– Рассаживаю филодендрон. Каждый продам за несколько тысяч.

С любовью обозрела десяток, пока ещё маленьких, ростков. Через месяц можно будет начать продавать, если все будет хорошо.

– Смотри, что я привезла вам.

Это был бодик с шапочкой. Жёлтые. Все удивлялись, почему я не хочу узнавать пол ребёнка. А я хотела сюрприза. Удивления. А любить все равно, любого буду. Это мой ребёнок, у судьбы ворованный. Сама беременность сюрприз, почти три года лечилась от бесплодия, а тут одна ночь с бывшим и – две полоски.

Вечером, когда Катя уже уехала, я то и дело доставала боди посмотреть. Гладила кончиками пальцев. Мне не верилось, что скоро я надену его на своего ребёнка. Моего и Кирилла.

Об этом думать не стоило – он снился мне всю ночь. Казалось, что бегу за ним придерживая живот, в котором туго бьётся ребёнок, и догнать не могу. А он уходит прочь, не оборачиваясь.

Проснулась в слезах. Малыш изо всех сил боднул в сторону внутренних органов, охнула от боли.

– Тихо, – попросила я. – Потише, ночь же…

С улыбкой подумала о том, что через месяц полтора и ночами мне точно не до сна будет. Но ребёнок прислушался. Затих. Кажется – уснул. Я тоже забылась сном. Утром проснулась, проверила филодендрон, а малыш все так же тих. Приказала себе не паниковать, съела немного каши. Обычно, во время завтрака ребёнок всегда ерзал, сейчас – ничего.

Я всегда знала, что буду любить своё дитя, в каждый из дней своей беременности. Но только сейчас, пожалуй, осознала, что я уже его люблю. Сильно. Как никогда никого не любила. Паника затопила, я такси вызвала и поехала в свою поликлинику.

– Вы куда без очереди? – возмутилась дама.

– У меня ребёнок не шевелится, – растерянно сказала я. – С ночи…

У дверей в нетерпении стояло три женщины, но все расступились, пропуская меня. Я вошла, торопливо рассказала, что пугает, и на кушетку легла.

– Сердцебиение есть, – сказала врач и я едва не расплакалась. – Плаценту бы посмотреть, тридцать пять недель у нас… И узиста нет сегодня . Я тебя в перинатальный центр отправлю, там отличный специалист. Но без записи придётся платно, готова?

Я кивнула. Я все деньги, что были, с собой взяла. И все равно, что я на них жить планировала несколько месяцев. Ребёнок всего важнее. Доехала до центра. С лёгкой горечью вспомнила, что именно отсюда Кирилл давал интервью.

Вошла, показала документы и направление, оплатила приём и села в коридоре на лавку, из таких же беременных, как и я. Кто-то из них в бахилах, значит, как и я, приехал. Кто-то в тапочках, спустился сверху, тут рожать будет. Мне здесь рожать не по карману.

Глажу свой живот. Растолкать бы очередь и войти, да только все беременные, и у всех тревога в глазах. Ничего, успокоила я себя. Сердце бьётся. Всё будет хорошо.

– Всё говорят про эту лотерею, – сказала блондинка в халатике, которая была в очереди впереди меня. – Интересно, кому повезёт?

Блондинку я видела впервые в жизни, но она мне уже не нравилась. Лощеная вся, на меня просматривает брезгливо, словно недоумевая, как меня в такой хороший перинатальный центр пустили.

– Я думаю, все куплено, – отозвалась другая девушка.

Про лотерею и правда что-то говорили. Про ребёнка, который должен был родиться в строго определённое время, которое никто не разглашал. Говорили только – скоро. Я про лёгкие деньги не думала. У меня вон, десять филодендронов, если каждый по две тысячи продам, месяц можно будет жить. В мифические миллионы не верилось, но к разговору я, поневоле, прислушивалась.

– Проходите, – наконец пригласили меня.

Ноги трясутся. Ладони вспотели. Страшно. Второй уже за сегодня раз легла на кушетку, глаза закрыла.

– Всё у вас хорошо, – сказал мужчина узист. – Есть некоторые незначительные признаки старения плаценты, но в принципе, в пределах нормы.

– А ребёнок? – дрожащим голосом спросила я. – Как он?

