В гостиной, куда она спустилась после душа, сидели мать и Джени. Взгляд племянницы ее насторожил: в нем читалась странная растерянность… потом мать повернула к ней голову, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. На столике перед ними лежала детская одежда размером с ладошку. Крохотная пелеринка из розовой шерсти. В нее можно было заворачиваться, как в манто, затягивая веревочки с такими же нежно-розовыми балаболками. Племянница виновато опустила глаза. Видимо, узнав о приезде тети, она купила на отложенные карманные деньги эту милую вещицу. С двоюродной сестрой они встречались редко, однако новость о том, что та ожидает малыша, скорее всего, взволновала и обрадовала Джени.

– Я только что узнала от Джени… Арым ждет ребенка? А свадьба?

Посыпались вопросы матери.

Повинуясь бессознательному порыву, словно во сне, она взяла в руки и прижала к груди это пушистое облачко из розовой шерсти, послав племяннице благодарную улыбку.

– Какая прелесть, Джени!

Она не стала говорить, что Арым носит под сердцем мальчика. В любом случае эта чудесная нежно-розовая накидка подойдет и маленькому крепышу. На лице у Джени смешалась вся гамма чувств, глазами она как будто говорила: «Прости, тетя, я не нарочно, и спасибо…» – а потом племянница в смятении вышла из гостиной.

– Арым ведь не замужем? – продолжился допрос.

– Да, не хочет, – коротко отозвалась она.

У матери вырвался вздох, в котором слились отчаянье, презрение и гнев. Плотнее закутываясь в атласный халат, больше напоминающий платье, туго завязанный темно-фиолетовым пояском, она продолжила изливать свое негодование. Мама смотрела на нее так же в тот день, когда, приехав в Корею на каникулы из Германии, она объявила ей о своем намерении выйти замуж за отца Арым.

– Что еще за новости? Что за гром среди ясного неба? Как ты себе представляешь это в Корее, там ведь тебе не Америка?

– В последнее время такое нередко случается и в Корее, а не только в США и Германии.

– Только вспомни, сколько шуму поднялось среди отцовской родни из-за твоего развода… В голове не укладывается – мать-одиночка… это в Корее-то… Ну есть же места, где монахини улаживают подобные вещи? Я что-то про них слышала… Там вроде помогают с усыновлением в семьи добропорядочных прихожан.

– Мама! – воскликнула она.

– Почему обязательно мать должна воспитывать ребенка? Младенца можно передать в нормальную верующую семью…

– Этот ребенок – дитя Арым и наша кровинушка. Бедствовать мы не бедствуем и физически здоровы, так зачем отдавать ребенка в чужие руки?

– И что, ты собираешься просто наблюдать со стороны, как она станет матерью-одиночкой?

– Мама, Дева Мария тоже была не замужем.

Конечно, ее немного пугало, что придется вступить в перепалку с матерью на повышенных тонах почти сразу же по приезде, но все же она решилась воззвать к ее вере. И мать буквально потеряла дар речи. Кусая губы, она хотела что-то возразить, но следующий аргумент лишил ее этой возможности.

– Иосиф был хорошим человеком, к тому же Бог показал ему сон, и потому он не оставил Марию, а от отца нашего ребенка ничего подобного ждать не приходится, поэтому Арым приняла самостоятельное решение рожать.

– При чем здесь Святая Дева Мария?! Окстись!.. Тебе следовало ее отговорить! – возмущенно запротестовала мать, чуть ли не срываясь на крик, но бойкости в голосе заметно поубавилось.

