Всеволод Вишневский: Ленинград. Дневники военных лет. 2 ноября 1941 года – 31 декабря 1942 года

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Я сам еще не могу разобраться в своих ощущениях, рожденных войной, вернее – синтезировать их… Это и глубокая радость: велик, могуч русский народ; это и неизбежная горечь, рождаемая человеческими муками, страданиями; это – некий холод наблюдений.

В. В. Вишневский. 25 мая 1942 г.

2 ноября 1941 года.

(134-й день войны.)

Пристань, патрули, мягкая, свинцово-серая ночь, бульвар, Морской собор, запахи бензина. У кассы – голубой свет. Зимние неуклюжие фигуры людей, кашель, ожидания, табачный дым, очередь, ветер за дверьми, а на том берегу мерцание немецких ракет. Все уже привычно – быт! Народ наш не потерял душу, себя – он не нервозен, а неизменен, прост, силен, но еще (увы!) есть ряд старых недостатков.

Пассажирское судно… Темно… Летят искорки из трубы.

Вспомнил зиму 1918–1919 годов – Кронштадт, Нижний Новгород.

Молодость меня кидала куда попало, а сейчас все как-то знакомее, привычнее, но бешено интересно.

Теплота пассажирского салона, плач ребенка, чей-то храп. Идем мимо занятых немцами петергофско-стрельнинских берегов… Заснул… Сквозь сон – на Неве – орудийные выстрелы. Проснулся от громыхания якорной цепи. Пришли к семи утра.

Трамваем № 34 – на Каляеву.

О родной город! Утренний, огромный, трудовой, осадный. Желтые вспышки залпов; голубые искры у трамвайных проводов. Рассвет… С детства милые мне здания: вестники победы у Конногвардейского бульвара, Исаакий… На витринах деревянно-песочные щиты.

…Немцы сбрасывают на город листовки: «Отдохнем и возьмем в будущем году Ленинград и Москву». Ого! Сбавляете тон и темпы? Мы еще поговорим с вами в 1942 году!

Сообщили о статье Эренбурга. Судя по ней, бомбили городок писателей Переделкино. Но это только деталь. Москва стоит, бьется, контратакует.

К трем часам обед: кислая капуста, рыбный суп, хлеб, пиво, чай – «пиршество»!

Мне вручили телеграмму от С.К.^[1] от 29 октября. Не имеет долго от меня вестей, только «Правда» ей сообщает, что может.

Настроение у меня бодрое, приподнятое. Хорошо ощущать себя здоровым, чистым – помылся, переоделся, побрился… Поковырялся в своем чемодане. Это напомнило мне Москву, дом, семью – заботливо уложенные вещи, мелочи… (С.К.!)

Был в разведывательном отделе штаба КБФ. (Уютная старая гостиница на Знаменской.) Последняя информация: Геббельс вынужден признать перспективу затяжной войны и зимней борьбы.

Россия первая остановила Гитлера… Шведская пресса иронизирует над немцами. Очередные лживые немецкие сводки: «Артиллерийский обстрел военных объектов в Ленинграде». Ложь! Бьют как попало…

На Ладоге напряженная работа, перевозки, приготовления на берегу. Озеро замерзнет к декабрю. Тогда – ледовая трасса. По ней доставлять грузы будет труднее. Могут быть лыжные набеги и авиационные налеты.

Немцы стремятся к Тихвину.

На Юге Тимошенко обороняет Ростов. В Крыму немцы прорвались. На сегодняшний день фронт может быть таким: Мурманск – Ленинград – Кронштадт – Новгород – Клин – Московский фронт – Донбасс – Ростов. За зиму необходимо интенсивнейше укрепиться, развернуть оборонное производство!

Пять часов. Радио: наше наступление! (Кажется, прорван немецкий фронт.)

3 ноября 1941 года.

(135-й день войны.)

Сводка. Ожесточенные бои в Крыму.

Тихо… С громадным удовольствием прошелся по городу – Литейный, Фонтанка, Невский… Минутами забвение – будто нет войны.

Снег, мягко…

Достать Достоевского, Бальзака, Гамсуна.

…В городе «втихую» спекулируют: буханка хлеба 60 рублей, мешок картошки 300 рублей (!), килограмм масла 1200 рублей. Гады!

