Я слушала их перепалку и бледнела все больше. Так вот она какая! Настоящая барыня. Бессердечная стерва, которая пожалела кусок хлеба для несчастного сироты, и тот умер в приюте. Неудивительно, что Палаша ненавидела ее. И я понимала, что теперь исправить прошлое зло невозможно. Не могла же я сказать горничной, что в теле Любови Шереметьевой другая, я. Палаша никогда бы не поверила и посчитала бы меня сумасшедшей.

– Палаша, пойми, я не смогу, – мямлил мужик, но уже колебался.

– Ну и дурак! А если бы помог мне, господин бы нам денег заплатил. Он двести рублев обещал! А может, за услугу такую мне вообще вольную справит, если угодим ему.

– Не буду я в крови руки марать, даже ради твоей вольной, Палаша.

– Вот, значит, как? Сам вольный, а мне век в неволе жить? Да? Значит, и про любовь свою все мне врал! Тогда и живи один! Не пойду за тебя замуж! Так бобылем и помрешь!

Палаша вскочила со стула и, схватив большой кухонный нож, вдруг бросилась к двери, за которой я стояла. Я в ужасе отшатнулась, не на шутку перепугавшись. Но в следующий момент лесник бросился вслед за горничной и схватил ее за руку. Он прекрасно понял, что она вознамерилась сделать, и я тоже поняла по зажатому в ее руке ножу.

– Да погоди ты, бешеная! Давай все спокойно обсудим, – заявил недовольно мужик, оттаскивая женщину обратно к печи. – Сядь. Я же не сказал нет…

Они уселись обратно за стол и начали шушукаться.

– Сначала ее кокнем по-тихому, пока она спит, а потом и ребенка. Никто и не узнает.

У меня все потемнело перед глазами. Сначала муж, который ненавидел и желал моей смерти, теперь горничная собиралась меня зарезать во сне.

– Только тянуть не надо, – услышала я последние слова Палаши – Пока никто не очухался и не узнал, что я ее сюда привела. Тело ее спрячем, зароем и дите тоже. Пусть ищут по лесам. В жизнь не найдут. А я всем скажу, что потерялись мы друг с другом в лесу.

Я попятилась от двери, нервно мотая головой.

Как же ангелы послали меня в это тело и в этот мир, где моей смерти жаждали сразу столько людей?

Муж, горничная, лесник, кто еще?

И, видимо, эта злыдня Палаша говорила правду про моего мужа. Что он намерен меня извести. Но только скрыла от меня одно – что и сама служила Шереметьеву и старалась исполнить его приказ. Потому и завела меня в лес! А извозчик и лесник были с ними в сговоре!

Просто прекрасное начало новой жизни!

Куча ненавистников желают разделаться со мной. Я непонятного где, в дремучем лесу, да еще и малютка на руках.

С каждым мигом мною все сильнее завладевал страх, а в голове настойчиво забилась яростная мысль – надо немедленно бежать отсюда, пока не случилось самое страшное!

Я подумала о том, что, если бы сейчас я встретилась с этим извергом, моим мужем, этим графом Шереметьевым, сразу же бы заявила ему, что согласна на развод. Зачем держаться за того, кто тебе изменяет и не любит? Зачем? Для чего? Чтобы он и дальше вытирал о меня ноги?

Ну уж нет. Возможно, прежняя молодая графиня Любовь и хотела всеми силами удержать мужа-изменника, но мне, Зинаиде Алексеевне, это точно было не надо. Я достаточно уважала себя и была слишком самодостаточна, чтобы терпеть подобное. Насильно мил не будешь, как говорится.

Пусть блудливый муженек будет свободен и женится на этой своей любимой мадаме, на которой хотел. А мы с малышкой уедем.

Можно было и сейчас это сделать. Убежать, скрыться, уехать. Пока вся эта свора жаждущих моей смерти озлобленных людей не растерзала меня. Я исчезну из их жизни и больше не буду доставлять неприятностей.

А у меня будет новая спокойная жизнь. Главное, что со мной любимая доченька, а ради нее я выдержу все.

Бросившись обратно в спальню лесника, я влетела в комнату и склонилась к кроватке. Дочка спала, мирно посапывая. Решение я приняла еще минуту назад.