– Мама, Арым тридцать четыре. Ты в ее возрасте уже была матерью троих детей, – сдержанно возразила она и глубоко выдохнула, пытаясь справиться с подступившими эмоциями, чтобы ненароком не наговорить лишнего. Но не удержалась: – Кстати, о муже… Мама, ты сама-то была счастлива? Как ты повела себя с отцом, который после получения докторской степени не остался в Германии, а вернулся в Корею; с отцом, которого забрали лишь за то, что он не стал закрывать глаза на диктаторский режим и, протестуя, подписал петицию с требованием отмены казни Ким Джэгю, застрелившего диктатора Пак Чонхи; с отцом, который вернулся из застенков истекающий кровью и вконец искалеченный, был уволен из университета и из-за последствий пыток разболелся и слег?! Когда отца увели, ты ни разу за все то холодное лето нас нормально не покормила. А по возвращении, когда его подкосила неизлечимая хворь, разве не ты каждый божий день уходила из дому? Наняла за гроши какую-то приходящую бабульку, которая по утрам готовила для нас несъедобное варево… и мы вынуждены были перебиваться им целый день вместе с отцом, лежавшим в дальнем закутке квартиры. Ты постоянно возмущалась, мол, как все это ужасно, как невыносимо. Дескать, разве не самой популярной студенткой там, в Германии, ты была, тебя чаще других звали на вечеринки профессоров!!! Пока отец мучился от невыносимых непрекращающихся болей, ты без конца несла эту чушь, закидываясь снотворным и спя сутками напролет. И в итоге однажды ночью он умер в полнейшем одиночестве прямо подле тебя, беспробудно спавшей после очередной дозы снотворного. Когда я прибежала из соседней комнаты, отец уже отошел в мир иной. А ты в очередной раз запросто легла и заснула глубоким сном, наплевав с высокой колокольни на страдания отца. И его последний крик ты, мама, не услышала. Я такого брака для себя не желала. А теперь подобную жизнь ты навязываешь мне и даже моей дочери?!

Она умолкла. В голове вдруг отчетливо пронеслись мысли, что возникли у нее тогда, в восемнадцатилетнем возрасте, когда она провожала взглядом уходящую мать, которая, хлопнув дверью, оставляла за собой шлейф аромата духов.

«Я не хочу быть такой матерью, которая, словно тринадцатилетний подросток, вечно ноет и дезертирует, неустанно твердя: „Как же это все ужасно, как невыносимо!“ Я ни за что не стану такой, всегда и всем недовольной матерью…»

5

– Тетя, пора ехать! Бабушка, мы пошли!

Подняв глаза, она увидела сестру и Джени в куртках и с сумками в руках.

– Мама, мы поехали! Если пробок не будет, я быстро обернусь.

Не успели они сесть в машину, как Джени оживленно спросила:

– Музей естественной истории? В лобби перед динозавром?

– Да. А отсюда далеко?

На ее вопрос Джени заливисто рассмеялась.

– Нет, не очень. Ну и ну, тетя! Так, значит, сегодня у тебя свидание с первой любовью? Вот это романтика! Да еще и у динозавра в Музее естественной истории… И чья же это была идея? Скорей всего, твоя, тетя? Ты же у нас профессор литературы? Надо и мне в старости предложить своей первой любви встретиться там. И ничего, что после расставания уже пройдет куча лет… все равно не больше ведь, чем динозавру…

– А у тебя, Джени, уже была первая любовь? – спросила она, и сестра насмешливо фыркнула:

– А то! Уже пятая…

Не дав матери договорить, Джени пожаловалась:

– Думаю расставаться. Что-то не ахти… А если честно, тетя, то я ужасно скучаю по своему третьему…

На мгновение в машине повисла тишина, после чего они с сестрой, не сговариваясь, одновременно расхохотались.

– Чего-чего? По третьему, говоришь, скучаешь? – переспросила сестра.

– Ага. Мне кажется, его я любила по-настоящему, – со всей серьезностью ответила Джени.

Вволю посмеявшись, она сменила тему:

– Джени! Тяжко тебе балетом заниматься?

– Тяжко, – без промедления ответила племянница.

– Да уж, представляю… Ведь, стоя на кончиках пальцев, по сути, приходится бороться с силой притяжения, то есть с матушкой-природой, а может, даже и с самой собой…

– Тетя, на цыпочках танцевать не трудно. Самое сложное – замереть, стоя позади тех, кто танцует на сцене. Но наша преподавательница говорит, что неподвижное стояние – это тоже танец…

Высадив Джени перед балетной студией, машина миновала излюбленный корейцами район Флашинг и подъехала к мосту Квинсборо. Перед глазами вырос лес небоскребов Манхэттена, напоминающих гигантские деревья юрского периода.

– Ты все это время поддерживала с ним связь?

