После его слов все окончательно решили забыть о произошедшем. Однако Мэнгану стало интересно, кем был этот незнакомец, этот «Пьер Флей». Флей дал Гримо визитку, на которой было написано название театра. Мэнган его запомнил и на следующий день наведался туда якобы для того, чтобы написать заметку для газеты. Театр был расположен в Ист-Энде и оказался паршивеньким мюзик-холлом с дурной репутацией, где ежевечерне давали представления варьете. Мэнгану не хотелось случайно столкнуться с Флеем. Он завязал разговор со смотрителем сцены, который познакомил его с акробатом, выступавшим перед Флеем. Бог знает почему, этот акробат придумал себе псевдоним Великий Паяцци, хотя он, вообще-то, ирландец, причем весьма ушлый. Он-то и рассказал Мэнгану, что из себя представляет Флей в глазах артистов.

В театре за ним закрепилась кличка Блажной. Им мало что о нем известно: он ни с кем не разговаривает и быстро уходит после каждого выступления. Но что самое главное, он действительно хорош в своем деле. Акробат сказал, что он не понимает, почему на него до сих пор не вышел какой-нибудь уэст-эндский антрепренер. Объяснить это можно только тем, что сам Флей не особенно амбициозен. Его представление строится на трюках с исчезновением и появлением предметов, но в основном он работает именно с исчезновениями…

Хэдли снова презрительно фыркнул.

– Да не торопитесь вы с выводами. – Рэмпол продолжал стоять на своем. – Насколько я понял, это не привычные нам давно уже устаревшие фокусы. Мэнган рассказал мне, что Флей работает без ассистента и что весь его реквизит умещается в ящике размером с гроб. Если вы хоть что-то знаете о фокусниках, вы можете себе представить, какая гора вещей им обычно необходима. О, а еще, похоже, он зациклен на теме гробов. Великий Паяцци однажды спросил у него, чем вызван такой интерес. Флей резко обернулся, заставив его подпрыгнуть от неожиданности, и с широкой ухмылкой сказал: «Нас втроем однажды похоронили заживо. Только одному из нас удалось сбежать!» Паяцци поинтересовался: «Как же у вас получилось выбраться?» На что Флей спокойно ответил: «Все дело в том, что у меня не получилось. Я как раз был тем, кому выбраться не удалось».

Хэдли теребил мочку уха. Он разом посерьезнел.

– Послушайте, – сказал он с явной озабоченностью, – описанная вами ситуация, возможно, заслуживает гораздо больше внимания, чем я думал. По крайней мере, точно можно сказать, что этот малый сумасшедший. Если он затаил какую-то воображаемую обиду… Вы говорите, он иностранец? Я могу позвонить в Министерство внутренних дел, пусть его проверят. А потом, если он попытается причинить какие-то неприятности вашему другу…

– А он пытается причинить какие-то неприятности? – уточнил доктор Фелл.

Рэмпол поерзал:

– Каждое утро, начиная со среды, профессору Гримо приходят письма. Он, как правило, их молча рвет, но кто-то рассказал его дочери о случае в пабе, и она забеспокоилась. Наконец, вдобавок ко всему, вчера Гримо и сам начал вести себя странно.

– Это как? – Доктор Фелл убрал от лица руку, которой он до этого прикрывал глаза, и посмотрел на Рэмпола, моргая от яркого света.

– Вчера он позвонил Мэнгану и сказал: «Я хочу, чтобы в субботу вечером вы были у меня дома. Кое-кто угрожает нанести мне визит». Естественно, Мэнган тут же предложил обратиться в полицию, но Гримо даже слышать об этом не хотел. Тогда Мэнган ему сказал: «Ну подождите, сэр, этот приятель явно не в себе и может быть опасен. Разве вы не хотите предпринять какие-нибудь меры предосторожности?» На что профессор ему ответил: «Да! Конечно! Я хочу купить картину».

– Что, простите? – спросил Хэдли, выпрямившись.

– Картину на стену. Нет, я не шучу. Он вроде бы действительно ее купил. Какой-то пейзаж, довольно странный: деревья, надгробья; полотно оказалось чертовски большим, и его пришлось тащить наверх сразу двум рабочим. Я говорю «чертовски большим» наобум, потому что сам картину не видел. Ее написал художник по имени Барнаби, он один из членов клуба Гримо и криминалист-любитель… Да, вот такие у Гримо представления о самозащите.