В общественных столовых кормят вареной кормовой свеклой, чечевицей (без жиров)…

Уже есть заболевания цингой, дистрофия…

К шести часам вечера – в Дом партактива. Там собрались агитаторы, делегаты на фронт, инструктора и пр. С огромным подъемом сделал доклад об Отечественной войне. Широко взял тему России, ее историю…

В 11 часов ушел. Потрясающая лунная ночь, – полная луна, легкий мороз, затемненный город, тишина…

Ленинград изумителен… Строг… Шел, впивая его…

4 ноября 1941 года.

(136-й день войны.)

Встал в 9.30 утра.

Сводка. Бои по всему фронту, особо ожесточенные в Крыму и у города Калинина.

Солнечный, чудный зимний день.

Еду на базу подводников. Беседа с командиром Мыльниковым. Записал рассказы о действиях подводных лодок.

На редкость подъемное настроение – опьяненность городом, солнечным зимним днем, Невой, великолепным видом кораблей, дворцами (на них уже первые следы разрушений).

У кораблей – женщины… Ждут мужей.

Встретил нескольких писателей… Ушло все это далеко… Есть освобожденность духа, мысли, отрешенность от былого «бытика», литературных ссор. Вновь я захвачен войной, рецидивом эпоса Гражданской войны!

Москва ждет нового удара немцев. Это, может быть, «подарок» к Октябрю? Напряжение сил, призывы. Повсеместно – упорные бои… Выдержать, товарищи!

Кавалерийский рейд Городовикова – на город Г. (Гжатск?).

Передовая «Правды» – бейте танки врага!

Противник продолжает нажим. Пока что имеет преимущество в танках. Все виды обороны против танков!

Работал над новым очерком для «Правды».

В одиннадцать вечера еду (по вызову) в Военный совет КБФ. Дали мне радиобюллетени и иностранные обзоры об СССР. – Немецкое сообщение о занятии Феодосии. США близки к вступлению в войну; Япония выжидает. Финляндия отказалась выйти из войны (в ответ на ультиматум США)…

Дать брошюру – «Что несет Гитлер крестьянству».

Сегодня было несколько воздушных тревог. Молодой летчик-истребитель сбил над Таврическим садом Ю-88. Ночной таран! Взят в плен девятнадцатилетний летчик, остальные разбились.

5 ноября 1941 года.

(137-й день войны.)

Спал… Тихо… Отдохнул… С утра слушал Москву – сильные помехи немцев…

Пятый день нет центральных газет. Телефонная связь с Москвой обрывается. Сведений о Союзе писателей мы не имеем.

Немцы опять жмут на Московском направлении: Можайское направление и пр. Опять трудные дни…

В 12 часов слушаю Москву: «Ожесточенные бои».

Налет советской авиации на Данциг, Кенигсберг и другие города.

Еду на «Полярную звезду». В 2 часа 15 минут – мой доклад… Было до ста пятидесяти политработников и командиров Подплава.

После доклада – в Военный совет. Обсуждаем текст обращения КБФ к Москве.

Когда мы вышли из Военного совета, недалеко от нас разорвался снаряд – слепящий блеск разрыва…

Трамвай полон. Вышли на углу Невского и Литейного. Прямые проспекты, вечерний сумрак, спешащая куда-то толпа, знакомые магазины букинистов… Каждый день в Ленинграде – острый, в темпе… Вся жизнь напряженная, боевая. Я пью ее, не отрываясь. О, мой чудесный город!..

Литейный, 18…

Сидим у матери Цехновицера и его сестры. В квартире темно.

Воздушная тревога… Разрывы бомб…

Беседуем с осиротевшей семьей…

Опять разрывы.

В Политуправлении встреча с летчиками. Зовут к себе в гости.

Устоять и, передохнув, взяться за зимнюю подготовку!

11 часов. Возвращаемся под звуки «Интернационала» (из радиорупоров) с Васильевского острова – домой.

Луна, облака… Высоко поднялись аэростаты заграждения. На Фонтанке пожар, много битого кирпича… Дымно… Воронки на набережной, воронки у Чернышевского моста. Четыре разрыва бомб! Близко…

В нашем доме вылетели стекла, и весь «уют» – к чертям!

