– Через пару лет после смерти матери Келлана Терри позвонил мне в четыре утра. Заявил, что не потянет воспитание ребенка. Он просто не был создан для родительских обязанностей. У него была дилемма – высадить Келлана у моего дома или отправить в школу-интернат. Я не был близок с Келланом – мы сводные братья, и между нами была разница более десяти лет, – но знал, что ему очень больно из-за случившегося с его мамой. Я только начинал учебу в ординатуре, безумно много работал. Но не мог позволить Терри бросить парня в каком-то модном колледже на севере штата. На следующий день я разорвал договор аренды своей квартиры, нашел дом на одну семью, который только мог себе позволить, и забрал Келлана. Наш донор спермы высадил его у моего дома по пути в Майами, где его ждала вечеринка с европейской моделью, которая пообещала отсосать ему за небольшую роль в одной из экранизаций по его книге. Спойлер: роль она не получила.

Его слова искромсали меня на источающие боль ленты, и мое тело сложилось, как оригами. Я попыталась скрыть кашель за глотком отвратительного кофе. Келлан этого не знал.

– Почему ты не объяснил это Келлану?

– Ложь причиняет боль. Правда убивает. Его бы уничтожила правда об отце.

– Если ты не хотел его воспитывать, почему же подал на установление полной опеки над Келланом?

Тейт уставился на меня так, словно у меня на голове была ваза с фруктами, и тогда до меня дошло.

Ну, конечно.

– Я этого не делал.

– Так мне сказал Келлан.

– Это сказал ему Терри, – если бы взглядом можно было убить, я бы покинула это место в мешке для трупов. Игра Тейта в гляделки не была шуткой. – Терри всегда умел отмазываться. Нет, если бы пришлось, я бы получил опеку. Так уж получилось, что Терри не проявлял никакого интереса к воспитанию Кела.

Я не могла знать, говорил ли он мне это для того, чтобы выжать как можно больше информации, или это правда от первого до последнего слова. Я знала, что Келлан не был лжецом. Но еще знала, что Келлан был подростком, который мучился от боли. Он смотрел на жизнь сквозь темные очки, испачканные последствиями того, что он был ребенком двух развращенных культурных икон.

– Келлан сказал, что ты отслеживал время, которое он проводил с Терри.

Я сжала губы, но моя обида на Тейта начала рассеиваться, как дым. Все, что он говорил, имело смысл. С чего бы молодой, амбициозный доктор, проходящий ординатуру, был так одержим желанием добиться опеки над своим сводным братом, которого едва знал? В этом не было никакого смысла.

– Келлан упоминал, что Терри давал ему таблетки? – глаза Тейта, в которых бурлил шторм, стали на оттенок темнее.

– Нет, не упоминал.

Он провел языком по нижним зубам.

– Да. Так я думал.

– В школе ходили слухи, что Келлан употреблял, – призналась я, – но мы никогда об этом не говорили. Я знала, что он обидится на меня, и не хотела терять его как друга.

– Он часто принимал таблетки. Каждый вечер после работы я первым делом совершал набеги на его комнату, ванную и кухню, чтобы найти заначку, а найденное спускал в канализацию. Я следил за его телефоном с помощью приложений и ездил к школе после двойной смены в больнице с налитыми кровью глазами, просто чтобы посмотреть, где он. Хуже всего то, что Терри ему помогал. Поняв, что Келлан отдает Терри деньги на обеды, я начал отправлять его в школу с едой в контейнере. Подумал, если у этого паразита не останется денежного стимула, он перестанет кормить своего сына таблетками. Чем больше я пытался помочь Келлану, тем сильнее он меня отталкивал.

Я не ожидала услышать такое. Узнать, как сильно Тейту было не все равно. Узнать, что это была не его вина. Я могла понять, почему Келлан хотел взвалить на него вину. Могла понять, что если тебя отвергает единственный родитель – это гораздо более горькая пилюля, чем ненависть к своему помешанному на контроле малознакомому сводному брату.

Он уставился на мою кружку, затем снова перевел взгляд на меня.

– Я дал ему все, что мог.

– Ты встречался с женщиной, которую он ненавидел, – огрызнулась я, наконец-то найдя брешь в его версии событий. – Он ненавидел Ханну.

