Смерти Мишка делила по принципу «секс» – межчеловеческие отношения, «наркотики» – отношения человека с миром и «рок-н-ролл» – несчастный случай. Отсюда вырастали разнообразные гибриды, например наркотический секс – социально-политическое убийство, сексуальные наркотики – самоубийство на почве ревности и нарко-сексуальный рок-н-ролл – падение со сцены во время пропитанного экстази рейва. Серия вопросов указывала потенциальным исследователям на точки, интересовавшие Мишку: лицо девушки, личность фотографа, обстановку на фотографии и руки обоих персонажей.

Почти сразу написала ТИ-1, с которой Мишка познакомилась пару месяцев назад, когда расследовала сокрытие сексуального насилия в нескольких столичных школах. Дело было грязное, наказать преступников не удалось. Мишка чувствовала себя виноватой перед ТИ-1 и всегда внимательно читала ее сообщения, чаще всего бесполезные. В этот раз дело обстояло иначе.

«Телесный пластырь на локте», – написала ТИ-1. Мишка открыла фотографию и приблизила локоть девушки. Действительно, то, что она при осмотре приняла за пигментацию кожи или старый шрам, вполне могло оказаться пластырем. Следовало обратиться в полицию и запросить результаты посмертного осмотра тела. К сожалению, рассчитывать было не на что: под колесами поезда руку могло разорвать на мелкие кусочки. Тем не менее если девушку еще не похоронили, то можно было провести химический анализ и установить, принимала ли она внутривенно какие-то препараты.

От духоты в вагоне кружилась голова. Мишка поморгала, опустив телефон, и встретилась взглядом со стоящей у противоположной двери женщиной. Та безэмоционально разглядывала Мишкину макушку. Ее собственная голова была стянута платком, и выглядела женщина очень строго и серьезно. Мишка нахмурилась и отвела взгляд.

Из дома Соня вышла после того, как снова приняла душ и хорошенько накрасилась. Разбитая губа саднила, и скрыть ее было невозможно, но у Сони уже была готова версия событий. Никаких падений с лестницы – после сна она случайно ударилась о косяк двери. Любому из ее друзей это должно было все объяснить. Отходняк у Двоицы был такой, что еще хорошо, если отделаешься только разбитой губой. Это Соня уже привыкла, поэтому могла просто встать, пойти умыться. Другим приходилось долго ворочаться, пытаясь устаканить вращающуюся комнату.

Сейчас Соне необходимо было встретиться с Ваней и подготовить его к встрече с детективкой. Потом еще нужно было заехать в университет, договориться о том, чтобы, если там будут задавать вопросы, все отвечали, что она была на парах. Отношения с преподавателями и однокурсниками у Сони были отличные, ей всегда легко давалось общение.

После того как Вершик ее успокоил и помог отмыться, они вместе уселись за кухонный стол и стали придумывать, как поступить с этой Мишкой. Отменить встречу, конечно, было нельзя – это бы наверняка усилило подозрения. Необходимо было, наоборот, успокоить детективку, показать ей, что случилось недоразумение, а еще отвести ее внимание от себя и Вершика. Вершик Соне все объяснил, и она поняла, как глупо себя повела. Нельзя, никогда нельзя привлекать земных к своей жизни, кроме как если Бог и ты имеете над ними абсолютную власть. Про фотографию Соня не поняла, только потому что недавно проснулась. Если бы подумала чуть подольше, все бы встало на места.

Мишка задумалась и чуть не пропустила свою станцию. Ей в голову пришли бабушкины слова про то, что можно сдавать комнату, чтобы было на что жить. Бабушка не понимала, что, хотя Мишка никогда не просила денег за расследования, иногда ей все же переводили небольшие суммы на кошелек. Два года назад, после дела о похищенных картинах Артеньева, хозяин одного известного онлайн-магазина подарил Мишке полтора биткоина, стоивших тогда около тысячи долларов. Мишка ничего не понимала в криптовалюте и сразу же передала управление кошельком Никите, который с нарочитым постоянством извещал Мишку о растущей цене ее небольшого капитала. В начале лета Мишка продала биткоины и, поскольку ее жизнь стоила очень мало, до сих пор не нуждалась в денежной помощи.