Рэмпол повторил свои слова с нажимом специально для Хэдли, который опять на него странно посмотрел. Они оба повернулись к доктору Феллу. Пышная копна его волос была взлохмачена, он сидел, сложив руки на рукояти трости, и тяжело дышал. Заметив, что его реакции ждут, доктор Фелл кивнул, потом уставился в камин. Когда он заговорил, напряжение в комнате усилилось еще больше.

– Есть ли у вас адрес, мой дорогой? – спросил он бесцветным голосом. – Да? Хорошо. Хэдли, вам стоит пойти завести машину.

– Да, но… подождите…

– Когда предположительно ненормальный человек угрожает здоровому, вы можете обеспокоиться, а можете отмахнуться, – сказал доктор Фелл, снова кивая. – Однако, когда здравомыслящий человек начинает вести себя ненормально, уж я-то точно не могу не обеспокоиться. Возможно, это все ерунда. Но мне это не нравится. – Он с видимым усилием поднялся, покряхтывая. – Ну, вперед, Хэдли. Мы отправимся туда и посмотрим, что там да как, даже если уже поздно.

По узким улочкам Адельфи носился резкий кусачий ветер; снег прекратился. Теперь он эфемерным белым покровом лежал на террасе и садах на набережной Виктории. На ярко освещенном и пустынном в театральное время Стрэнде снег превратился в грязную кашу. Когда они повернули на Олдвич, на часах было пять минут одиннадцатого. Хэдли молча вел машину, отгородившись от всех поднятым воротником. Когда доктор Фелл рыкнул на него, призывая ехать побыстрее, Хэдли сначала посмотрел на Рэмпола, а потом на самого доктора, сидевшего сзади.

– Знаете что? Это одна сплошная чепуха, – не выдержал он. – И к нам эта история не имеет никакого отношения. Кроме того, если кто-то к нему и наведался, то сейчас его уже там, скорее всего, нет.

– Знаю, – ответил доктор Фелл. – Вот этого я и боюсь.

Машина вылетела на Саутгемптон-Роу. Хэдли то и дело нажимал на клаксон, словно давал выход своим эмоциям, но скорость прибавил. Эта улица была похожа на мрачный каньон, переходящий в еще более мрачный каньон Рассел-сквер. По западной стороне бежало несколько дорожек следов, следов колес было и того меньше. Если вам знакома телефонная будка на северном конце улицы, на которую можно выйти сразу же после того, как вы пересечете Кеппел-стрит, то вы видели и дом напротив нее, хотя велики шансы, что не обратили на него внимание. Рэмпол же внимательно разглядел простой широкий фасад этого трехэтажного здания: первый этаж был построен из каменных блоков, выкрашенных в серовато-коричневый цвет, верхние же этажи – из рыжего кирпича. Шесть ступенек вели к большой парадной двери с окантованной латунью прорезью для писем и латунной ручкой. Весь дом был погружен в темноту, только в двух окнах первого этажа горел свет, просачивавшийся сквозь занавески. На первый взгляд казалось, что это самый скучный дом в скучном районе. Но недолго ему оставалось быть таковым.

Занавеска была отодвинута в сторону. Одно из освещенных окон поднялось вверх с громким стуком как раз, когда они проезжали мимо. Некто вскарабкался на подоконник – его фигура четко вырисовывалась на фоне поскрипывающего ставня, – помедлил, а потом прыгнул. Ему удалось перемахнуть далеко за острые пики забора. Он приземлился на одну ногу, поскользнулся на снегу, и его вынесло за бордюр практически под колеса машины.

Хэдли ударил по тормозам. Машина только врезалась в бордюр, а он уже выскочил и подхватил человека под руки, прежде чем тот успел самостоятельно подняться на ноги. В свете фар Рэмпол разглядел знакомое лицо.

– Мэнган! – воскликнул он. – Какого черта!

На Мэнгане не было ни пальто, ни шляпы. Его глаза блестели, как сверкающий на свету снег, облепивший его руки и ладони.

– Кто это? – спросил он хрипло. – Я в порядке, не трогайте! Да отпустите же меня! – Мэнган вырвался от Хэдли и начал вытирать руки о пиджак. – Кто… Тед! Послушай. Возьми с собой кого-нибудь. Поторопись! Он нас запер – наверху кто-то выстрелил; мы только что услышали. Он нас всех запер, понимаешь…

Рэмпол посмотрел ему за спину и увидел в окне женский силуэт. Хэдли быстро прервал поток бессвязных слов:

– Притормозите. Кто вас запер?