– Здоровая малышка, – произнес не глядя на меня. – Низко уже, родится немного раньше срока. Но при склонности плаценты к старению, это даже хорошо.

Я поражённо замерла. Во первых, с ребёнком все хорошо. Во вторых – это, черт побери, девочка. Девочка это чудесно. Но сейчас я себя чувствовала так, словно у меня отобрали подарок, который я даже развернуть не успела. А беременность дело такое – первые месяцы меня мучил страшнейший токсикоз, а теперь вот излишняя склонность к перепадам настроения.

Я понимала – врач не виноват. Он сказал, что с ребёнком все хорошо, за одно это только его люблю. И не успела я предупредить, что пол знать не хочу, от страха все из головы вылетело.

Малышка толкнулась, словно говоря, ну, чего разнюнилась? Видишь, я живая, здоровая. А я не сдержалась и всхлипнула.

– Что то не так? – встревожился врач.

– Это я от радости, – отмахнулась я.

– Вам бы уже в роддом лечь, – сказал он вслед. – Вы родите раньше срока!

Лягу, кивнула я. Вот прослежу, чтобы противные пятна с листьев монстеры ушли, и сразу лягу. Из центра я ещё нормально вышла. Покорячилась, снимая бахилы с ног, одной все же сложно. Ещё и малышка, словно извиняясь, за то, что напугала, толкалась очень старательно.

– Девочка, – сказала я.

И заплакала. Дура, понимаю сама, а остановиться не могу. Слезы утерла. Надо как-то успокоиться. Перинатальный центр был в отличном районе, и различных кафе и ресторанов было множество. Прямо напротив уютная кофейня. Наверное, слишком дорого, но горячий чай мне сейчас просто необходим, и несколько минут покоя.

Я устроилась за столиком, громогласно высморкалась. Вздохнула поглубже, пытаясь унять слезы. Заказала чай с травами и кусок торта.

Потом опять вспомнила. Как фантазировала. Представляла себе волшебный момент знакомства со своим ребёнком. А теперь все не так будет! Ещё торт, зараза, такой дорогой!

– Девочка, – прошептала я. – Девочка.

Почти улыбнулась. А потом все мои беды вдруг отошли на второй план. В кофейню входил Кирилл Доронин, отец моей дочери.

Глава 4. Кирилл

Мысль о благотворительности засела в моей голове после давешнего разговора со старшей сестрой. Она давила, всячески пытаясь приблизить рождение возможных племянников, пыталась сводить с сомнительными девицами. Я не хотел жениться, не хотел детей. И странная аргументация – кому все оставить?

Тогда я сказал – отдам на благотворительность. Она обиделась. А я задумался, ну вот куча у меня денег, и с каждым днем становится все больше. Отель за прошедшие месяцы крепко встал на ноги и начал приносить доход. Помимо этого я имел множество удачных вложений. Я мог бы помочь кому нибудь. Помогла мне определиться статья в интернете. Младенцы. Никогда о них не думал, мне тридцать второй год только пошёл, единственная женщина, от которой хотелось бы детей осталась далеко в прошлом, и я, с переменным успехом, старался не думать о ней.

Так пути привели меня к перинатальному центру. Он давно стал элитным роддомом, и за право произвести ребёнка здесь следовало заплатить весьма круглую сумму. Но по-прежнему здесь проходили самые сложные роды. Здесь принимали недоношенных младенцев, с пороками развития, самые сложные беременности региона. Я купил хорошее оборудование в детскую реанимацию, и думал умыть на этом руки, но меня пригласил на беседу заведующий. Заинтересованный, я согласился.

– Недавно мы приняли пациентку с очень сложной беременностью. Обычно мы в таких случаях пытаемся пропихнуть их в благотворительные организации, но тут время жмёт, а помощь им будет нужна.

Так я познакомился с Ксюшей. Именно я с ней, а не она со мной. Она сидела и смотрела в окно. Её не интересовало ничего. Несколько дней назад она узнала, что у её ребёнка множественные пороки развития. Он даже родиться ещё не успел… Я говорил с ней, а она в окно смотрела. Перевожу взгляд на живот – большой, круглый.

