– Петтис, а? – повторил доктор Фелл, поглаживая двойной подбородок. – Это, случайно, не тот Петтис, который коллекционирует истории о призраках и пишет эти замечательные предисловия? Хм, да, не могу не спросить. И как он во все это вписывается?

– Это я спрашиваю вас, как сюда вообще что-либо вписывается, – стоял на своем Хэдли. – Дела обстоят так. Я встречусь ним только в том случае, если ему действительно есть что сказать. Узнайте его адрес, будьте так любезны, и передайте ему, что я позвоню утром. Договорились? Спасибо. – Он повернулся к доктору Феллу. – А теперь рассказывайте о семи башнях и несуществующей стране.

Доктор подождал, пока Миллс уведет сержанта Беттса к дальней двери в противоположном конце коридора. Полную тишину нарушали только приглушенные голоса, доносящиеся из комнаты Гримо. Весь коридор до сих пор был освещен ярким желтым светом, льющимся со стороны большой арки над лестницей. Доктор Фелл немного похромал по коридору, внимательно осматриваясь. Его взгляд упал на три окна, обрамленные коричневыми занавесками. Он их задернул и проверил, чтобы никто не смог заглянуть снаружи. Потом Фелл кивком пригласил Хэдли и Рэмпола подойти к лестничной площадке.

– Летучка, – сказал он. – Я признаю, что, прежде чем мы перейдем к следующему свидетелю, нам не помешает сравнить наши наблюдения. Момент с семью башнями пока опустим. Я подойду к нему постепенно, прямо как Чайлд Роланд⁹⁸. Хэдли, те несколько бессвязных слов, которые мы услышали, могут оказаться самым важным ключом к разгадке. Пока что это единственное настоящее свидетельство, которое у нас имеется, потому что оно прозвучало из уст самой жертвы. Я имею в виду те несколько фраз, которые пробормотал Гримо перед потерей сознания. Очень надеюсь, что мы все их расслышали. Помните, вы спросили у него, не Флей ли в него выстрелил. Он покачал головой. Вы спросили у него, кто это сделал. Что он на это ответил? Я хочу, чтобы вы оба сказали, что вам послышалось.

Фелл посмотрел на Рэмпола. Воспоминания американца были смутными. Он отчетливо помнил некоторые слова, но не мог в точности воспроизвести все, что услышал, потому что для него все заслоняла яркая картина: залитая кровью грудь и судорожно дергающаяся шея.

– Мне кажется, первое, что он сказал, было «хворать», – помедлив, наконец ответил Рэмпол.

– Ничего подобного, – тут же оборвал его Хэдли. – Я все сразу записывал. Первым, что он сказал, было «Бат». Хотя я не очень-то понимаю, к чему…

– Давайте не будем спешить с выводами, – сказал доктор Фелл. – Ваша белиберда столь же бессмысленна, как и моя. Продолжайте, Тед.

– Я не готов поручиться за то, что запомнил, но… Потом я услышал, как он сказал «не самоубийство» и что-то вроде «он не мог использовать веревку». Потом он упомянул крышу, снегопад и лису. Последнее, что я помню, было очень похоже на «слишком много света». Но опять же, не могу поручиться, что вспомнил все в правильном порядке.

– Вы все напутали, хотя несколько слов и назвали верно, – снисходительно сказал Хэдли, сам он, правда, тоже выглядел не слишком уверенно. – Как бы то ни было, я вынужден признать, что и мои записи мало что проясняют. После слова «Бат» он сказал «соль и шах». Вы правы насчет веревки, хотя я ничего не слышал про самоубийство. «Крыша» и «снег» – тоже верно; потом он сказал «слишком много света», потом «был пистолет». Наконец, он упомянул лису, и его последними словами – я едва их расслышал из-за всей этой крови – было что-то в духе «я ни в чем не виню бедн…». На этом все.

– О боже! – простонал доктор Фелл, переводя взгляд с одного на другого. – Отвратительно. Джентльмены, я намеревался выступить перед вами триумфатором. Я собирался объяснить вам, что` он сказал. Однако я поражен впечатляющим размером ваших ушей. Я и половины всего этого не услышал, но осмелюсь сказать, что вы где-то недалеко от истины.

– Ну и какая ваша версия? – вопросил Хэдли.