Местоимение «с ним» резануло уши. Хотя она и сама не знала, как его теперь называть. Во время их редкой переписки в Сети ей удавалось так или иначе избегать обращений.

– Надо же! Сегодня пятница, я думала, дорога будет забита, а пробок, на удивление, нет.

– Правда? Вот и хорошо!

– Через полчаса будем у Музея естественной истории. Ничего, что слишком рано приедем?

– Все в порядке, подожду внутри.

Когда они подъезжали к музею, дождь почти прекратился. Зато ветер усилился, а между высоченными зданиями сгустились хмурые тучи. Хоть календарь и показывал середину марта, но холод стоял по-настоящему зимний.

– Ну и погодка! С одеждой я явно не угадала… Одно название, что март… ни в какие ворота! А в Корее, говорят, слива зацвела…

– Да здесь вообще погода – отстой…

У сестры вырвался смешок – она, видимо, и сама от себя не ожидала, что произнесет жаргонное словечко.

– Так, значит, все эти годы вы общались? – повторила сестра вопрос, на этот раз не упомянув с кем, но и без того было понятно. Сестра тоже не знала, как его теперь называть.

– Не-ет… Совсем недавно каким-то чудом, гм… да, мы пересеклись именно что чудом. Я ведь только чуть больше года назад завела аккаунт в соцсети. И вот однажды какими-то обходными путями, через знакомых знакомых, нас и свела судьба. Моя соцсеть, говорят, изначально и была создана, чтобы восстанавливать старые утерянные связи… Так вот, как-то раз его имя и фото появились в разделе «Вы можете их знать». Сначала я даже не поверила своим глазам. Но знаешь, прошло столько лет, а лицо я сразу узнала. Пока раздумывала, как быть и стоит ли первой написать, он отправил мне запрос на добавление в друзья. Вот так все и произошло…

Кивнув, сестра снова спросила:

– Женат?

– Да.

От нее не укрылось, как у сестры вырвался еле слышный вздох.

– Чем занимается?

– Не знаю.

– Дети есть? Кто жена?

Она невольно усмехнулась.

– На его страничке видела, что детей четверо, а вот что касается жены… ну-у, скорей всего, женщина.

От этой не очень смешной шутки сестра звонко рассмеялась.

– Четверо детей? Вот это он расстарался! В голове не укладывается: как вы умудрились в современном-то мире потерять друг друга из виду? Причем оба – что ты, что он… Прям диву на вас даюсь…

– И не говори… Что правда, то правда!

Звучало по-идиотски. Но если подумать, она действительно ничегошеньки о нем не знала. И действительно, как можно, живя в нынешнем веке, пребывать в полном неведении о том, что сталось с интересующим тебя человеком? Лишь недавно – спасибо соцсети – она узнала, что живет он в Нью-Йорке и что любит кататься на велосипеде. Свою страничку он обновлял нечасто, но время от времени публиковал фотоотчеты о своих велосипедных вылазках. Иногда размещал снимки детей и внуков. Судя по постам, двое из его четверых сыновей, похоже, уже женаты и имеют своих детей. Ему же только-только перевалило за шестьдесят, – выходит, с внуками он опередил многих своих ровесников.

– Надо и мне найти этого товарища в интернете. Он, небось, там под своим крестным именем – Иосиф? Даже мне, тогда еще совсем девчонке, он казался ужасно симпатичным студентом-семинаристом!

Когда она вышла из машины, ветер бушевал не на шутку. Не успела она захлопнуть дверцу, как сестра, опустив стекло, крикнула:

– Держи, а то замерзнешь!

Сняв с шеи черный шерстяной шарф необъятных размеров, она бросила его в открытое окно. Его тут же подхватил мощный поток воздуха, мечущийся меж небоскребов, и ей, словно в погоне за воздушным змеем, пришлось даже немного пробежать, чтобы схватить беглеца. Она укуталась в шарф с головой и почувствовала, что ей стало очень тепло.

Сестра снова опустила стекло.

– Эй, девушка! Погуляй от души и не вздумай возвращаться рано! Поняла? Никаких рано, а только поздно, поздно и еще позднее!!!

Посмеявшись над своим многозначительным пожеланием, сестра тронулась с места.

Наручные часы показывали, что до назначенного времени оставалось двадцать минут.