Снова в школе

Наталья Валентиновна вошла в класс и сразу увидела Димку. Он сидел на своём месте, низко склонив голову, и рассматривал что-то на карте.

Хлопнула дверь, и Димка поднял голову. Одну минуту они молча смотрели друг на друга.

Наталья Валентиновна заметила, что Димка немного похудел и глаза у него стали чуть-чуть взрослые. Она заложила руки за спину и прошлась между партами…

После звонка, когда ребята гурьбой собрались возле Димки, Наталья Валентиновна сказала:

– Иванов, пойдём, пожалуйста, со мной в учительскую.

Димка пошёл за Натальей Валентиновной и почему-то вспомнил маму, как он позавчера точно так же шёл за ней по заснежённой улице, и вспомнил Севера Ивановича. И подумал, хорошо или плохо, что на свете есть Север Иванович?

В учительской никого не было. Наталья Валентиновна обрадовалась этому, потому что она чувствовала какую-то неуверенность перед мальчиком.

– Так, – сказала она и провела рукой по волосам. – Сегодня ты можешь зайти к Михаилу Платоновичу. Он тебя ждёт. И потом… – Наталья Валентиновна покопалась в своём портфеле. – Вот возьми. Она протянула ему его дневник.

Димка не знал, что ему делать, и понуро сказал:

– Хорошо. Я зайду.

Он взял дневник и пошёл. Ему хотелось что-нибудь ещё сказать учительнице, он чувствовал себя виноватым перед ней. Димка остановился, но никаких слов не придумал и сказал:

– До свиданья, Наталья Валентиновна!

* * *

Димка шёл и думал, чем бы порадовать Михаила Платоновича. Он решил пойти в лес и принести ему свежих пихтовых веток. От них так хорошо пахнет морозом и лесом, а ведь Михаил Платонович давно уже не был в лесу.

И вот Димка перед дверями комнаты Михаила Платоновича. В руках у него здоровенные ветки пихты. Он медлит, потом осторожно стучит. И вдруг из-за дверей раздаётся не какой-нибудь слабый, болезненный голос, а громкий, так хорошо знакомый бас Михаила Платоновича:

– Да, да, войдите!

Михаил Платонович сидит на кровати. У него желтоватое, похудевшее лицо, но глаза весёлые.

– Димка! Наконец я, брат, тебя дождался. Ох, ты, я вижу, половину тайги приволок! Поправлюсь, даже погулять будет негде!

– Нет, я по всем правилам: что можно, то и обломал.

Михаил Платонович положил себе на грудь ветки пихты и дышал ими. Он молчал.

– Дядя Миша, а что я ещё принёс, смотрите. – И Димка вытащил ледышку. Она основательно подтаяла у него в кармане.

Михаил Платонович взял ледышку и увидел, что внутри вмёрзла лягушка.

– Иду я по лесу, пихтовые ветки подбираю, – рассказывал Димка, – вдруг под ноги мне льдинка попалась, а в середине – тёмное пятнышко. Взял в руки – лягушка. На свету каждая жилка видна, а лапки в стороны раскинуты, точно мороз её схватил в прыжке. Ловко квартирку зимнюю придумала.

Михаил Платонович внимательно слушал Димку, потом положил льдинку в блюдце, которое стояло на стуле у кровати, и вдруг решительно сказал:

– Нy-ка, помогай. Я ведь сегодня первый раз встаю. – И Михаил Платонович, поддерживаемый Димкой, сделал первый осторожный шаг.

Он тяжело опирался на Димкино плечо и, видно, сильно волновался. Ещё один шаг – и снова остановка. Потом сразу четыре шага. Михаил Платонович отнял руку от Димкиного плеча и облокотился на подоконник.

Михаил Платонович смотрит на заснежённую улицу, на чернеющие человеческие фигурки и следы на снегу. И ему делается жарко-жарко, он вдруг пугается, что не дойдёт до кровати.

– Извини, я лягу. А то разволновался. Увидел улицу, снег, людей и разволновался.

Но теперь-то мы с тобой ещё повоюем. Главное – живу.

«А как же может быть иначе?» думал Димка. Грустить – это он уже знал, терять дружбу тоже знал, но вот как не жить, этого он ещё не понимал.

Димка встал.

– Ну, я пошёл, Михаил Платонович.