– Он запер! Флей! Он все еще здесь. Мы услышали выстрел, но дверь была слишком толстой, чтобы ее взломать. Ну что же, вы идете?

Он уже взбегал по крыльцу, Хэдли и Рэмпол припустили за ним. Никто из них не ожидал, что дверь окажется незапертой, но она тут же распахнулась, стоило Мэнгану повернуть ручку. В прихожей с высоким потолком было темно, только в дальнем конце на столе горела лампа. У всех троих создалось впечатление, будто там кто-то стоял, смотрел на них – с лицом еще более гротескным, чем они представляли себе Пьера Флея; а потом Рэмпол разглядел, что это всего лишь японский доспех, увенчанный дьявольской маской. Мэнган поспешил к двери направо и повернул ключ, торчавший из замочной скважины. Дверь тут же распахнулась от движения изнутри – это была девушка, чей силуэт они увидели в окне, – но Мэнган не дал ей выйти, задержав ее вытянутой рукой. Сверху донесся громкий стук.

– Все в порядке, Бойд! – вскричал Рэмпол, чувствуя, как сердце уходит в пятки. – С нами суперинтендант Хэдли, я рассказывал тебе о нем. Где? Что происходит?

Мэнган указал в сторону лестницы:

– Поторопитесь. Я позабочусь о Розетте. Он все еще наверху. Он не может выбраться. Ради всего святого, будьте осторожны!

Он потянулся к громоздкому оружию на стене, а они ринулись наверх по устланной толстым ковром лестнице. На верхнем этаже было совсем темно, он казался нежилым. Однако из ниши над лестничным пролетом лился свет. Стук сменился серией глухих ударов.

– Доктор Гримо! – кричал кто-то. – Доктор Гримо, отвечайте же!

У Рэмпола не было времени оценить густую экзотическую атмосферу этого места. Он поспешил за Хэдли по второму лестничному пролету, пробежал под открытой аркой и оказался в широком коридоре, который шел поперек дома, а не вдоль. Стены здесь были обиты дубовыми панелями, на длинной стене этого вытянутого помещения, находящейся напротив лестницы, располагались три занавешенных окна, все шаги заглушал толстый черный ковер. На коротких сторонах этого прямоугольника имелись две двери, обращенные друг к другу. Дверь в дальней правой стене была распахнута, другая же дверь, находившаяся всего в нескольких метрах от лестницы, оставалась запертой, несмотря на то что в нее отчаянно стучал кулаками какой-то мужчина.

Заметив их появление, мужчина обернулся. И хотя в самом коридоре не было источников света, из полукруглой ниши над лестницей лился свет – он исходил из живота стоявшего там латунного Будды, – и они смогли все хорошенько рассмотреть. Так вот, в луче света стоял запыхавшийся невысокий человек, неопределенно жестикулируя. Копна волос на большой голове делала его похожим на гоблина, он уставился на пришедших и вскрикнул:

– Бойд? Дрэйман? Я спрашиваю, ты ли это? Кто здесь?

– Полиция, – сказал Хэдли, пройдя вперед и заставив коротышку отпрыгнуть в сторону.

– Туда не попасть, – сказал человечек, похрустывая костяшками. – Но нам надо как-то туда пробраться. Дверь заперта изнутри. И там кто-то один на один с Гримо. Был выстрел… Он не отвечает. Где мадам Дюмон? Приведите мадам Дюмон! Тот тип все еще там, зуб даю!

Хэдли резко обернулся:

– Хватит заниматься ерундой, лучше поищите щипцы. Ключ остался в замочной скважине, мы повернем его отсюда. Да, мне нужны щипцы. У вас они есть?

– Я… я не знаю, где они.

Хэдли посмотрел на Рэмпола:

– Сбегайте вниз, достаньте ящик с инструментами из моей машины. Он под задним сиденьем. Возьмите самые тонкие щипцы, которые найдете, а заодно можете прихватить несколько тяжелых гаечных ключей. Если этот тип вооружен…

Рэмпол повернулся и увидел, как из арки, тяжело дыша, появляется доктор Фелл. Доктор ничего не сказал, хотя лицо его было уже не таким красным. Рэмпол спустился вниз очень быстро, перепрыгивая через ступеньки, но ему показалось, что на поиск щипцов у него ушла целая вечность. Вернувшись в дом, он услышал, как из-за закрытой двери на первом этаже доносится голос Мэнгана и истерические причитания девушки.