– Я порвал с Ханной из-за Келлана, – Тейт оскалил зубы, дернувшись вперед, как будто я причинила ему физическую боль. Огонь в его глазах мог бы меня спалить. – Да и встречался с ней ради него, если уж на то пошло. В то время это казалось хорошей идеей. Медсестра. Милая, славная, заботливая. Южанка из большой семьи. С идеями типа одинаковых клетчатых пижам на Рождество и выпечки запеканок. Я думал, она сможет заменить никчемную мать Келлана, у которой случился передоз, пока Келлан спал в соседней комнате. Ты знала, что Келлан нашел свою мать, когда ему приснился кошмар? Он побежал в ее комнату и попытался разбудить ее. Она так и не открыла глаза.

Я рухнула навзничь и ущипнула себя за переносицу. Все в жизни Келлана подвели его. Его мать. Его отец. Его сводный брат. Я.

– Какое-то время Ханна пыталась, – объяснил Тейт. – Я думаю, она понимала, почему я держал ее рядом. Почему я выбрал ее. Она приложила все усилия, чтобы быть рядом с Келланом.

– Он представил мне другую версию. Келлан сказал, что Ханна была любопытной и занудной. Он всегда жаловался, что она пытается указывать ему, что делать, что носить, как себя вести.

Тейт скривил губы.

– Она чувствовала, как накаляется обстановка. Я начал терять терпение, поняв, что моя семья быстрого приготовления за целый год не дошла до готовности. Келлан не шел на контакт. Я был молод, у меня была новая работа, я тащил на себе крест – фамилию известного наркомана, и я воспитывал пятнадцатилетнего ребенка. Я был протухшим куском дерьма. И Келлан, и Ханна страдали. После того, как стало очевидно, что Келлан не собирается потеплеть к моей невесте, она сменила тактику.

– Военная школа, – я ущипнула себя за правую ногу, чтобы она не раскачивалась. Помню, как сильно ненавидела Ханну за то, что она предложила такое.

Челюсть Тейта дернулась.

– Он сказал тебе?

Я кивнула.

– Он был расстроен.

– Я не знал, что он знал. Она всегда поднимала этот вопрос, когда думала, что он не слышит. Это действовало мне на нервы. И хотя в то время мои отношения с Келланом были напряженными, я еще надеялся, что он одумается. Все поймет, когда вырастет. Когда Ханна начала настаивать на поступлении в военную школу, я с ней порвал.

Я посмотрела на свои колени.

– Он думал, что она бросила тебя, потому что ненавидела его. Жаль, что он не знал, как сильно ты о нем заботился. Он представил все совсем по-другому. Вот почему я подумала, что было бы неплохо ворваться в твой кабинет и хорошенько тебя унизить.

– Так вот что это было?

Улыбка в виде полумесяца украсила его губы. Я впервые увидела, как он по-настоящему улыбается, и на мгновение у меня перехватило дыхание. Он был так похож на озорного, очаровательного Келлана, и в то же время был совершенно другим человеком. Я хотела протянуть руку и прикоснуться к нему, но это было бы безумием.

– Я хотела, чтобы ты почувствовал себя неловко, – призналась я.

– Взаимно.

– Миссия выполнена, – я усмехнулась, вспомнив, как вызывающе он смотрел на меня, пока трахал Эллисон. – Извини, что помешала.

– Извини за… – он замолчал. Я знала, за что извинялся Тейт. За то, что смотрел мне в глаза, пока был в ней. – Как бы то ни было, я всегда ядовитый кусок дерьма, но в День святого Валентина мудак на уровень выше.

– Те дни тоже дались мне нелегко. Мир?

Я согнула пальцы, протянув ему мизинец. Тейт обхватил его своим. Мы смотрелись вместе довольно смешно, поскольку он был намного крупнее меня.

– Мир.

Тишина повисла между нами, образуя невидимую черту, которую, как я знала, нельзя пересекать. Теперь все говорили наши глаза. Что-то между нами произошло. Своего рода принятие. Я простила его за то, что он был придурком, а он простил меня за то, о чем даже не подозревал. Ужасные вещи.

За то, что не дала ему утешения, когда могла.

За то, что скрыла от него всю правду.

За то, что скармливала ему ложь, которую так хорошо научилась говорить самой себе.

– Он никогда не говорил тебе, что хочет это сделать, верно?

