Часть вторая

6

Такими были знакомство и первые встречи с Михаилом. После этого он стал бывать у нее в гостях по два-три раза в неделю. Иногда чаще. И звонить каждое утро, справляясь о том, как ей спалось и как у нее настроение. Постепенно она привыкла к нему настолько, что отсутствие в определенное время звонка или пропущенное посещение ее не просто нервировали, но воспринимались как ненормальность. Их встречи и звонки не носили характера влюбленности, его ухаживания были дружескими, но не настолько, чтобы он и она в полной мере открывали друг перед другом свои души. Впрочем, сначала иногда, а потом чаще у Михаила прорывались признания, что он любит ее, что она приятна ему. При этом Лилия принимала безразличный вид, воспринимая его слова как обыкновенную вежливость, не имеющую ничего общего с настоящей любовью. Они беседовали о разных и многих предметах. И о Хаюрдо – тоже. В этих разговорах Лилия стала уже более покладистой, а подчас близка к тому, чтобы поверить, что Хаюрдо жив и ныне. Ибо Михаил был настолько убедителен, что она не находила весомых доводов, которые могли бы напрочь опровергнуть его утверждения. А бесконечно тупо подсмеиваться и отнекиваться становилось уже неучтиво и оскорбительно для собеседника. Чувствуя ее настроение, он не отступался и говорил, что она должна безоговорочно поверить в долгую жизнь Хаюрдо для того, чтобы ей открылись тайны прошлого. Все было заманчиво, хотя она не разумела, зачем ей нужны секреты прошлого и как вера в долгую жизнь Хаюрдо может открыть ей эти тайны. А еще не постигала, как это может знать Михаил. Что за связь у него с Хаюрдо? С тем, кого сейчас не должно существовать. Если все – игра воображения, тогда понятно. А если нет? Тогда это точно где-то за гранью существующей реальности. В голове был полный бедлам. Лилия видела в Михаиле такую же тайну, как в Хаюрдо. Но не пыталась разгадать ее, потому что чувствовала, что вход в эти секреты для нее закрыт, что для этого не пришло время. А посему бесполезно ломиться в закрытую дверь. И, видимо, дверь эта будет закрыта до того момента, пока она не поверит в жизнь Хаюрдо. Оставаясь в одиночестве, она спрашивала себя: а может, отбросить все условности и согласиться с тем, что Хаюрдо живет поныне? Вот так просто взять и согласиться. Побоку современную науку и не искать никаких доказательств. Ведь она верит в то, что Бог существует, хотя никто никогда его не видел. Почему бы не поверить в существование Хаюрдо? Разумеется, он не Бог. Но ведь долго жить никто никому не запрещает. Конечно, это так, но, к сожалению, она с молоком матери всосала в себя уверенность, что человеку не дано жить так долго. И эта уверенность всякий раз, когда Лилия готова была уже сдаться, подводила ее к отрицанию долгой жизни художника. Вместе с тем мгновенно наплывали сомнения другого порядка: а почему не может быть исключения? Известно ведь, что во всяком правиле бывают исключения. И тут они вполне возможны. Даже закономерны, потому что жизни человеческие также подчинены своим законам. В минуты таких бесстрастных, но сумбурных размышлений она осознавала, что всеми людьми управляют высшие силы, а стало быть, у нее нет оснований сомневаться, что срок жизни Хаюрдо может быть определен ими как исключение из правил. Лилия не делилась своими раздумьями с Михаилом, но чувствовала, что тот ведает о них, как будто считывает ее мысли. Поначалу, когда Лилия осознала это, ей сильно не понравилась его способности проникать в ее мозг, но постепенно привыкла и перестала обращать внимание на подобное положение вещей. Сомнения в долгой жизни Хаюрдо продолжались до тех пор, пока, наконец, не наступило нечто вроде прозрения. Вдруг пришло на ум: а чего, собственно, она сопротивляется? Зачем выносить мозг тупым упрямством? Если Михаил втирает ей мозги, то это на его совести. И если она доверчиво отнесется к его утверждениям, это тоже на его совести. И пусть без всякой насмешки Хаюрдо в ее глазах станет живым, коль Михаилу так хочется. Пусть художник живет и продолжает рисовать свои картины. Одна из них в ее прихожей. Надо просто забыть о заключении эксперта, что это копия. И поверить в утверждение Михаила, что это кисть Хаюрдо. Талантливо написанный портрет, к которому она уже настолько привыкла, что не может себе представить прихожую без этой картины. И не только прихожую, но саму себя, и даже свою жизнь. А ведь не так давно все было иначе. Она не слышала о художнике, не знала Михаила. Но вот теперь станет ждать встречи с полным сил Хаюрдо. И не считать это игрой между нею и Михаилом, как недавно для себя определяла. Что она скажет художнику, когда они встретятся? Да очень просто. Пожелает долгих лет жизни. А вот что он ей скажет, она не представляла, хотя ей было это крайне любопытно. Итак, наконец Лилия окончательно определилась. И для этого ей совершенно не понадобилось, чтобы эксперт произвел экспертизу второй картины, которая была у Эльвиры. Он так порывался сделать ее, даже назначил время, но, услышав от Эльвиры, что во время его экспертизы хочет присутствовать Михаил, отказался приезжать к ней. Исчез с концами. Тогда это привело Лилию в замешательство. Думалось: что же все это значит? Михаил в тот миг только усмехнулся в ответ на ее вопрос и ничего не сказал. Теперь же, когда ею принято нелегкое, но окончательное решение, Михаил посмотрел на нее одобрительно. Было ясно: он рад, что она бесповоротно приняла мысль о ныне здравствующем Хаюрдо.