– Мы отсюда уходим, малютка, – прошептала я малышке и добавила: – И немедленно.

Я выглянула в окно. Стало совсем темно, жуткий неприветливый лес отталкивал. Но, по крайне мере, прекратился занудный дождь, который лил почти двое суток. Это было хорошо.

Я понимала, что идти в чащу ночью одной с младенцем на руках и непонятно куда страшно и очень опасно. Но еще опаснее было оставаться здесь, в сторожке с двумя потенциальными убийцами, которые жаждали расправиться со мной за деньги, полученные от моего мужа.

Глава 9

Я начала проворно одеваться. Благо моя высохшая одежда висела на стуле здесь же. Пока я торопливо натягивала на замерзшие ноги панталоны и чулки, в моей голове вертелась только одна мысль – надо где-то спрятаться до рассвета. Потом, когда встанет солнце, возможно, станет видно, куда идти. Знать бы, в какой стороне усадьба или деревня какая. Но в усадьбу идти точно нельзя, там же мой благоверный, жаждущий меня убить. Потому надо было найти ближайшую деревню.

Но дольше размышлять было некогда. Я уже надела на распущенные волосы шляпку и завязала плащ на шее.

Теперь надо было осторожно собрать малышку. Я бережно, стараясь не разбудить, переложила ее на несвежую простыню, постеленную на кровати, потом завернула дочку в нее. Сверху обернула старым цветастым платком. Боялась, чтобы малышка не замерзла на осеннем ветру ночью.

Быстро распахнув ставни, я положила спящую дочку на стол, стоявший у окна. Взобравшись на подоконник, перелезла через него и бесшумно вылезла наружу, спустилась на траву. Потом подтянулась и схватила малютку. Прижав ее к себе, облегченно выдохнула.

Уже через миг я словно безумная ломанулась в лес, убегая как можно дальше от сторожки лесника. Было так темно, что я видела только деревья в двух шагах перед собой. Но это не останавливало меня. Я словно одержимая неслась дальше.

Спустя полчаса я ощутила, что устала и надо уже остановиться.

Решила найти более-менее сухое раскидистое дерево и переждать ночь под ним. Утром рассветет, и будет видно, куда идти.

Я шла уже медленно, оглядывая ближайшие деревья и кустарники. В это время на небо взошла луна и стало немного светлее.

Вскоре я заметила раскидистую ель, ветки которой почти лежали на земле. Я приблизилась к ней и устало присела на сухие колючие ветви. Оперлась о ствол, облегченно выдохнула. По крайней мере, я сидела на ветвях, а не на холодной земле.

Малышка так и спала. Некоторое время я думала о своей горькой доле в этом мире, но вскоре усталость взяла верх, и я решила немного поспасть. Хотя сидячее положение к этому не располагало, все же я прикрыла глаза. Вскоре я почти задремала, как вдруг где-то поблизости завыл какой-то зверь. Я испуганно распахнула глаза, всматриваясь в темноту.

Это был волк?

Я боялась даже думать об этом. Сильнее прижимая к себе дочку, начала призывать на помощь всех святых, которых знала.

Так в полудреме я просидела почти до рассвета. Слава Богу, никакой зверь не учуял нашего запаха. Дочка крепко спала и даже не просыпалась. Я постоянно трогала ее лобик, боясь, как бы у малышки от этих ночных похождений не поднялся жар. Но с ней все было хорошо.

На удивление, эта ночь была теплой, и я почти не замерзла. Только чуть продрогла от ночного влажного воздуха.

Когда первые лучи солнца осветили лес, я встала и решила идти дальше. Огляделась, ища глазами просвет среди деревьев. Мне нужна была какая-то дорога или тропка. Она бы точно вывела в ближайшее поселение, деревню или село. Оттуда я уже могла двигаться дальше. Адрес своей троюродной тетки, который один раз произнесла Палаша, я отчетливо запомнила: «Северный уезд. Город Сосново. Улица Царская, десять».

Мне повезло, или же опять ангелы помогли. Уже через час блужданий по лесу я выбралась на проселочную дорогу. И быстро пошла по ней, прижимая малышку к себе. Я не знала, в какую сторону идти, но надеялась на удачу. Еще в сторожке лесника я оглядела свои карманы, но они были пусты, дамской сумочки у меня тоже при себе не было. Может, ее забрала у меня Палаша? Но точно я не знала.

