Все установленные к настоящему моменту меры государственной политики – коллективные блага цивилизации, программы по переселению, ирригация и внедрение двойных урожаев – сыграли определённую, пусть и незначительную, роль в сокращении бедности. В то же время все эти начинания оказались в лучшем случае нейтральными по отношению к диспропорциям в доходах и собственности, а в случае с переселенческими программами и двойными урожаями они способствовали расширению пропасти между богатыми и бедными^[153]. Таким образом, их тоже можно квалифицировать как мягкие варианты. Едва ли стоит утверждать, что указанные диспропорции могли иметь непреднамеренный характер, потому что государство продолжало претворять их в жизнь и не предпринимало серьезных усилий, чтобы ликвидировать их воздействие. Ничего подобного! В действительности правящая партия не так давно приступила к реализации систематической политики, направленной на формирование прослойки, которую можно назвать состоятельной малайской «тепличной» буржуазией. Эта политика проводится под лозунгом расширения участия малайцев в современных секторах экономики. В рамках Третьего малайзийского пятилетнего плана (1976–1980 годы) около 1,5 млрд. ринггитов из расходов на торговлю и промышленность направлены на обучение и финансирование малайских предпринимателей, либо на прямые государственные инвестиции в корпорации, которые будут находиться в доверительном управлении малайцев. Другие параметры этой политики включают продажу малайцам акций частных компаний по льготным ставкам, резервирование за малайцами определенной доли государственных контрактов на строительство и различные поставки, а также гарантии предоставления лицензий на определенные виды деятельности преимущественно малайцам. Но сколь бы достойные обоснования для этой политики ни существовали в теории, остается мало сомнений в том, что на практике она оказалась золотым дном для малайцев, имеющих хорошие связи, и за очень короткое время спровоцировала уйму скандалов^[154]. Кроме того, эта политика стремительно породила малайский коммерческий класс, представители которого работают по специальным лицензиям в условиях защищенных рынков, получают займы с гарантиями из государственных кредитных фондов и продают товары или услуги – зачастую государству – по фиксированным ценам с гарантированной прибылью. В сельской местности приличное количество богатых крестьян воспользовались возможностью получить займы на таксомоторы, небольшие рисовые мельницы, грузовики, рыбные пруды, что позволило им стать тем самым новым «охраняемым видом» мелкой буржуазии. Поскольку бóльшая часть этого недавно возникшего класса поддерживаемых государством капиталистов связана с правящей партией и происходит из рядов тех, кто уже обеспечил своё благосостояние, характер традиционного классового раскола в сельской местности, в основе которого лежит владение землей, приобрел новое измерение, чреватое новыми возможностями для политического и экономического конфликта.

ОМНО представляет собой хорошо организованную и хорошо финансируемую политическую машину, генерирующую как индивидуальную, так и коллективную лесть, добирающуюся до каждой малайской деревни. После впечатляющей победы на выборах в 1978 году партия контролировала (самостоятельно или вместе со своими партнерами – немалайскими политическими движениями по коалиции Национального фронта (Барисон Насионал) правительства всех штатов на Малаккском полуострове и имела более четырех пятых мест в федеральном парламенте. В большинстве сельских районов ОМНО представляет собой доминирующую фракцию богатых крестьян (многие из них стали заниматься другими видами бизнеса) вместе с их родственниками и приспешниками и имеет поддержку множества мелких чиновников в указанной части страны.

ПАС (Партай Ислам) – основная оппозиция ОМНО среди этнических малайцев – сумела сохранить сильную поддержку среди этой части населения страны^[155], несмотря на то, что она не может предложить никаких материальных стимулов, которые обеспечивает контроль ОМНО над правительством. В задачи этого исследования не входит изучение партийной политики как таковой, однако отмечу, что сохранение политической оппозиции ПАС отражает популистскую амальгаму классового и этнорелигиозного протеста, заслуживающую краткого комментария. В сельской местности ПАС и ОМНО, конечно же, можно отчасти рассматривать как группировки, возникшие раньше партий. В частности, многие лидеры ПАС точно так же, как и их коллеги из ОМНО, являются богатыми землевладельцами и фермерами. Но поскольку лидеры ПАС редко обладали доступом к покровительству со стороны властей, у них с меньшей вероятностью имеются какие-то побочные бизнесы, требующие наличия политических связей. А для рядовых членов ПАС, как блестяще показал Клайв Кесслер, эта партия обладает привлекательностью, обусловленной сочетанием классовой проблематики (ПАС ставит вопросы о доходах и экономической безопасности малайских земледельцев, рыбаков и сборщиков каучука), этнических и религиозных вопросов (в повестке партии – уважение к правам и религиозным верованиям коренного населения) и, что не менее важно, более общей политической оппозиции государству и правящей партии, которая, как считается, утратила поддержку большей части малайского населения по обоим указанным направлениям^[156]. В отличие от ОМНО, организация ПАС представляется довольно неформальной. Партия в значительной степени опирается на популярных религиозных проповедников и их центры (пондок), которые обнаруживаются по всей сельской местности Малайзии и отличаются от официальных религиозных учреждений, которые, как правило, связаны с ОМНО. Понять потенциальные способы объединения, к примеру, классовых и религиозных вопросов можно, если обратить внимание на призывы, прозвучавшие из уст одного оратора ПАС во время дополнительных парламентских выборов в Кедахе (в городе Букит-Рая) в 1980 году, которые с небольшим перевесом выиграла ОМНО. Выступавший напомнил о банальной прибыли, на которую могли рассчитывать крестьяне от каждого мешка риса или сбора каучука, а затем задался вопросом о том, почему ОМНО выделяет огромные суммы денег на строительство китайских и индийских храмов. «Если цена каучука [за лист] составляет два ринггита, – продолжал оратор, – то власти берут тридцать центов налога, а посредник берет семьдесят центов… Политика правительства основана не на исламе, а на одной лишь собственности». Далее в речи этого представителя ПАС были упомянуты большие дома и «мерседесы» правительственных чиновников, а заодно и то, как они злоупотребляли Кораном ради собственной выгоды. «Они будут первыми, кто попадет в ад!» – добавил он. Именно так популистское понимание ислама, которое естественным образом распространяется на проблемы распределения доходов, занятости и другие классовые вопросы, равно как и на темы благочестия и религиозного права, выступает идеальной средой для политического протеста. Тот факт, то ПАС почти три десятилетия упорно противостоит правящей партии, позволяют предположить, что проблемы, лежащие в основе политической оппозиции, являются побочным продуктом модели развития Малайзии, и если в стране не начнутся гораздо более жесткие репрессии, то они и дальше будут находить институциональное выражение в той или иной форме.