7

В этот день Михаил задержался у нее до вечера. Когда за окном потемнело от внезапно наплывших на небо туч и хлынувшего дождя, он распрощался и ушел. Она не задерживала, только, провожая, предложила свой зонт, чтобы Михаил не намок, но тот отказался. Лилия пожала плечами: мол, как хочешь. Затем, закрыв дверь, глянула на время. До ночи было неблизко, тем не менее она почему-то почувствовала странную усталость, ее сильно потянуло в сон. Сопротивляться такому желанию не стала – разобрала постель, легла. И сама не заметила, как уснула. А среди ночи как будто что-то ее толкнуло. Лилия вздрогнула, открыла глаза, прислушалась. За окном продолжал идти дождь, капли били по стеклам и ручьями стекали вниз. Ей почудилось, что сквозь эти звуки она уловила какой-то шелест за дверью спальни. И хотя точно знала, что в прихожей никого и ничего не может быть, Лилия все же решила выглянуть за дверь спальни. Откинув одеяло, спустила с кровати ноги, сунула ступни в тапочки и слегка потянулась. Появилось ощущение, что выспалась. В общем-то, не удивительно. Легла рано. Сколько можно спать? Она вообще была ранней птахой. Иногда лишь по выходным дням позволяла себе расслабиться и поваляться в постели несколько дольше обычного. Но и то не спала. Или чутко дремала, или погружалась в какие-нибудь мысли, закинув руки за голову. В прихожей опять что-то прошелестело, и по спальне как будто пробежал легкий ветерок. Лилия насторожилась, встала на ноги. Дверь открыла, прислушиваясь к тишине в квартире. Никаких шумов, кроме звука дождя за окном. В голове мелькнуло, что шелест в прихожей почудился. Откуда он может быть, когда в квартире, кроме нее, никого нет? И все же надо пройти, посмотреть. И тут, в ответ на ее мысли, над входной дверью резко зазвонил звонок. Она содрогнулась от неожиданности. Сердце заколотило. Кто бы это мог быть среди ночи? Замерла. Звонок повторился. Настойчиво и противно. Тихонько по ковровой дорожке, не включая свет, Лилия пробежала к двери. Посмотрела в глазок. За дверью на лестничной площадке горел яркий свет. И никого перед дверью. Неприятный холодок прошелся по коже. Она не отрывалась от глазка, ждала. Но напрасно. Никто на площадке не появился. Странно. Она подумала: не послышалось ли ей? Хотя вряд ли. Такое послышаться не может. Отстранилась от двери, прижалась к косяку, подумала: надо включить свет. Потянулась к выключателю, как вдруг снова пронзительно разорвал тишину звон над головой. Лилия дернулась и опять прильнула к глазку. Лестничная площадка по-прежнему пуста. А свет на ней словно стал еще ярче.

– Кто там? – подала голос девушка. На всякий случай. А вдруг кто-то отзовется? Но никто не отозвался. Отчего-то ей сразу сделалось страшно. Темнота в прихожей стала пугающей. Лилия стремительно нажала пальцем на выключатель сбоку от двери. Вспыхнула люстра под потолком. Девушка вновь припала к глазку. На этот раз свет на площадке показался тусклым. Но, как и недавно, перед дверью было пусто. Она долго прислушивалась, надеясь услышать чьи-нибудь шаги, но в подъезде стояла ночная тишина. Некоторое время она, взволнованная, не отходила от двери. Звонок молчал. Еще раз Лилия задала тот же вопрос в пустоту и, не получив ответа, вздохнула. Решив, что кто-то из жильцов подъезда просто побаловался среди ночи, сделала более глубокий вздох, успокаиваясь.

