку ответа.

– Да… – говорю в трубку.

– Здравствуй, Яна.

Зажмурившись, прекращаю дышать.

Слышать его голос – все равно что капля горячего воска на коже. Сначала жжется, а потом привыкаешь!

– Пр… привет… – произношу, запнувшись.

И ненавижу себя за это. Почему это не лечится?!

Может, потому что я не могу рядом с ним расслабиться? Ни на секунду. Все время думаю, что сказать или лучше вообще молчать.

– Тебе вернули телефон? – спрашивает.

– Да, – выпаливаю. – Спасибо! Я очень благодарна. Очень. Я… буду стирать твои носки, если хочешь. Я…

– Мои носки стирает машинка, – обрывает. – Заеду за тобой в четыре. Возьми купальник, – сообщает.

Это огорошивает.

Паника, волнение, снова чертов адреналин.

Я не хочу…

Но подсознание твердит, что я лгунья. Отъявленная, ведь на самом деле сама не знаю, чего хочу. Его увидеть?

К черту…

– Заедешь? – спрашиваю нервно.

– Да. Есть проблемы?

– Я не знаю, я…

– Ты? – поторапливает.

Черт!

Стиснув кулаки, подбираю в голове слова так тщательно и упрямо, что они выходят из меня ровно и сдержанно:

– Если ты снова торопишься, я в твою машину не сяду.

– Ты мне условие выставляешь?

В его голосе нет издевки или претензии, но я все равно напрягаюсь.

Я его совсем не знаю. Совершенно!

Умолкнув, переминаюсь с ноги на ногу. Мне снова хочется от него сбежать. И подальше.

– Яна? – слышу свое имя в трубке.

Сглотнув слюну, тихо произношу:

– Да. Это условие.

На этот раз молчит он.

Я чувствую, как по ногам поднимается жар. Перекидывается на живот, плавит его, пока жду слов, окрашенных низким тембром голоса. Стоит признать и не выкручивать факты наизнанку – голос ему подходит. Такой же привлекательный. Десятибалльно.

– Сегодня я никуда не тороплюсь, – сообщает наконец-то. – До встречи.

Не менее ошарашенно слушаю повисшие в трубки губки.

Несмотря на то что у меня впереди есть четыре часа, чтобы переварить и принять ситуацию, это вряд ли поможет. Он даже не сказал, куда мы едем. Не сказал вообще ничего толком.

К тому времени, как со смены возвращается мама, успеваю приготовить обед и привести себя в порядок, но так долго кручусь перед зеркалом, что это не заметить может только слепой.