Новая воздушная тревога. Люди идут вниз, а мы идем в наш «дот» – маленькую комнатку без окон, где темно и холодно. Перешли на «новый рубеж»…

Делимся впечатлениями довольно горячего дня. Поставили чайник… Пьем чай (хлеб с маслом – в ограниченном количестве).

Из каких-то домов во время бомбежки пускали красные ракеты: это работают диверсанты.

6 ноября 1941 года.

(138-й день войны.)

Ночь прошла тихо. С утра надо сдать материалы в редакцию «КБФ».

По карточкам – праздничная выдача: пол-литра вина, конфеты.

Поехал к разведчикам. Много интересного рассказал полковник Фрумкин.

Читал у них радиобюллетени. Москва упорно сопротивляется. Последние атаки немцев отбиты. Подходят резервы…

Немцы пишут о провале налетов английской авиации на Германию.

Немцы бросили на центральный Московский фронт до двадцати тысяч танков. Индустрия Германии (по ряду сведений) дает еще по шестьдесят самолетов в день. Это, я думаю, перекрывает их потери, но с кадрами у них все хуже.

Англичане, американцы и шведы пишут о великом сопротивлении СССР и полны уважения к нам.

Мне обещали устроить беседу с пленными немцами. Они многое не рассказывают, обычно ссылаются на «Befehl» (приказ).

Взяли одного снайпера («кукушка») – истощенный донельзя, не ел трое суток…

Надо допрашивать умно, чтобы пленные не ощущали повышенного интереса к ним…

Временами стрельба. Вчера бомбили центр города. Немцы нам это обещали в листовках. Сегодня, в канун праздника, надо ждать усиленных налетов. Против нас действует теперь эскадрилья «Гинденбург». Это до тридцати «юнкерсов», летчики хорошо одеты и снабжены. Это наши «старые знакомые» по августовским дням 1941 года. Мы им угробили уже много машин и людей, – в частности их командира.

Еду на Каляеву. Воздушные тревоги…

Немцы не смогут помешать нам встретить наш Октябрь!

Речь Сталина…

7 ноября 1941 года.

(139-й день войны.)

Едем на «Полярную звезду» к подводникам.

Ура Октябрю!

Федя Иванцов утопил к празднику сорок тысяч немецкого тоннажа!

Братский прием, по-русски душевно, тепло и ласково. Все – «на товсь^[2]»…

Город праздничный, флаги, гуляющие… Обстрелы не могут этому помешать. Реакция минимальная.

Я принимал друзей на Каляевой. На душе хорошо. Пришла открытка от С. К. Родная моя!

Три часа дня. На мотоцикле в город. Опять на «Полярную звезду». Вечером написал оптимистический очерк в «Правду».

Идет эвакуация Ханко.

Читал центральные газеты… Отклики на речь…

Снегопад, тихо.

8 ноября 1941 года.

(140-й день войны.)

Сижу дома. Тихо. Подготовляю дела – их груды.

Еду на мотоцикле в группу. Набережная Красного Флота, 8. Провел совещание: итоги с 29 октября по 8 ноября включительно. Дело идет. Пишем в Политуправление – отчет. Дал ряд указаний товарищам: подтягиваю организационную сторону.

Воздушная тревога (в пятом часу). Грохот… Работаем… Машинистка ушла в убежище. Удар был по центру: на Садовой три бомбы попали в Апраксин двор; пожар на Литейном.

Кончил работу в 6 часов 30 минут вечера, иду пешком через город на Каляеву.

Тихая ночь. Много рассказов о прошлом. Нина Кравец^[3] рассказывает о моем отце: «Он был веселым, общительным, любил работу. Всюду успевал: лекции, кино. Поспит после обеда и сейчас же дальше».

В последнее лето перед смертью он уехал в Сухуми, загорел, вернулся весь бронзовый, массивный. Схватил по возвращении воспаление легких и умер.

Батя, батя…

9 ноября 1941 года.

(141-й день войны.)

Москва по радио передала мой октябрьский очерк из «Правды» (7 ноября – о подводниках Балтики).

Едем на «Смольный»^[4]. Здесь выделяют добровольцев. На двадцать вакансий – сотни охотников. На «Смольном» на три места – шестьдесят человек. Это люди для прорыва.

Есть сведения, что жмут немцев на Северной дороге. Но они на десятки километров сняли рельсы и шпалы…

Ждут с моря подлодку Иванцова.