Затем, проверив закрыт ли замок, подергав за ручку дверь, отступила от нее, медленно развернулась и остолбенела. На стене не было картины. Не поверила собственным глазам. Как такое может быть? Куда делась картина? Внезапно ее насквозь пробило словно током. Ведь, проснувшись, она из спальни слышала какой-то шелест. Что это был за шорох? Девушка проворно метнулась к выключателям, включая свет во всей квартире. Затем кинулась к окнам, балконной двери, проверяя, закрыто ли все. Все было затворено, а картины на стене нет. Исчезла. Лилия смотрела на то место, где висело полотно, и ничего не могла сообразить. В голове не укладывалось, как и куда мог пропасть огромный холст. Ведь она одна в квартире, кроме нее – никого. И шорох, видимо, просто почудился. Все закрыто, все заперто. Никаких чужих следов. Заикаться о краже глупо. Мистика. Тело осыпало мелкой дрожью, как болезненной сыпью. В глазах застыл ужас. Мозг точно окостенел: ни одной мысли, даже самой тощенькой. Уши заложило, и сердце остановилось. И кажется, дождь за окном тоже остановился. Сколько длилось такое состояние у девушки, она не ведала. Не чувствовала не только ног под собой, но и всего тела. Точно она была не она, а что-то совершенно бессмысленное и пустое. Исчезновение картины как будто лишало девушку опоры и некой надежды на мечту. Шок раздавил. Первая мысль, которая появилась после того, как шоковое состояние стало таять, – немедля позвонить Михаилу. Сообщить о пропаже. Но тут же остановила себя. Какой смысл среди ночи поднимать его на ноги? Ведь ей нужна помощь, а чем он поможет? Сообщить можно и утром, и днем. А помощь? Какая помощь ей нужна сейчас? Разве кто-то способен сказать, куда делась картина? Тупик. Впрочем, можно звякнуть Эльвире – узнать, на месте ли ее холст. Как-никак, две картины, хоть и с разными портретами, но связаны между собой, как две подруги. А если утверждения Михаила верны… а они не могут быть неверны, потому что идут от Хаюрдо, две подруги связаны жизнями предков. Стало быть, все теперь стянуто в одну крепкую связку: предки, подруги, картины. Лилия кинулась в спальню за телефоном. Схватила его с тумбочки и набрала номер. Сонный голос Эльвиры выдал с хрипотцой:

– Чего тебе не спится? Ночь ведь.

– Твоя картина на месте? – без всяких объяснений огорошила Лилия.

– Какая картина? – не поняла Эльвира.

– Картина в прихожей, которую подвесил Леопольд. Твой портрет.

– Ты что, с ума сошла или шутишь? Разбудила среди ночи, чтобы спросить про картину?

– Я не шучу! – едва не до крика повысила голос Лилия. – Выгляни в прихожую, посмотри! – упорно не отставала.

– Ты точно чокнулась! Чего смотреть? Где же ей быть? Конечно на месте! – не хотела подниматься подруга. – Никуда я не стану выглядывать. Я сплю, – начала нервничать она.

– Моя пропала! – объявила Лилия.

– Куда пропала? – спросонья не соображала Эльвира.

– Да не куда, а вообще! Была, и нет. Стена пустая. Представляешь, картина со стены исчезла!

– Украли, что ли? – Похоже, мозг Эльвиры стал медленно включать извилины в работу. – Вызывай полицию. Сейчас воры знаешь какие крученые: подберут любые ключи, утащат – не услышишь.

– Вызову, конечно. А ты не ленись, проверь свою.

– Сейчас. Подожди. – Эльвира растолкала Леопольда, который посапывал рядом. Спал как убитый, даже не слышал, как звонил телефон, как проснулась она и разговаривала с Лилией. Впрочем, пришло ей в голову, делает вид, паразит, что не слышит, – хитро-мудрый карась! Недовольно хлестнула его по щеке напоследок и сползла с кровати. Он промычал что-то и повернулся на другой бок. Она босиком потопала к двери, держа возле уха включенный смартфон. Вышла в прихожую. В темноте отыскала выключатель, щелкнула им. И обмерла. Стена была голая. От картины следа не осталось. – Нету, – растерянно икнула себе под нос.

– Тоже пропала? – услышала ее икоту Лилия.

– Стена пустая, – пролепетала.

– Проверь квартиру.

– Я боюсь.

– Чего боишься?

– Боюсь, и все.

– А чего твой козел делает?

– Дрыхнет.

– Козлина! Дай ему пинка! Пусть встает!

Сорвавшись с места, Эльвира вернулась в спальню, включила свет и стала вновь тормошить Леопольда. Морщась от света, тот нехотя повернулся к ней лицом:

– Что еще?

– Мой портрет сперли! Нету на стене! Проверь квартиру! Воры!