Тем не менее представить себя живущей в бабушкиной квартире в одиночестве было сложно. Хоть в последние месяцы Мишка именно что жила в ней одна, квартира не казалась ей пустой – она будто замерла в ожидании хозяйки. Мишка знала: если бабушка умрет, это ощущение продержится недолго.

Когда Мишка поднималась по лестнице подземного перехода на станции «Китай-город», ей пришло сообщение от АС-2: «Я рад, что ты взялась за это дело. Катя была хорошая девочка».

«А ты сам-то встретишься со мной? Для дачи показаний?» – спросила Мишка.

«А что, приглашаешь? Я ее совсем не знал», – ответил АС-2.

«Но ты же знаешь эту Софью», – сказала Мишка.

«Да, она тоже хорошая. Давай встретимся на неделе, и я все про нее расскажу», – АС-2 отвечал быстрее, чем Мишка успевала осмыслить его предыдущий ответ.

«Хорошо», – написала Мишка и вышла из Лабиринта. Арт был обычно очень занят, и его сообщения, а особенно желание встретиться, были неожиданными. Мишка думала, что ей придется вылавливать его в толпе у выхода из шаболовского здания Вышки и потом долго уговаривать ответить хотя бы на самые простые вопросы, а он взял и написал сам. Рамина Брамм сказал бы, что такая приятная неожиданность может иметь пренеприятные последствия: когда свидетель сам хочет поделиться информацией, это чаще всего означает, что он собирается врать.

Мишка представила себе французского сыщика таким, каким изображали его рисунки в старом, еще советском издании «Стальных колец», – в черном плаще и клетчатых шароварах, делающих его похожим на Остапа Бендера, перебравшегося-таки из Ялты в Монте-Карло. На некоторых рисунках Рамина изображался в чалме, но, хотя в книгах довольно часто упоминалось его арабское происхождение, этот головной убор никогда не указывался, из чего Мишка делала разнообразные нелестные выводы о знакомстве художника с текстом и с арабской культурой. Нигилистически настроенный Рамина никогда не стал бы носить такой яркий признак этнической принадлежности. Ему вообще было свойственно проводить бо́льшую часть времени в шелковых халатах с нейтральными, часто абстрактными узорами.

Образ Рамины всегда поддерживал Мишку в трудные минуты.

«В конце реки всегда будет море, – как бы говорил сыщик. – И то, что сейчас тебя несет, без разбору кидая о камни, не значит, что так будет всегда».

«Как скажешь», – подумала Мишка. Эту же мысль можно было выразить и иначе: основные свойства любого страдания – это его иллюзорная конечность и беспросветная цикличность. Однажды река закончится и начнется море, которое, впрочем, при взгляде из космоса окажется такой же рекой.

«О некоторых берегах лучше и не знать», – сказал бы Рамина. Мишка увидела его всходящим по лесенке к мостику белой яхты, которая упиралась кормой в этот самый невидимый берег. По пряному запаху, горячему, но неяркому солнцу и возвышающемуся на горизонте куполу храма Святой Софии можно было предположить, что яхта пришвартовалась в стамбульском порту.

«Не знать о берегах и не видеть берегов – это не одно и то же», – ответила ему Мишка.

«Почему?» – Рамина склонился над пожелтевшей картой Атлантического океана. Мишка хорошо знала, что географией и историей Эсфирь Аир интересовалась мало, поэтому образ не показался ей странным.

«Потому что сложно жить иллюзией, в которую не веришь», – сказала Мишка. Она остановилась перед входной дверью и зашарила в кармане в поисках ключа.

«Подумай, было ли так всегда? Иллюзиям свойственно меняться, а жизни – нет. Если раньше тебе казалось, что море совсем близко, может быть, так и есть», – сказал Рамина.

«Ты запутался. И люди тоже меняются», – сказала Мишка.