Я приходил уже два раза. Оплатил консультации пары отличных специалистов, которые то пугали, то успокаивали. А Ксюша не реагировала. А сегодня у неё роды начались. Я приехал, хотя мало чем мог помочь, пожал руку её погасшему мужу в коридоре.

– Что она думает делать? – спросил я его.

– Я не знаю, – ответил он с отчаянием. – Просто не знаю.

Вышел из центра в самом отвратительном настроении. Постоял немного. Настроение самое отвратительное, а я то, по глупости, считал, что благотворительность будет приносить мне моральное удовлетворение, а не глухую тоску. Напротив центра здание симпатичной, пряничной почти, кофейни. Время обеда уже позади, я, надеясь, что сейчас там пусто, решительно пересёк дорогу. Мне нужна была одна чашка кофе и пара минут тишины.

Зал предсказуемо почти пуст. Сажусь у окна. Вид – на скверик. Но в голове у меня полно тяжёлых мыслей. Кто бы мог подумать, что судьба чужого ребёнка, который сейчас появляется на свет. В нескольких сотнях метрах отсюда, настолько меня затянет? Вспоминаю безысходность пустых глаз Ксении, понимаю – не все можно купить за деньги. Счастье то уж точно.

В кафе тихо. Заказ я сделал, достал телефон, быстро просмотрел новости и последние финансовые сводки. Так тихо, что вот кажется – сейчас поймаю умиротворение. Но нет. Тишина нарушается всхлипом. Приглушённым, но явственно слышным. Я поморщился недовольно, а всхлип повторился. И вот, как отвлекаться от горьких мыслей, если кто-то рядом рыдает? Мать твою, а.

Оглядел зал. Всхлипы доносились с одного из столиков недалеко от меня. Плакала явно девушка. Какая именно разглядеть не получалось – сидела спрятавшись за меню.

– У вас все хорошо? – подошла к тому столику официантка.

– Да, – раздалось невнятно.

– Можно забрать меню?

– Нет.

Официантка пожала плечами и отошла. Мне принесли кофе. Сейчас просто возьму, добью его и уеду из этого района, в котором сконцентрировано столько женского горя.

Девушка продолжала держать меню прямо перед собой. Я кофе пью, на неё смотрю. У неё рука видимо затекла, тяжёлое ламинированное меню покачнулось, я увидел кусочек бледной щеки, завиток тёмных волос. Вздрогнул. Дежавю? С другой стороны – мы в одном городе живём, рано или поздно это должно было случиться.

Я почти уверен – сидит и рыдает Полина. Сердце привычно резануло. Я сотни раз говорил себе – отпустило. Семь лет уже прошло, как расстались. А вот так увидишь случайно и изнутри все сжимает стискивает болью. Я выждал минуту, а потом поднялся и вместе со своим кофе перешёл за её столик.

– Привет, – сказал я, и меню из её рук выдернул, в сторону отложил. – Соскучилась?

– Нет, – едко ответила она.

Смотрю на неё жадно. Столько раз себе говорил, было и было, сплыло давно и быльем поросло, а каждый раз, как увижу словно на всю жизнь запомнить пытаюсь.

То, что я сейчас вижу, мне не нравится. Она и правда ревела, и ещё не успокоилась. В прошлом у нас разное было, но я не тешил себя мыслью, что плачет она из-за того, что меня вдруг увидела. И даже как-то гадко и горько стало вдруг осознать, что плакать она может по другому поводу.

– Что случилось?

– Ничего.

– Тебя Игнат обижает?

Она глаза закатила и не ответила. А я подумал – надо бы узнать. Если и правда, обижает, с землёй сровняю. Он права такого не имеет. Никто не имеет. Кроме меня…

– Не стоило тебе ко мне подходить, – покачала головой она. – Ты кофе уже допил, иди. Ты правильно сказал, у меня своя жизнь, у тебя своя, параллельные прямые, которые не пересекутся.

– Я сам решу. Почему ты плакала?

– Захотела и заплакала. Вот и все.

Я, после того, как мы расстались, долго ещё ловил себя на том, что многое хочу ей рассказать. От этого сложнее всего было вылечиться. Ей все было интересно. Улыбалась слушая, задерживала дыхание, сопереживала. Сейчас я бы рассказал ей про Ксению. Попросил совета.