– Иди, иди. Завтра приходи обязательно.

Дома он вытащил из портфеля свой дневник. Полистал его так, как будто это были совсем не его, а чужие записи. Не рассматривая, вырвал страницу, где была нарисована Наталья Валентиновна, и написал:

5 декабря

И совсем я не один на всём свете. И мама у меня, и Север Иванович, и Михаил Платонович, и Юрка Новиков, и все ребята в классе, и Наталья Валентиновна тоже.

А вот Гога один.

П. М. М.

Из биографии Вовки Курочкина

Началось всё с того, что Вера Васильчикова попала в комиссию, которой поручили составить программу концерта к родительскому дню.

Комиссия работала непрерывно, без отдыха, до самого обеда. Говорили сразу все: трещали девочки, вставляли острые слова мальчишки, а вожатый руководил спором.

Спорили долго, до хрипоты, и непонятно было, как члены комиссии понимают друг друга. Но они понимали, потому что вожатый неожиданно сказал:

– Ну вот, наконец программу утрясли.

Все облегчённо вздохнули.

Эх, жалко фотографа нет, а то бы щёлкнул нас на концерте, – заметил мальчишка, который сидел на подоконнике и болтал ногами.

– Вот бы здорово! Это идея! Молодец, Борис, хорошо придумал! – снова раздался разноголосый хор.

И тут послышался новый голос, который во всём этом споре не участвовал. Он был робкий и тоненький и принадлежал самой маленькой девочке. Когда она заговорила, то все уставились на неё.

– Я знаю одного фотографа…

– Подумаешь, я знаю целых десять, – перебил её Борис.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Он в нашем лагере. Это Вовка Курочкин из третьего отряда.

– Это такой вот шкетик? – засмеялся Борис.

– Он вовсе не шкетик! – вдруг обиделась девочка. – Я всю его биографию знаю.

Он… он… редкий человек. Настойчивый.

– Ну ладно, – примирительно сказал вожатый, – не будем ссориться. Между прочим, Борис, ты неправ. Ты же не знаешь Курочкина, а берёшь на голос. Васильчикова, приведи Курочкина.

Борис упёрся руками в подоконник и спрыгнул на пол.

– Поживём – увидим.

Ребята разбежались, и в комнате остался один вожатый.

Стало тихо. Но скоро под окном послышались приглушённые голоса. Это были Васильчикова и Курочкин.

– Не понимаю, почему ты не хочешь идти?! Ведь ты меня ставишь в неловкое положение.

– А кто тебе велел говорить про меня?

– А зачем ты хвастался, что будешь меня каждый день фотографировать? Я даже маме про это сказала.

Курочкин промолчал. Видимо, он колебался.

Но тут в окне показалась взлохмаченная голова вожатого:

– Ну, Курочкин, принимаешь предложение?

Вовка отчаянно покраснел и сказал робко:

– Можно попробовать, но если что не получится…

– Не скромничай, не скромничай!

Вовкин аппарат был древней конструкции, сильно потрёпанный от времени. Именно поэтому Вовка и колебался, когда Вера вела его к вожатому: вдруг аппарат не сработает.

Страсть фотографа всё же взяла верх над осторожностью, и он вытащил аппарат со дна чемодана.

С этой минуты Вовка Курочкин стал героем дня.

Утром он вытаскивал фотоаппарат, и вокруг него немедленно собиралась толпа любопытных. Даже Борис, чемпион лагеря по плаванию, считавший Вовку «шкетиком», и тот вежливо здоровался с Вовкой за руку. На концерте в родительский день Вовке уступали самые хорошие места, чтобы удобнее было фотографировать. После концерта ребята гурьбой проводили его до дверей давно заброшенной сторожки, на которой висела надпись:

ФОТОЛАБОРАТОРИЯ. НЕ ВХОДИТЬ!

Вовка скрылся в сторожке со строгой надписью, а ребята остались перед дверью ждать результатов.

Прошёл час, второй, а Вовка не выходил. Он сидел в тёмной лаборатории, плакал и смотрел в замочную скважину ждал, когда все уйдут. Выйти он не мог, потому что ни один снимок у него не получился.

Наконец у дверей осталась одна Васильчикова, и Вовка отважился появиться, её-то всё равно не переждёшь.