Доктор потоптался на месте и сказал:

– Я расслышал только первые несколько слов. Если я прав, то смысл в них определенно есть. Но вот все остальное – сущий кошмар. У меня перед глазами так и проносятся видения, в которых чучело превращается в птицу и…

– Ликантропия? – предположил Рэмпол. – Кто-нибудь упоминал оборотней?

– Нет, никто, и давайте продолжим в том же духе! – рявкнул Хэдли, ударив ладонью по записной книжке. – Теперь нужно все упорядочить, Рэмпол. Для сравнения я запишу рядом все, что вы расслышали… Итак. Теперь у нас есть ваш список: «Хворать. Не самоубийство. Он не мог использовать веревку. Крыша. Снег. Чучело. Слишком много света».

И мой список: «Бат. Соль. Шах. Он не мог использовать веревку. Крыша. Снег. Слишком много света. Был пистолет. Не вините бедн…»

Вот и все. И вы, Фелл, из своего извечного упрямства больше всего уверены в том, в чем меньше всего смысла. Я еще могу подобрать какое-то объяснение, которое свяжет воедино последние несколько слов, но какого черта умирающий пытался дать нам подсказку, упоминая «Бат, соль и шах»?

Доктор Фелл уставился на свою почти потухшую сигару:

– Пф-ф, хм, да. Нам нужно бы это немного прояснить. Загадок и так хватает. Давайте начнем разбираться потихоньку… Для начала, мой дорогой, что произошло в этой комнате сразу после того, как в Гримо выстрелили?

– Да откуда же я знаю? Это я у вас спрашиваю. Если там не найдется никакого потайного хода…

– Нет-нет, я не спрашиваю у вас, как сработал трюк с исчезновением. Вы так одержимы этой загадкой, что забываете про все остальное. Для начала определим очевидные моменты, которые мы можем объяснить, – это будет нашей отправной точкой. Да. Так, а теперь подумаем, что именно произошло в комнате после того, как в него выстрелили? В первую очередь обратим внимание на то, что творится вокруг камина…

– Вы полагаете, что тот парень вскарабкался вверх по трубе?

– Я совершенно точно уверен, что этого он не делал, – раздраженно ответил доктор Фелл. – Дымоход такой узкий, что туда кулак с трудом протиснется. Сосредоточьтесь и подумайте. Сначала от камина отодвинули тяжелую кушетку; на спинке было очень много крови, словно Гримо на нее опирался. Каминный коврик либо перетащили, либо отбросили пинком в сторону – на нем тоже была кровь; стул, стоявший перед камином, тоже отбросили. Наконец, я нашел пятна крови на каминной плите и даже внутри самого очага. Все эти следы привели нас к груде горелой бумаги, которая почти потушила огонь.

А теперь обратим внимание на поведение верной мадам Дюмон. Вы заметили, как она, войдя в комнату, занервничала из-за камина? Она постоянно смотрела в его сторону и чуть не впала в истерику, когда заметила, что я им заинтересовался. Как вы помните, она даже совершила глупую оплошность, попросив нас разжечь огонь. Ведь ей сразу должно было быть понятно, что полиция не будет возиться с углем и растопкой прямо на месте преступления только ради того, чтобы свидетелю было комфортно давать показания. Нет-нет, мой мальчик. Кто-то там пытался сжечь либо письма, либо документы. И она хотела убедиться, что они уничтожены.

Хэдли тяжело вздохнул:

– Так, значит, она об этом знала? И вы все равно сказали, что поверили ей?

– Да. Я правда поверил и продолжаю верить ее истории – той части, в которой она рассказывала про визитера и преступление. А вот тому, что она рассказала про себя и Гримо, я совсем не верю… Еще раз подумайте о том, что произошло! Посторонний стреляет в Гримо. И Гримо, находясь в сознании, вместо того чтобы позвать на помощь, попытаться остановить убийцу, поднять шум или попросту открыть дверь не прекращающему стучать Миллсу, занимается чем-то другим. Он действительно что-то тут делал. Причем делал с таким ожесточенным усилием, что, согласно словам врача, у него порвалось легкое.