Глава третья

Они молились всю ночь. Молились и репетировали показания. Потом Вершик лег спать, а Соня прошла на кухню и встала на колени перед маленькой иконкой, висевшей у окна, чтобы проговорить тайную молитву, над которой думала целый день:

Иисус Христос, Бог мой, прости мои прегрешения. Прости блуд и призри рабу свою, прельщенную мирским и земным, исшедшую далее дозволенного. Сохрани в здравии моего брата Вершика, моего духовника Адриана, друга моего Ивана. Прости ему его грешения. На Твое превеликое милосердие уповаю. Пусти меня в мир, позволь не служить больше в двоице. Даруй сладость воздержания и мирской жизни. Дай мне терпения, позволь помочь брату моему сохранить нашу миссию втайне, а после отпусти меня, и я всю жизнь буду служить Тебе, только сама. Я от Твоего Пути не отступаю и от власти Твоей не отрекаюсь и не отрекусь, но сил больше нет, нет больше терпения. Я наставлю Ивана, верну его в Веру. И других наставлю – только сама, Господи, Бог мой. И прости мне мою молитву. В Твоей власти тело и душа мои. Как Ты повелишь, так я и поступлю.

Мишка проснулась от того, что телефон, на ночь поставленный на зарядку, упал на пол. Видимо, в темноте она положила его слишком близко к краю тумбочки.

«Смотри», – написал АС-2. Он прислал Мишке ссылку на Лентач. Видимо, вибрация от этих сообщений и столкнула телефон с тумбочки.

Лентач опубликовал ссылку на твит американского агрегатора SMT: «Sofia Boutella confirmed as lead in the new adaptation of the critically acclaimed Esther Ayr novels about suave detective Rameena Bramm»^[6].

«Видишь, Рамина, людям свойственно меняться», – подумала Мишка, разглядывая фотографию французской актрисы. София Бутелла, о которой Мишка никогда раньше не слышала, отлично подходила на роль сыщицы. Интересно было только, постригут ли ей волосы короче или оставят до плеч.

АС-2 заметил, что она прочитала его сообщение, и написал: «Ну что? Тебе как?»

Сначала Мишка решила не отвечать – не хотелось начинать утро со споров об изменении пола любимого персонажа, – но потом ей пришло в голову, что АС-2 хочет сказать о чем-то еще, но не знает, как начать разговор. Она уже привыкла к его странному поведению и поэтому решила заранее простить возможные высказывания на тему голливудской погони за равенством полов.

«Мне нравится», – написала она.

«Мне, наверное, тоже», – ответил АС-2, подтверждая Мишкино предположение. Представить себе, что Арту может понравиться что-то даже столь отдаленно связанное с феминизмом было сложно.

«Встретимся сегодня?» – спросила Мишка. Все-таки она только проснулась и была не готова участвовать в долгих разговорах вокруг да около.

«Давай. Ты во сколько встречаешься с Соней?» – спросил АС-2. Мишка не удивилась тому, как быстро он узнал, что они с Софьей договорились о встрече. У Арта все всегда было схвачено.

Сверившись с перепиской с Софьей, Мишка написала: «В десять».

«На “Китай-городе”? Давай я подъеду к Дамбо к девяти тридцати, и мы быстро переговорим», – написал АС-2. Мишка посмотрела на время: часы показывали восемь пятнадцать. Ей нужно было десять минут, чтобы встать, еще десять минут на душ и пятнадцать на завтрак.

«Хорошо», – написала она, официально переводя АС-2 в разряд свидетелей. Она считала, что нельзя отказывать человеку, если он так стремится с тобой встретиться. АС-2 прислал смайлик – солнечные очки. Мишка не ответила, а вместо этого принялась за нелегкое дело пробуждения.

Она села в кровати, потянулась и включила в телефоне выпуск новостей, вышедший по московскому времени поздно ночью. Улыбчивый ведущий за несколько минут окончательно разбудил Мишку, и к сегменту о Софии Бутелла она уже встала и, подобрав с тумбочки телефон, пошла чистить зубы. Пятнадцать минут спустя она сидела за кухонным столом и резала докторскую колбасу бабушкиным ножом.