Средний план: Кедах и программа ирригации долины реки Муда

Регион Муда, прилегающий к одноименной реке, по меньшей мере с XIV века является основным рисоводческим районом Малаккского полуострова. Основная часть деятельности по возделыванию риса осуществляется на территории примерно 500 квадратных миль аллювиальной равнины Кедал-Перлис с её обширными запасами плодородной, плотной и содержащей морскую глину почву (см. карту 2). В безупречно ясный день с вершины горы Гунунг-Джерай (пик Кедах) высотой в четыре тысячи футов [1200 метров], расположенной на южной оконечности этой равнины, можно увидеть всю рисовую равнину длиной 40 миль, западной границей которой выступает Малаккский пролив, а восточной – вклинивающиеся в неё предгорья Центрального хребта. Весь этот вид представляет собой одно гигантское рисовое поле, перемежаемое лишь поперечными линиями деревьев, за которыми чаще всего скрываются типичные для этого региона вытянутые в ряд деревни, а также более крупные городские агломерации наподобие столицы штата Алор-Сетара. Вид меняется в зависимости от того, на каком этапе в конкретный момент находится возделывание риса. В основной рисоводческий сезон, когда идут муссонные дожди, долина с затопленными рисовыми полями может показаться огромным мелким озером, почти сливающимся с расположенным сразу к западу от неё Малаккским проливом, а в другие промежутки времени – морем пёстрой зелени, просторным полем с золотистыми созревающими зёрнами, или огромной полосой сухой почвы и стерни, оставшейся после уборки урожая.

Политическая и социальная история долины реки Муда наложила отпечаток на сегодняшние классовые отношения на этой территории по меньшей мере двумя существенными способами. Во-первых, не следует забывать, что ещё немалую часть XX века местный социум формировали первопроходцы и пришлое население – иными словами, это было общество пограничья (frontier). Несмотря на то, что рис в этих краях выращивался с XIV века, значительная часть земель на равнине, прилегающей к реке, была расчищена, осушена и стала возделываться лишь недавно. Каким бы ни был процесс постоянного заселения этой территории, он был резко нарушен сиамским вторжением 1821 года, в результате которого из-за оттока жителей местное население сократилось примерно до 50 тысяч человек – в два раза в сравнении с его численностью до вторжения^[157]. Прежняя численность населения Кедаха восстановилась только к началу XX века, когда наступил относительно мирный период, а появление новых систем осушения земли способствовало значительной иммиграции. Именно в этот период (примерно 1880–1910 годы) были заселены многие деревни на равнине (в том числе и Седака), а земли для выращивания риса окончательно превратились в товар, который можно было покупать и продавать. Первоначально султан^[158] обычно жаловал земли для освоения и создания каналов своим приближенным приспешникам-аристократам, однако на их место быстро пришла более многочисленная «неаристократическая капиталистическая „коммерческая“ группа землевладельцев»^[159]. Значимость описанного сюжета, разворачивавшегося на этом малаккском пограничье, заключается попросту в том, что классовые различия в сельских районах Кедаха определяются вполне прямолинейно – как различия между богатыми и бедными, крупными и мелкими субъектами. В отличие от тех частей Юго-Восточной Азии, которые были заселены гораздо дольше и находились поблизости от монарших дворов, в Кедахе классовая картина не осложнена старинными феодальными различиями между хозяевами и крепостными, аристократами и плебеями^[160].

Карта 1. Зона реализации Программы ирригации долины реки Муда на карте полуостровной части Малайзии (отмечена косыми линиями)

Карта 2. Кедах и зона реализации Программы ирригации долины реки Муда (отмечена косыми прерывистыми линиями)