И я могу рассказать вам, чем он тут занимался. Он понимал, что его песенка спета и что скоро сюда явится полиция. У него на руках было предостаточно материалов, которые необходимо было уничтожить. Более того, это оказалось гораздо важнее, чем поимка убийцы или спасение собственной жизни. Он носился туда-сюда, возвращаясь к камину и сжигая все свидетельства. Вот поэтому кушетка оказалась на боку, каминный коврик – в стороне, а пятна крови – повсюду. Теперь-то вам понятнее?

В ярко освещенном гнетущем коридоре повисла тишина.

– А что с той женщиной? Дюмон? – угрюмо спросил Хэдли.

– Она, конечно же, об этом знала. Это был их общий секрет. Ну и так получилось, что она его любит.

– Если ваши догадки верны, он, должно быть, уничтожил что-то очень важное. – Хэдли в упор посмотрел на Фелла. – И как вы, черт побери, обо всем этом узнали? Что они вообще могли скрывать? Что заставляет вас думать, будто у них была какая-то опасная тайна?

Доктор Фелл прижал ладони к вискам и взъерошил копну волос.

– Думаю, мне есть что рассказать обо всем этом, – вымолвил он. – Хотя некоторые кусочки этого пазла вводят меня в ступор. Понимаете, дело в том, что Гримо и Дюмон такие же французы, как и мы с вами. Женщина с такими скулами, да еще выговаривающая все непроизносимые согласные точно не имеет никакого отношения к латинским народам. Но это не так важно. Они оба мадьяры. Гримо родом из Венгрии. Его настоящее имя Кароль, на французский манер Шарль, Гримо-Хорват. Возможно, его мать была француженкой. Он прибыл сюда из княжества Трансильвания, которое раньше входило в Венгерское королевство, но было аннексировано Румынией в конце Первой мировой. То ли в конце девяностых годов прошлого века, то ли в самом начале нашего Кароль Гримо-Хорват попал в тюрьму вместе с двумя своими братьями. Я вам разве не говорил, что у него было два брата? С одним мы еще не сталкивались, а вот второй теперь представляется Пьером Флеем.

Не знаю, уж какое преступление совершили три брата Хорват, но их всех отправили в тюрьму Зибентюрмен на работы в соляных шахтах близ Траджа в Карпатских горах. Судя по всему, Шарль сбежал. Следовательно, тем самым смертельно опасным «секретом» может быть тот факт, что он отбывал тюремное заключение или что он сбежал до конца срока. Венгерское королевство со всеми его государственными структурами перестало существовать. Высока вероятность, что он проделал со своими братьями какую-то дьявольскую нехорошую штуку; нечто ужасное, как-то связанное с тремя гробами и людьми, похороненными заживо. Если бы нечто подобное всплыло, его могли бы повесить даже в наше время… Это все, до чего мне пока удалось додуматься. У кого-нибудь есть спички?

Глава шестая
Семь башен

После рассказа доктора Фелла в коридоре воцарилась тишина. Хэдли, явно сердясь, бросил ему коробок со спичками.

– Вы шутите? – спросил суперинтендант. – Или это какая-то черная магия?

– Ничего подобного. Было бы неплохо, конечно. Три гроба! Черт побери, Хэдли! – Доктор Фелл постучал кулаками по вискам. – Хоть бы какой-то проблеск, хоть бы какая-то догадка посетила меня насчет них…

– Да вы уже здорово постарались. Вы что-то от нас утаивали? Как вы все это разузнали? Притормозите ненадолго. – Хэдли вновь заглянул в записную книжку. – «Хворать». «Бат». «Соль». «Шах». Иными словами, вы пытаетесь сказать, что на самом деле Гримо сказал «Хорват» и «соляная шахта»? Не будем торопиться. Если мы возьмем эти доводы за основу, нам предстоит еще долго гадать на кофейной гуще, чтобы подогнать к ним все остальные слова.

– Судя по вашей еле сдерживаемой ярости, вы со мной согласны, – сказал доктор Фелл. – Премного благодарен. Как вы проницательно заметили, умирающие обычно не говорят о соли и Бате. Если же на самом деле верна ваша версия, то мы все сразу можем расходиться по комнатам с мягкими стенами. Хэдли, он действительно это сказал. Я все хорошо расслышал. Вы просили его назвать имя, не так ли? Был ли это Флей? Нет. Кто тогда? И он ответил: «Хорват».

– И вы считаете, что это его собственное имя.