Тейт не спрашивал.

Он умолял.

Он хотел верить, что все произошло неожиданно. Что никто из нас не мог этого предугадать. Что он не проигнорировал яркие предупреждения. Совесть подсказывала мне, что еще один удар по его разбитой душе ничего не изменит, но трусливая правда заключалась в том, что я не хотела, чтобы он меня возненавидел. Тейт – то единственное, что осталось от Келлана, и я не могла смириться с мыслью, что он снова будет меня презирать.

Я покачала головой, но не произнесла вслух слово «нет».

Ложь номер один.

– Думаю, он бы не стал, – Тейт потер подбородок. – Могу задать личный вопрос?

– Наверное, да.

– Вы были друзьями или между вами было нечто большее?

– Просто друзьями.

Ложь номер два.

Это я посчитала наполовину ложью. Между нами случился только один поцелуй, но я предпочту не говорить о нем Тейту. Подростковая любовь приносит самую большую боль. Она показывает силу, которой могут уничтожить вас другие. Я не хотела, чтобы Тейт посмотрел на меня и увидел другого человека, который ударил Келлана молотком в сердце. Тем не менее, слова осели пеплом у меня во рту. Я не была лгуньей.

Но стала ей сейчас.

– Спасибо, что уделила мне время, – он хлопнул по колену. – Я ценю это.

Может быть, от извинений Тейта, а может, от нежелания возвращаться домой и снова видеть лицо Лии, испещренное шрамами, которые оставил на нем момент моего безрассудства… Но внезапно мне очень захотелось провести еще несколько часов с этим мужчиной. Ровно до тех пор, пока я не удостоверюсь, что с ним все в порядке.

– Как насчет того, чтобы сходить в бар дальше по кварталу? – предложила я, ощутив прилив жара к щекам.

– Как насчет того, чтобы я вызвал тебе такси? – парировал он, сверкнув той редкой улыбкой Маркетти, которая сводила женщин с ума. – Думаю, тебе уже давно пора спать.

Придурок.

– Мне двадцать два.

Хорошо. Двадцать два мне исполнилось недавно.

– И все же, как минимум, на шесть лет меньше необходимого, чтобы нас видели вместе на публике.

– Мы сейчас на публике…

– Кофе равно дружба. Алкоголь же приравнивается к оральному сексу, – невозмутимо произнес он.

Я поперхнулась тем отвратительным кофе и забрызгала колени. Тейт непринужденно уставился на меня, как будто люди реагировали так на него на ежедневной основе.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать четыре.

– Не такой уж старый.

– Нет. И все же… – он встал, втиснув свое идеальное тело в черное пальто.

Я вскочила, чувствуя, как от паники участился пульс. Наконец-то я поняла – своим присутствием Тейт дарил мне утешение. Заставлял почувствовать, будто я сейчас с Келланом. Фу. Это естественно, не так ли? Не то чтобы он мне нравился или что-то в этом роде. Нет.

Тейт машинально забрал свой телефон и бумажник.

– Спасибо тебе, Шарлотта Ричардс. До свидания.

Он уходил. Я не могла его отпустить, особенно после всего, что он мне рассказал. После того, как узнала, что он стольким пожертвовал ради Келлана. Я замельтешила, судорожно пытаясь найти причину, которая могла бы побудить его остаться. Которая облегчила бы его боль.

Потому что я тоже ее чувствовала. Каждый день я просыпалась, зная, что подвела Келлана, опоздав в тот день. Что я разрушила жизнь сестры, совершив колоссальную ошибку. Даже представить себе не могу, что чувствовал Тейт, просыпаясь каждое утро.

– Знаешь, это я написала письмо директору Бруксу. О Келлане, – крикнула я вслед, зная, чем только что рискнула. Зная, что если он призадумается, то поймет истинное значение этих слов, и моя ложь по поводу того, что Келлан никогда не рассказывал мне о своих планах, рассеется, как пыль.

Тейт остановился посреди шумного кафе. Огни Манхэттена в окнах освещали его худощавую фигуру. Он выглядел как падший ангел, что было полным безумием, потому что Тейт был крутым доктором, а я – простым помощником агента. Он мог бы найти множество других женщин, желающих его спасти.

По-прежнему стоя ко мне спиной, он спросил:

– Какой твой любимый напиток, Чарли?