Оттого ни еды, ни денег у меня сейчас с собой не было. Только единственное горячее желание – выжить!

День стоял довольно прохладный, но солнечный. Укутанная в плащ, я не мерзла. В какой-то момент дочка заплакала, требовательно прося есть. Я отошла с дороги, присела на сваленное дерево, лежавшее на пригорке, мимо которого проходила дорога.

Распахнула плащ, расстегнула пуговицы на платье и приложила дочь к груди. Удостоверившись, что малышка жадно зачмокала, я окинула взглядом округу. И тут же разглядела внизу пробегавшую речку, а через нее мост. Дорога как раз шла через него. Далее виднелись избы, а еще дальше дома небольшой деревушки или маленького городка.

Я обрадовалась, решив поскорее продолжить путь. Уже был почти полдень, и очень хотелось пить. Надеялась, что сердобольные люди все же дадут мне воды.

Пока малышка жадно еда, я думала о том, как назвать ее. Все же уже третий день, как она появилась на свет. Имя – простое, лаконичное и красивое – сразу пришло мне на ум.

– Анна. Я назову тебя Анечка, – сказала я сама себе, с любовью оглядывая ее синие глазки и темный пушок волос повыше личика.

Именно так я всегда хотела назвать свою дочку, когда еще жила в своем мире.

Едва дочка заснула, я поспешила в городок. Прошла несколько крайних улиц и оказалась на довольно широкой и шумной площади. Здесь торговали всякой снедью, утварью и другими товарами. Много народа, одетого по-старинному, сновало вокруг, кто покупал, кто продавал что-то, кто просто спешил мимо по своим делам.

Желудок мой требовательно урчал от голода, но я старалась не думать о еде, чувствуя, как запахи свежей сдобы и каких-то сладостей витают в воздухе. С другой стороны многолюдной площади, которую я миновала, стоял большой двухэтажный дом с широким крыльцом и распахнутыми дверьми. Над его входом красовалась вывеска: «Трактир “У Троицкого моста”».

Я поняла, что это то, что мне нужно. Здесь мне точно дадут воды. А может, даже и пожертвуют кусок хлеба? Ведь наверняка в таком большом трактире много и еды, и посетителей. А еще мне надо было узнать, как нанять экипаж или какую-то повозку, чтобы довезли меня до городка, где жила моя тетка.

Быстро поднимаясь по ступеням шумного заведения, я уже решила, что не буду называть своего настоящего имени. Вряд ли меня многие знают в лицо в этом городке. А если и знает кто, сделаю вид, что обознались. Все же не стоило моим недругам знать, где я сейчас нахожусь.

Я торопливо вошла внутрь и огляделась. После улицы я чуть прищурилась, привыкая к полумраку. В этот обеденный час в трактире было многолюдно. Посетители, а в основном сидели здесь мужчины, одеты были просто и выглядели как местные крестьяне или рабочие. Все сидели за большими столами, ели, пили и громко говорили.

Окинув взглядом пыльный зал, я остановила взор на большом прилавке сбоку, за которым стоял бородатый усатый господин в белом переднике. Это, скорее всего, был или хозяин трактира, или главный над официантами, или как они тут назывались. Он неторопливо протирал стаканы, стоявшие перед ним, и важно оглядывал зал.

Сбоку у стойки находились несколько мужчин. Двое из них о чем-то спорили. Третий в шляпе-треуголке стоял молча, точнее, жадно пил из большого прозрачного бокала воду или что-то еще.

Я быстро приблизилась к хозяину заведения, не обращая внимания на мужчину в запыленной темной одежде и сапогах. Он, уже допив, с грохотом поставил пустой бокал на прилавок.

– День добрый, уважаемый, – как можно приветливее обратилась я к трактирщику, улыбаясь. – Вы бы не могли мне дать немного воды?

Бородатый хозяин заведения нахмурился и как-то странно посмотрел на меня.

Я же краем глаза отметила, что незнакомец в треуголке, стоявший в шаге от меня, после этой фразы резко обернулся ко мне.