– Выдержка маленькая, ничего не отпечатаешь, – сказал Вовка безразличным тоном и посмотрел в сторону.

Вера ничего не ответила.

Скоро уже весь лагерь знал о Вовкиной неудаче.

– Настойчивый, редкий человек, – смеялся Борис. – Сапожник он, а не фотограф!

Кто теперь таким аппаратом снимает? В музей сдать его надо.

Курочкин сделал ещё две попытки спасти положение: во время спортивных состязаний и на прополке колхозного картофеля.

На этот раз у фотолаборатории ждала только Вера. Увидев Вовкино хмурое лицо, она попросила:

– Вовка, забрось аппарат, раз у тебя такая неудача.

Но Вовка ничего не ответил и ушёл. Несколько дней он ремонтировал свой аппарат, а потом перешёл на фотографирование неживой натуры – кустов и деревьев. Он часто уходил в лес, где никто ему не мешал.

Скоро в лагерной юмористической газете «Горчичник» появился рисунок, на котором был изображён Вовка Курочкин среди лесных зверей.

Вовка только усмехался – никто ведь не знал, что он уже добился кое-каких результатов. Он продолжал свои лесные прогулки.

Однажды он наткнулся на одинокую корову. Это была удача. Вовка уже давно мечтал снова перейти к работе над живой натурой.

«Только бы не убежала!» – подумал он и торопливо установил аппарат на треноге.

Как назло, в этот самый момент корова отвернулась от объектива и показала Вовке свой коровий хвост.

Вовка схватился за треногу, рысцой перебежал на новое место и снова поставил аппарат перед коровьей мордой.

Корова скучно посмотрела на Вовку и опять отвернулась.

Теперь Вовке то и дело приходилось перебегать с аппаратом с места на место. Он заискивающе улыбался, призывно чмокал, упрашивал корову стоять спокойно. Но перед объективом всякий раз оказывался коровий хвост или, в лучшем случае, бок.

Сильно припекало солнце. Вовка взмок и устал. После очередной неудачи он решил задобрить корову – сорвал несколько пучков травы, сунул к самой морде и погладил по шелковистой шее. Корове понравилась ласка, она призывно замычала и принялась жевать пучки травы.

Курочкин же на цыпочках вернулся к аппарату.

– Спокойно, – прошептал он, – снимаю! – И корова была сфотографирована.

– Вперёд! – крикнул Вовка, схватил треногу наперевес и помчался в лагерь.

Корова испуганно шарахнулась в сторону.

Вера застала Вовку, когда он уже печатал фотографию коровы.

– Ты всё носишься с этим, – она ткнула пальцем в аппарат, – а в лагере тревога.

В колхозе происшествие: пропала самая породистая корова. И все ребята идут её искать. А я тебя жду, жду. А что, если все уйдут и справятся без нас?

– Корову? – удивился Вовка. – Ищут корову? А какая она?

– Какая! – всплеснула руками Вера. – Обыкновенная, которая даёт молоко и бодается рогами.

Когда Вовка и Вера прибежали на линейку, там уже никого не было. Остались только вожатый, Борис и какая-то незнакомая девушка в пёстром сарафане.

– Привет фотографам! – Борис помахал рукой Вовке и Вере. – Как успехи?

– Тише, Борис, – сказал вожатый. – Курочкин и Васильчикова, вы почему опоздали на линейку?

– Мы, мы… Ай, я так хотела её найти! – И Вера разревелась.

– Васильчикова, как тебе не стыдно, здесь чужой человек из колхоза! – сказал вожатый.

– Да я всё лето ждала, чтобы случилось какое-нибудь происшествие, и прозевала!

– Курочкин, – сказал вожатый сурово, – это твоя вина. Вот до чего ты довёл девочку.

Вовка покраснел и сказал, обращаясь к незнакомой девушке:

– Ваша корова белая с чёрными пятнами?

– Верно, – ответила она. – А ты откуда знаешь?

– Я её только что видел.

– Во сне! – рассмеялся Борис.

Но Вовка уже пустился бежать. Скоро он вернулся и протянул девушке ещё мокрую, непросохшую фотографию, на которой красовалась корова.

– Она, Соловушка! – сказала девушка.

* * *

С того дня над Вовкиной неудачливой страстью перестали потешаться. А потом произошло такое, что навсегда укрепило за ним имя редкого человека.